Борис Федорович Поршнев Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах

Из сделанного обзора видно, что места встреч и наблюдений рассеяны чуть ли не по всему Памиру. “Гуль-биявана” невозможно приурочить к ограниченному району Памира, он появлялся в разные времена то тут, то там. Все же некоторую концентрацию наблюдений можно констатировать в отношении двух районов: 1) Южно-Аличурокого хребта, 2) верховьев Язгулема и окружающих мест.

Важно, что ни в этих районах, ни где-либо вообще на собственно Памире мы почти не встретили упоминаний о детенышах “снежного человека”, — единственным исключением является приведенное К.В. Станюковичем сообщение, относящееся к р. Западный Пшарт, сопровождавшееся, впрочем, предположением, что детеныш “подох наверно”. Гораздо более важным исключением является сообщение Б.М. Здорика, что в районах левых притоков р. Оби-Хипгоу, т.е. в Дарвазском хребте жителям известны целые семьи волосатых диких людей: самцы, самки, детеныши. Однако, включив в предшествующий обзор это упоминание, мы как раз нарушили принятые для начала географические рамки, а именно вышли в западном направлении за пределы собственно Памира (Горно-Бадахшанской АО). Теперь нам предстоит последовать за этим сигналом.

Горный Таджикистан, Узбекистан, Туркмения

Ознакомимся с имеющимися сведениями о наблюдениях диких человекоподобных существ на остальной территории Памиро-Алайской горной системы: со сведениями из лежащих за пределами Памира районов горного Таджикистана; из прилегающих горных районов Узбекистана в Туркмении; наконец, с территории Алайского хребта и Алайской долины, вводящих нас уже в границы Киргизской ССР.

По Дарвазскому хребту и хребту Петра Первого, лежащим непосредственно к западу от Памира, выше уже был приведен некоторый материал, например, сообщение геолога Б.М. Здорика. Из материалов, относящихся к южным склонам и отрогам хребта Петра Первого и к долине Обихингоу, приведем сообщения Малика Саидова, таджика, ныне работающего садоводом в Душанбе. В 1934 – 1937 гг. он работал райуполномоченным милиции в Товиль-Дарьинском районе. В 1935 г. один крестьянин из Сагир-Даштского (“Сурчиная долина”) сельсовета неоднократно подавал заявления, утверждая, что кто-то неуловимый не дает ему жить, выгоняет из кибитки — приводя разнообразные ночные эпизоды. В 1934 – 1936 гг. житель кишлака Чильдара Ахмат Холов несколько раз обращался за оружием, так как по пути от кишлака до комбината (около 1,5 км) ни он, ни кто не мог пройти ночью, не встретив “гула” (дикого человека), который приближался к путникам, хотя и не нападал. Малик Саидов для проверки ездил по этому пути вооруженный, но никого не встретил, — может быть, прибавляет он, потому что “гул” видел мое оружие. От жителей кишлака Чильдара, продолжает Малик Саидов, можно получить сколько угодно сведений о “гуле”. В частности, мой тесть рассказывал, что дважды в жизни он боролся о сильным вонючим “гулом”; а в 1954 г. его нашли убитым странным образом: со спины было вырвано мясо до печени. Но вот случай, свидетелем которого был сам Малик Саидов. В 1937 г. он был назначен начальником пионерлагеря на территории кишлака Пагола Товиль-Дарьинского района. В красивой арчевой долине в 3-х километрах от кишлака, ранее необитаемой, где сливаются три ручья, полные крупной форелью, которую легко ловить руками, были построены из хвороста летние помещения для детей. Однажды в лунную ночь дети закричали, что кто-то в них кидает мелкие камни; это продолжалось до утра. На другую ночь было то же, Малик Саидов, по его словам, лично видел как один мальчик получил ссадину на виске от попавшего камня. Мелкие камни очевидно бросались сквозь щели в хворостяных стенах, но снаружи никого заметить не удалось. На другую ночь один проезжий военнослужащий, попробовавший караулить вместе с начальником лагеря вне помещения, получил в голову более крупный брошенный кем-то камень. Следующей ночью караулили вызванные милиционеры, устроившие засаду, но камни снова падали на детей в помещение, а обнаружить никого не удалось. Пришлось лагерь свернуть. Местные жители объясняли, что камни кидают “гули”, обитающие в этой арчевой долине и не пускающие туда людей; их видели — то мужчин, то женщин, слышали их голоса вроде плача; иногда в одинокого путника они сзади бросали камни. В этой долине так никто и не живет, — заканчивает свое сообщение Малик Саидов (Записано 27 июня 1961 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Вот еще одна запись, относящаяся к близлежащему району. По словам таджика Хиджобатаха Нодирова, в пустынных и лесистых местах Вахио многие издавна встречали “гули-биёбона” (“дикого человека”). А лет 6 – 7 тому назад на перевале между Кара-тегином и Вахио (может быть у Чильдары) один знакомый Нодирова вместо с двумя спутниками встретил человекоподобное существо без одежды, покрытое короткой темной шерстью; существо это было ростом немного выше человека и издавало сильный неприятный запах (ИМ, II, №58, “а”). К Дарвазскому хребту и его отрогам относится ряд сообщений о встречах и наблюдениях “дикого человека”. По словам В.А. Ходунова, “как это ни удивительно, наибольшее количество рассказов о встречах с “дикими людьми” относится к району Кулябских гор, где, по-видимому, подобная встреча — далеко не редкость. При этом там также существует поверье, что человек, встретивший “алмасты” (“дикого человека”), если не погибнет в столкновении с ним, то уж обязательно умрет вслед за этим” (Из письма В.А. Ходунова от 23 ноября 1960 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Обратимся к данным, относящимся в Каратегинскому хребту. Со слов киргиза Абдулхамида Абдурахманова, 67 лет, записан рассказ его деда охотника Аллаёра. Дело происходило в Джиргатале — к востоку от Каратегинского хребта. Пятеро охотников отправились в горы за кииками и заночевали в лесу. Проснувшись от лая собак, охотники подбросили травы в костер и увидели на близком расстоянии “гуль-бо”, как называют в Джиргатале “гуль-биявана”. Это было громадное похожее на человека существо ростом почти в два метра (в 5 газов). Оно было все покрыто шерстью. От него исходил очень сильный и неприятный запах. “Гуль-бо” постоял немного, посмотрел на охотников и, когда ветер погнал на него дым и искры от зажженной травы, ушел, и слышно было, как он ломал сучья и кусты в лесу. Утром охотники видели и измерили его следы (ИМ, II, №58, “а”; ИМ, III, №106, “е”). К Оби-Гармскому району (Каратегин) относятся сведения упомянутого выше Малика Саидова, полученные им от покойного отца, безупречную честность которого рассказчик особенно подчеркивает. Охотясь в районе Оби-Гарма высоко в горах, отец убил козу, но не успел спуститься и заночевал в пещере. Он снял шкуру с козы, стал жарить мясо. Пещера находилась на крутом склоне, вниз от нее был обрыв метров па 100, но сверху ее склон был менее крут. Вдруг сверху посыпались камешки. Отец выглянул: головой вниз свисала женщина, с большими грудями, покрытая волосами темного цвета, более пушистыми, чем у коровы. Заметив выглянувшего отца, она подтянулась, но затем опустилась снова. Когда она спустилась до пояса, отец выстрелил ей между грудей, она покатилась вниз с обрыва, закричав внизу таким страшным голосом, что даже горы ответили. Отец не спал до утра, ожидая возможного появления других. Когда взошло солнце, он спустился вниз обрыва и нашел труп убитой. Это была настоящая женщина, только все тело ее было покрыто волосами, даже пальцы на руках и ногах; ногти длиннее, чем у человека; глаза близко посажены друг к другу. Шерсть была блестящая, длинная. Отец хотел было снять шкуру, но так как от женщины исходило зловонье, он не стал этого делать и ушел. Отец, предупреждавший своим рассказом начинавшего тогда охотиться сына о возможных случайностях охоты, называл эту женщину “гул”. Отец рассказал также случай, происшедший с его отцом, который всю жизнь был охотником, отличался большим ростом и силой. Жил дед тоже в Оби-Гармском районе. Однажды он ночью возвращался с мельницы, вез на ишаке муку, и в овраге его схватил “гул” — мужчина и они долго боролись. Домой к его жене пришел один ишак с мешком, но через два часа вернулся и муж: он задушил этого “гула” и бросил его труп на дороге. Утром никто не решался пройти по дороге мимо мертвого “гула”, все возвращались назад, пришлось деду снова самому пойти в то место и закопать убитого “гула” (Записано 27 июня 1961 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Двигаясь на запад, мы обнаруживаем сведения о “гуле” в Орджоникидзеабадском районе почти вплоть до самого г. Душанбе. Его якобы встречали охотники в горах, он похож на человека, покрыт шерстью, от него исходит очень сильный неприятный запах. Рассказывают, что в 1937 г. вблизи кишлаков Чукмайран, Тундара, Бедак (сельсовет Семигандж) в овраге жил “гул” (“гули-биёбон”), — похожее на человека существо, обросшее желтоватой шерстью, напоминающей верблюжью; говорят, что он водится там и сейчас. Таджик Абдугаффор Сабуров, 46 лет, инвалид Отечественной войны, в 1948 г. осенью был на охоте в районе Рамита, вблизи кишлака Канас. Днем в лесу на расстоянии 500 – 600 м увидел громадное человекообразное существо, обросшее шерстью, с крупными руками и ногами. Больше всего шерсти у него было на плечах, ляжках и груди; на голове тоже были длинные косматые волосы. От него донесся отвратительный запах. Сабуров также подтвердил, что и сейчас в ущелье (сае) возле кишлаков Бедак, Тундара и др. живет “гули-биёбон”.

Южнее, в районе Файзабада, жители рассказывают, что “гули” там якобы живут в многочисленных в этих местах пещерах, бродят по ночам и набрасываются на одиноких путников. В 1960 г. жители кишлака Канаски-Поён на р. Канас на вопрос В.А. Ходунова о “диком человеке” ответили, что зимой в окрестностях их кишлака бродит целое стадо “диких людей”, а однажды, в одну очень морозную зиму с глубокими топкими снегами, три “гуля” подошли к кишлаку и с жадностью пожирали отбросы на виду у жителей. В подтверждение они сослались и на то, что впадающая в Канас речка, на которой стоит этот кишлак, называется Дара-Алмасты; таким образом термины “гул” и” “алмасты” здесь отождествляется. Жители кишлака утверждали также, что “гули” живут на р. Ханако, сливающейся с р.Канас и образующей с ней р. Сорбо, а также на р. Сарда-и-Миёна, которая, сливаясь с р. Сорбо, в свою очередь образует с ней р. Кафирниган; в районе р. Сарда-и-Миёна чабаны якобы довольно часто видят “гулей” в заброшенных плодовых садах. Описывая внешность “диких людей”, жители верховий Кафирнигана кроме волосатости и большого роста отмечают еще непомерно большие глаза (может быть, глубокие глазницы?) и впечатление четырехпалости кисти рук, что, может быть, объясняется специфическим расположением большого пальца, плотно прилегающего к ладони. В.А. Ходунов не без основания выводит отсюда предположение, что жители верховий Кафирнигана достаточно часто видят “дикого человека” вблизи (Из письма В.А. Ходунова от 27 ноября 1960 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Если мы спустимся вниз по течению Вахша и Кафирнигана в юго-западную часть Таджикистана, мы снова встретим там и тут сведения об обитании “диких людей”. Симптоматичны древние узбекские названия некоторых мест: Явансу (приток Вахта), Яван (населенный пункт). В этих местах, как рассказывают, охотники и сегодня могут добыть “гула” (“явана”, “алмасты”). На Вахте, недалеко от поселка Вахш, как гласит одно сообщение, в прежние годы часто погибали люди. Они или исчезали вовсе, или погибших находили с перебитыми руками, с вывернутыми головами. “Наконец, двум пограничникам повезло, и они поймали огромную женщину “с пудовыми грудями”. Вслед за ней в пещере над рекой были пойманы два ее детеныша мужского пола. Все трое были покрыты редкими серо-желтыми волосами и сильно кричали, когда их связали” (Из записей В.А. Ходунова 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Много указаний относится к среднему и нижнему течению Кафирнигана. Даже далеко в Гиссарских горах на мои расспросы о “диком человеке” один старый таджик-мулла говорил, что “одами-явои” и “маймуны” преимущественно водились прежде в тугаях на Кафирнигане, также как и тигры (которые, кстати, сейчас на территории Таджикистана появляются изредка заходом только в заповеднике “Тигровая Балка”) (Полевой дневник Б.Ф. Поршнева, Гиссарский хребет, Таджикская. ССР, июль 1961 г.). В.А. Ходунов сделал в долине Кафирнигана и на хребте Бабатаг ряд интересных наблюдений, например, обнаружил груду сложенных панцырей черепах. Он же записал следующий рассказ Кинджа Олимова, таджика, 45 лет. Много лет назад, еще в молодости тот повстречался с “маймуном”. Встреча произошла в лесу в горах Бабатаг. “Маймун” был небольшого роста, около полутора метров, поросший мелким негустым волосом светлой окраски (это дает повод думать, что “маймун” — подросток “дикого человека”). Верхняя часть лица была скрыта прядями таких же светлых волос. Особенно поразили Олимова словно подкрашенные красные губы. При встрече “маймун” поднял вверх руки, затряс ими и стал сильно кричать (Из письма В.А. Ходунова от 16 мая 1961 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”). Это описание нервной реакции “дикого человека” при встрече с человеком заслуживает внимания, оно с физиологической точки зрения реалистично.

Вернемся к северо-западную часть Таджикистана. К северу от города Душанбе, в долине р. Варзоб, согласно показанию таджика-очевидца, в 1944 г. у самого селения неожиданно появились волосатые “дикие люди” (“гул-явои”) и с жадностью поедали поспевшие ягоды тутовника. Дело в том, объяснял таджик, что в том году выше в горах на ягоды тутовника был полный неурожай, диким людям нечего было есть и поэтому они спустились к селению с гор (ИМ, III, №107, “б”). Это сообщение привело нас уже на склоны Гиссарского хребта. Если мы двинемся по нему в западном направлении, мы окажемся в чрезвычайно любопытном районе, который, по сведениям, полученным Г.К. Синявским в 1930 г., до революции представлял собой что-то вроде своеобразного охраняемого питомника этих “яванов” или “одами-явои”. Их якобы охраняли и мало-помалу истребляли для медицинских и коммерческих нужд двора эмира Бухарского, которому этот заповедник принадлежал, а находился непосредственно под охраной Каратагского бека. Район этот расположен в междуречье рек Каратаг-дарья и Ширкенд-дарья, впадающих в Сурхан-дарью; долина Каратаг-дарья тянется в горы вплоть до перевала Мура, ведущего на оз. Искандер-куль. По рассказам узбеков-кочевников, все эти места некогда были недоступны для людей. Таджики жители кишлака Хакими говорили геологам, что долина Пашми-Кухна, богатая ореховыми лесами и водой, долго была лишена жителей, потому что “дикие волосатые люди с гор спускали каменные глыбы, бросали камни и заставили жителей покинуть эти места” (ИМ, III, №102, с. 68, 62). По сведениям Г.К. Синявского, молва приписывала этим самым жителям кишлака Хакими таинственные промыслы: они плавили железо из местной красной руды, а вместе с тем занимались вытопкой жира из пойманных “диких людей” для изготовления драгоценного целебного снадобья; они были одновременно и “хакими”, т.е. лекарями для окрестных горцев-таджиков, и поставщиками драгоценного медицинского средства для феодальной верхушки Средней Азии, которое с них взимал здесь специальный пристав Каратагского бека. Так рассказывают! Есть ли в этом доля правды?

К разным местам южных склонов Гиссарского хребта относится уже немалое число сделанных к настоящему времени записей. Так, Бадалу Худойкулову (узбек, 30 лет, работник садвинсовхоза), по его словам, известен ряд сообщений о встречах “дикого человека”. Например, Абдулла-джан, житель райцентра Гиссар, в 1943 г. лежа вечером в яме, сделанной им для ночевок в горах, был перепуган вышедшим к нему “диким человеком” (“ёбои-одам”). Он достигал 2,5 м в высоту, весь был покрыт черной шерстью. Абдулла-джан так испугался “дикого человека”, что не смог выстрелить, а тот, испугавшись в свою очередь, убежал в лес (Из записей В.А. Ходунова, 1950 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”.). Интересно, что и здесь, на южных склонах Гиссарского хребта имеется ущелье с названием Алмасты-дарья. Но последуем дальше на запад, к таинственному району, на который указывали информаторы Г.К. Синявскому, к долине реки Каратаг-дарья.

В среднем течении той реки с правой стороны среди боковых ущелий одно носит название Дузах-дара, т.е. “Адское ущелье”. Г.К. Синявскому указывали на это ущелье (а также на окрестности кишлака Хакими) как на место обитания “дэвов”, описание которых совпадало с “диким человеком”, и получения сырья для упомянутого лекарства “мумиё” (ИМ, III, №102, с. 62). Интересно, что на то же самое ущелье указывает совершенно независимо сообщение Б.М. Здорика. Его проводник Юсуф Якубов сообщил ему, что в глухом ущелье Дузах-дара однажды вечером к его костру подсел волосатый голый субъект. Очевидно тот же случай имеет в виду Б.М. Здорик, когда ниже пишет: “О встрече моего проводника Юсуфа Якубова с человекоподобным существом в урочище Ташкутан на водоразделе между реками Ширкенд-дарья и Каратаг-дарья вряд ли стоит писать подробно, так как описать это существо, даже через несколько часов после встречи с ним, Юсуф не смог. То немногое, что он рассказал о дэве, ничего не прибавляет к описаниям “йе-ти”, сделанным шерпами, хотя не отмечается конусообразности головы” (ИМ, IV, №130, с. 119, 126).

В июле 1961 г., заинтересованный данными, собранными Г.К. Синявским, Б.М. Здориком, В.А. Ходуновым, я совершил путешествие по долине реки Каратаг (совместно с зоологом С.А. Сайд-Алиевым и А.И. Казаковым). Высоко в горах вблизи перевала Калтаколь мы встретились с чабаном Шкуром Нучаевым (таджик, 57 лет, колхоз имени Ленина Гиссарского района). На мой вопрос, верно ли говорят, что в старину в этих местах водились “дикие люди” (“одами-явои), Нучаев ответил: они и сейчас водятся в ущелье Дузах-дара, где в средней части много недоступных боковых саев; там возможны и другие неизвестные животные. Чтобы увидеть “одами-явои” в Дузах-даре, — рекомендовал он, — надо залечь в каком-нибудь из этих густо заросших саев; наблюдения надо вести утром и вечером, так как днем в жаркое время “одами-явои” спит где-нибудь в тени. Если же хотят поймать “одами-явои”, добавил Нучаев, надо направить туда человек сто вооруженных людей, оцепить ущелье, прочесать его (Полевой дневник Б.Ф. Поршнева, Гиссарский хребет, Таджикская ССР, июль 1961г.). Нельзя не подчеркнуть полный реализм и трезвый расчет в этом рассуждении опытного охотника.

Мое путешествие было слишком коротким и рекогносцировочным по замыслу, чтобы осуществить эти рекомендации. Но и миновать ущелье Дузах-дара, я, конечно, не мог. Опытный проводник Тура Бобоев вывел нашу группу в верховья ущелья (к югу от кишлака Лабиджай), круто спускающегося на восток на протяжении 10 – 12 км до выхода в долину Каратаг-дарьи. Ущелье Дузах-дара — величественное, одетое суровым камнем, а по склонам и боковым саям — необычайно пышной растительностью. Здесь не ад, а поистине рай для животного мира: превеликое множество алычи, есть яблоки, шиповник, орех, миндаль, боярышник, ежевика, много “чухры” (кисличны, ревеня); в текущей по дну ущелья речке есть зеленые жабы, рыбки (форель?). Встречаем лежки кабанов, кал медведя. По словам Бобоева, здесь, в верхней части ущелья, водятся медведь, кабан, рысь, волк, куница, лисица, барсук, дикобраз. Спуск вниз по дну ущелья оказался крайне трудным в средней части и пришлось вернуться вверх. С водораздела были видны три-четыре боковых сая с правой стороны, покрытых такой густой и буйной растительностью, что пробраться сквозь неё без специальных средств практически немыслимо. Это короткое ознакомление с ландшафтом во всяком случае показало, что природные условия ущелья Дузах-дара не противоречат рассказам, они дают в высшей степени благоприятные экологические условия для стационарного обитания, в том числе, для зимовок “дикого человека”.

Поднимаясь выше по течению Каратаг-Дарья, мы окажемся в его узкой средней части, представляющей собой огражденную с двух сторон скалами и крутыми склонами теснину. В своем роде это тоже “адское ущелье”. В этой части долины Каратаг-дарьи весной 1960 г., еще до прогона стад на альпийские луга, В.А. Ходунов и А.И. Казаков наблюдали на пешеходной тропе следы, напоминавшие им “шиптоновский” след “снежного человека”, и сфотографировали их; к сожалению, снимки следов, на пыльной тропе по ясности далеки от “шиптоновских”. Суммируя наблюдения, сделанные в течение трех походов по этим местам, В.А. Ходунов полагает, что в данном районе в то время обитали четыре особи: “одна — с огромным следом, по-видимому, мужского пола, вторая со следом несколько меньшего размера, который, видимо, принадлежит женщине “дикого человека”, и, по всей видимости, два детеныша, судя по очень маленьким следам… Имеются и показания чабана Носыма Хидырова из кишлака Каратаг, который видел следы в этом районе, принадлежащие, по его мнению, “альбасты”” (Из письма В.А. Ходунова от 23 ноября 1960 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”).

По правой стороне долины Каратаг-дарьи, немного ниже кишлака Хакими, лежит долина реки Сарбин (Сармин); пройдя всю её, можно перевалить в долину Пашми-Кухна, о которой упоминалось выше. Во время ночевок в долине Сарбина В.И. Ходунов и А.И. Казаков отчетливо слышали доносившиеся со стороны истоков р. Сарбин странные крики неизвестных существ. Они различили два типа этих криков; крики начинались на закате солнца, ночью стихали и возобновлялись с рассветом. Источников крика, т.е. кричавших существ было 2 – 4, они перемещались; попытка подражения со стороны В.А. Ходунова вызвала ответы (эхо в этом месте отсутствует). Опрошенный чабан утверждал, что в снегу на вершине Захарго-горы, питающей р. Сарбин, он однажды видел растерзанный труп горного козла без головы, к которому вели следы босого человека — “одами-явои” (Из письма В.А. Ходунова от 23 ноября 1960 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”). Обследование мною ландшафта долины р. Сарбин оставило впечатление, что здесь нет особенно благоприятных экологических условий для такого существа: растительность не очень значительна, район отнюдь не изолирован от людей. Впрочем, встреченный помет медведя, обитание разных грызунов свидетельствуют все же о наличии здесь некоторой необходимой ему кормовой базы.

Что касается левой стороны долины Каратаг-дарьи, то здесь многие сведения тянут к кишлаку Арши и его окрестностям. Рассказывают, что жители этого кишлака специально занимаются поисками, ловлей и перепродажей в руки посредников “маймунов”.

Как уже отмечалось выше, сообщения о существах, обозначаемых словом “маймун” (обезьяна), позволяют предположить, что так часто называют детенышей и подростков “дикого человека”. Приведем несколько сведений. Один из старейших коммунистов Таджикистана, ныне персональный пенсионер т. Максутов (Душанбе) сообщил, что он помнит, как, вскоре после революции, один из жителей кишлака Каратаг принес с гор “маймуна”, который через некоторое время бежал и скрывался в окрестностях кишлака, в пещерах, вырытых жителями при добывании глины; однажды он до смерти перепугал пришедшего за глиной человека, прыгнув ему на спину (очень реалистичный штрих!). Позже он пропал, Зиадулло Рахимов (таджик, 34 лет, рабочий, житель кишлака Шахринау) рассказал, что в 1951 или 1953 г. на мосту вблизи Шахринау (мост на дороге Душанбе-Термез) он увидел группу людей, окруживших известного в Шахринау русского охотника Насадского, возвращавшегося вместе со своей собакой с охоты с гор. Подойдя поближе, он увидел, что люди рассматривают находившегося у Насадского в “базарной сумке” ребенка, напоминающего своими размерами человеческого ребенка нескольких недель отроду. Этот детеныш, кажется, мужского пола, не лежал, а сидел. Он часто моргал серыми глазами, не шевелился. Он был весь покрыт редкой рыжеватой или коричневой шерстью, за исключением кистей, ступней и головы (на голове волосы не особенно большие). Не было волос также на седалище. Пальцы рук и ног, как и лицо, как и безволосые уши удивительно напоминали человеческие, хотя пальцы на ногах показались длинноватыми. Рахимов подчеркивает, что существо это не было похоже на виденных им обезьян. Насадский тут же рассказывал, как существо это было поймано (то ли им самим, то ли его другом пчеловодом и охотником из кишлака Арши): четыре собаки, дрессированные на кабана, с лаем окружили большое гнездо под кустом, сложенное из веток, соломы и т.п., где находился этот детеныш. Рахимов не был лично знаком с Насадским, “но от его дочки, с которой он тогда учился в школе в одном классе, слышал, что пойманный “дикий человек” питался молоком, а также сырым мясом. По слухам, местные старики уговорили Насадского, что “дикий человек” приносит несчастье. Точно известно лишь, что он через некоторое время исчез” (Запись опросов Зиадулло Рахимова 21 сентября 1960 г. В.А. Ходуновым и 22 июля 1961г. Б.Ф. Поршневым. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Жители кишлака Каратаг Шарофат Саидова, Гафар Субханкулов и другие утверждают, что зимой 1959 г. охотник из их кишлака Зиадулло привозил из верховьев Каратаг-дарьи “маймуна”, которого ходили смотреть многие жители кишлака. Они говорят, с чужих слов, что вообще в Каратагской долине встреча с “маймуном” — дело довольно частое. Суммируя рассказы, можно отметить следующие черты, якобы отличающие “маймуна” от “одами-явои”, “алмасты”, “альбасты”, словом, от “дикого человека”. Более низкий рост; более светлая окраска шерсти; более редкий волосяной покров, заметный преимущественно на груди и почти отсутствующий на ягодицах; более частое использование четвероногого образа передвижения. Утверждают также, что “маймун” отличается от “дикого человека” по уму, т.е. умнее его. Кто-то якобы заметил у “маймуна” зачаток хвоста. Предполагается, что “маймуны” почти не спускаются в Каратагскую долину, но и не поднимаются высоко в горы, а остаются преимущественно на лесных склонах, где их обнаруживают в искусственно вырытых в грунте ямах, пещерах.

В июле 1960 г. В.А. Ходунов и Н.М. Садуллаева, проникнув в ущелье Янгоклик-дара (“Ореховое ущелье”) на левой стороне Каратагской долины, услышали невдалеке странные звуки, похожие одновременно на плач ребенка и на крик козленка; не придав этому особого значения, они ушли и лишь в соседнем ущелье, расспрашивая чабана Носыма Хидырова, услышали утверждение, что те крики издавал не козленок и не человеческий ребенок, а детеныш “маймун”, о каковых, по его словам, он не раз слышал от жителей кишлака Хакими и от чабанов. Он и сам однажды видел яму “маймуна” в ущелье Янгоклик-дара и слышал доносившийся оттуда плач детеныша (Из писем В.А. Ходунова от 23 ноября, 27 ноября 1960 и 16 мая 1961г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Летом 1961 г. во время упомянутого путешествия мы со спутниками навестили и ущелье Янгоклик-дара. Круто спускающееся ущелье довольно хорошо изолировано в верхней и в нижней части, мало посещается людьми. Увы, перед нашим прибытием дикая фауна все же была вспугнута. Боковые склоны ущелья очень богато покрыты растительностью, представляют превосходную кормовую базу; левый склон ѕ южной экспозиции. Судя по лежкам, калу и другим признакам, в ущелье обычно держится не малое число крупных зверей — медведи, кабаны, Опять наша рекогносцировка подтвердила наличие весьма благоприятных экологических условий в том самом микрорайоне, на который указывали устные сведения о “диком человеке”. Ничего большего она, разумеется, дать не могла.

Чуть выше по левой стороне Каратагской долины лежит ущелье Тимур-дара и находящееся в его средней части оз. Тимур-куль. На пыльной тропе идущей по берегу этого озера мы наблюдали множество звериных следов, часто перекрывающих друг друга, в том числе крупные следы медведя 26 см длиной. Мы заметили несколько следов как бы от босой человеческой ноги, из них только один имел более или менее полный контур; его длина 30 см, ширина самой широкой части, т.е. за пальцами, 15 см; нога правая, первый палец крупнее второго приблизительно в 1,5 раза и короче его на 5 – 7 мм, пятка суженная сравнительно с передней частью, но округлая; след сплошной (плоская стопа?). К сожалению, пыльный грунт и недостаточная четкость контура не дали возможности ни сделать гипсовую отливку, ни снять удовлетворительную фотографию (Полевой дневник Б.Ф. Поршнева, Гиссарский хребет, Таджикская. ССР, июль 1961).

Еще выше с левой стороны Каратагской долины находится долина реки Парьён, в верхней части которой лежит довольно большое завальное озеро Парьен-куль. К этой долине и этому озеру нас влек целый ряд имевшихся предварительных сообщений о “диком человеке”. Прибыв на место, я убедился, что они правдоподобнее, нежели могло казаться раньше. Рассказывали, что семья “диких людей” — мужчина, женщина и маленькие — живут на озере Парьён, их называли даже “одами-оби”, т.е. водяными людьми. Охотник Хикматулло из кишлака Кара-таг рассказывал; охотясь летом 1958 г., он дремал ночью у костра на берегу этого озера и неожиданно увидел выходящего из воды “одами-оби”; Хикматулло настолько испугался, что не сумел дотянуться до ружья; “одами-оби” постоял-постоял по колено в воде и снова ушел в темноту, в озеро (Из письма В.А. Ходунова от 23 ноября 1960 г. в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”). Народное поверье? Так думалось. Оказалось же, что весь левый берег озера совершенно недоступен для людей, как и вся левая сторона бурной речки Парьён на протяжении 8 – 10 км. Довольно большой район горной местности отрезан наверху грядой Парьёнских гор, не имеющей перевалов, внизу — не имеющей переправ и непосильной ни одному живому существу узкой стремниной. Если семья “диких людей” впрямь обитала в этом естественном заповеднике, они могли появляться на правобережье только летом, переплывая озеро в его нижней узкой части (не более 50 м). Приведенная сценка оказывается вполне реалистичной. Что представляет собою ландшафт этого естественного заповедника? Наверху –изумрудные альпийские луга, идеальное пастбище для горных козлов; ниже каменно-травянистые склоны, изобилующие норами сурков, еще ниже, в обширной пойменной части — богатейшая растительность: разнообразные деревья, много ореха, алычи, дикой яблони, буйные и густые травы со сказочно яркими цветами. Склоны гор — южной экспозиции. Семья “дикого человека” могла здесь найти пищу в течение круглого года. Ранней весной 1961 г. посетившие эти места А.И. Казаков и В.А. Ходунов обнаружили в месте стока речки из озера несколько застрявших на камнях деревьев и по ним перебрались на этот заповедный правый берег, там были замечены следы босой человеческой ноги, шедшие к воде, а от воды отходившие в другом направлении.

В летние месяцы “дикие люди” могли не только переходить на правую сторону, они могли спускаться и ниже по долине, даже пытаться отпугивать людей на этих далеких подступах к своему местожительству, как это неоднократно описано в сообщениях из других географических областей. Принятие такой гипотезы пролило бы свет на следующие два личных наблюдения А.И. Казакова и В.А. Ходунова в этой долине. 1 мая 1960 г., около 5 часов вечера во время привала, они услышали удивительно громкий крик со стороны Парьёнских гор и вскоре увидели показавшееся из-за одной белой вершины животное, шедшее на двух ногах. Разглядеть его очертания точнее было трудно, на фоне снега оно выглядело черным. “Несколько мгновений оно стояло неподвижно, затем опустившись на четыре конечности быстро проскакало к вершине и там, снова встав на задние лапы, пересекло гору и скрылось на противоположной стороне гребня… Все это событие продолжалось в течение 5 – 6 минут”. Другой случай произошел во время ночевки с 28 на 29 октября 1960 г., тоже на правобережье долины р. Парьён. Около 3 часов ночи В.Л. Ходунов проснулся с чувством тревоги и разбудил А.И. Казакова. Выглянув, увидели, что костер еще тлел, по углям бегали языки пламени. Застегнули палатку, улеглись. “И вдруг в этот момент мы услышали шаги. Животное несомненно прошло рядом с костром, так как под его тяжестью захрустели дрова, сложенные в полуметре от огня. Вслед за этим оно проследовало на каменную осыпь, где минуты 1,5 перекатывало камни, затем вновь направилось к самой палатке. Я бросился отстегивать вход, а оно, подойдя в это время к заднему углу, издало такой жуткий крик, какого мне никогда в жизни не приходилось слышать. Затем оно спустилось к реке, и, видимо, ушло вверх по течению, так как минут через 10, когда я уже стоял на осыпи, разглядывая окрестности, освещенные луной, оно закричало далеко впереди, где-то у завала озера. Мы с А.И. Казаковым абсолютно исключаем, чтобы это был медведь: это было существо, обладающее не медвежьей, а, несомненно, человеческой глоткой, и следом примерно соответствующим 43 размеру человеческой обуви” (Из письма В.А. Ходунова от 23 ноября 1960 г.).

Во время своего небольшого, путешествия по Каратагской долине я не имел возможности подняться выше впадения р. Парьен в р. Каратаг-дарье, на север, к перевалу Мура, хотя хотелось бы посетить и район оз. Искандер-куль, к которому также тянет целая группа сообщений о “диком человеке”. В.А. Ходунову таджики жители кишлака Лабиджай говорили, что на Искандер-куле обитает несколько семей “диких людей”. По словам чабана Кинджи Олимова, его товарищ видел “маймуна” в районе Искандер-куля у перевала Дукдон (Из писем В.А. Ходунова 1959 – 1961 гг. в Комиссию по изучений вопроса о “снежном человеке”). По словам Шкура Нучаева, чабана, кроме ущелья Дузах-дара “одами-явои” водятся на Искапдер-куле (Полевой дневник Б.Ф. Поршнева, Гиссарский хребет, Таджикская. ССР, июль 1961г.).

Указания на Искандер-куль уже выводят нас на северные склоны Гиссарского хребта. Соседний Зеравшанский хребет дает тоже небезынтересные описательные данные, хотя пока и не многочисленные. Записана беседа с таджиком Амоном Валиевым из кишлака Дехаус, который в Зеравшане, по его словам, видел это существо: оно покрыто волосами, рост его превышает рост высокого человек, оно очень боится людей. И другие жители видели в районе Зеравшана волосатого дикого человека, предполагая, однако, что это убежавший от людей и одичавший житель одного из кишлаков (ИМ, I, №29, с. 90 – 91). Геолог В.И. Соболевский в 1933г. записал следующую беседу на перевале Рова-санг (Зеравшаиокик хребет) со встретившимся стариком-таджиком, получившим помощь на перевале от геологов и следовавшим дальше вместе с геологической экспедицией. Здесь, на этом, снежном спуске, он однажды, спускаясь вниз от хребта, увидел падающий около него камень, затем дугой камень задел его плечо. Обернувшись, он увидел наверху двух обезьян, самца и самку. Из лука, каким пользуются до сих пор охотники-таджики, он застрелил самца. Самка, увидев это, с громким криком скрылась. Охотник поднялся вверх, нашел убитого. Последний был покрыт серо-желтой шерстью. Стащив его вниз по снежнику, охотник погрузил его на своего ишака и повез домой. По дороге он встретил секретаря из ближайшего кишлака (назвал имя человека, широко известного тогда в этих местах, известного и В.И. Соболевскому). Он показал свою добычу секретарю, поделившись с последним возникшими в пути сомнениями: а что, если он убил не обезьяну, а человека? Секретарь сказал ему: если ты убил человека, то пойдешь под суд, если обезьяну, русские не дадут тебе покоя требованиями добыть еще таких обезьян. Согласившись, охотник снял добычу с ишака и закопал труп в земле где-то у гряды ближних скал — “вон под теми синими камнями” (ИМ, I, №30).

Наконец, на Зеравшанский хребет, возможно, указывает и воспоминание бабушки преподавателя Узбекского государственного университета М.Х. Хайдарова, о том, что примерно в 1866 – 1867 гг. по улицам Самарканда при большом стечении парода везли на арбе дикого человека, волосатого, с человеческим лицом и сверкающими небольшими, глазами; руки его были связаны за спиною (ИМ, III, №107, “а”).

На юг и юго-восток от Самарканда ведут нас сведения, собранные в Кашка-дарьинской и Сурхан-дарьинской областях Узбекской ССР. Представляют интерес записи, произведенные Г.Я. Снегиревым в кишлаке Ургут в 1960 г. Проживая там у чабана Устона Рузибоева, таджика, 32 лет, Г.Я. Снегирев расспрашивал его и его брата Ахтама. Они часто гоняют овец через перевалы в долину р. Кашка-дарья. Медведи там не водятся. Обросшего шерстью человекоподобного зверя они в беседах с Г.Я. Снегиревым называли “аикх” (медведь), но позже отожествляли его с названным им профессором Н.И. Леоновым словом “явна”. “Аикх”, по словам рассказчиков, живет в горах, вечерами он подчас спускается на альпийские луга для собирания пищи, а перед рассветом возвращается в горы. Он выкапывает из земли луковицы тюльпанов (“лала”), корень “чухры” (ревень), объедает на высокогорных полях пшеницу, рвет и разные другие травы. Ест мышей, которых ловит и душит руками, не брезгает падалью. Последний раз Усман Рузибов встретился с “аикхом” на перевале, ночью, когда зверь этот прошел недалеко от него по снегу, поднимаясь с лугов вверх в горы; утром Усман рассматривал следы на снегу. Когда Г.Я. Снегирев нарисовал контур одного следа, похожего на медвежий, и другого — с отставленным большим пальцем, Устон и Ахтам радостно подтвердили сходство второго, показав при этом размер следа сантиметров в 30 – 35 длиной.

Согласно записи Г.Я. Снегирева, таджики считают, что “аикх” не трогает человека, если на него не напасть, в противном же случае — убивает. Старик чабан Сайпи из кишлака Ургут, года два-три тому назад добиравшийся домой из гор с поврежденной ногой, близко столкнулся у поворота за скалой с шедшим на двух ногах “аикхом”, очень испугался, но “аикх” не тронул его и оба мирно разошлись. Со слов других пастухов рассказывают, что в их краях однажды был убит детеныш “аикха”. Лет пять назад, при строительстве дороги через один перевал, дорожные строители и шоферы видели двух “аикхов” и одного убили. На вопрос, как лучше поймать или убить “аикха”, может быть с собаками, опрашиваемые ответили, что “аикх” очень быстро передвигается и карабкается в скалах, пользуясь четырьмя конечностями. Однако при встрече с человеком он всегда стоит на ногах, при этом отбрасывая движением головы и руки ниспадающие ему на глаза волосы. Вдалеке же, в арчевнике видели “аикха”, который собирал корешки сидя, или перебираясь на четвереньках. Усман Рузибоев, по его словам, видел яму, которую “аикх” вырыл на ночь себе летом в лугах. “Аикх” якобы любит сидеть в горах на уступах, покрытых землей, и отпрашиваемые встречали отпечатки его зада и широко расставленных ног, а также рук, на которые он опирался, когда вставал, эти отпечатки они тут же постарались нарисовать. По описанию рассказчиков, “аикхи” ростом около 2 м., покрыты рыжеватой шерстью. На голове длинные волосы, лоб скошен назад. Рассказчики говорят, что “аикхов” в горах мало, их становится все меньше, живут они очень разобщенно, вместе не собираются. По рассказам пастухов, однажды к ручью спустились самец, самка и два детеныша. Когда они поднимались обратно, то взрослые сначала унесли одного детеныша, а потом вернулись за вторым. На вопрос, почему так редко находят следы “аикха”, опрашиваемые объяснили, что на альпийском лугу “аикх” следов не оставляет (за исключением останков съеденных мышей), на снегу же в горах даже при небольшом ветре следы быстро заносит. “Аикха” никто не ищет, так как встреча с ним считается дурным предзнаменованием.

Г.Я. Снегирев отмечает, что среди опрошенных им на рынке в Ургуте узбеков никто не знал об “аикхе” или о диком волосатом человеке под другим любым именем, а все сведения и рассказы исходят только от пастухов-таджиков, сопровождавших отары овец в горы. Зато среди них эти рассказы удерживаются стойко. Бабка Усмона Рузибоева говорила ему, что когда они с мужем кочевали по Афганистану и Таджикистану, то за свою жизнь она видела живого “аикха” пять раз (Сообщение Г.Я. Снегирева 28 сентября 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Однако это не значит, что мы имеем дело с национальным фольклорным сюжетом таджиков, что сюжет этот вовсе не знаком узбекам. По сообщению С.С. Семина, в 1943 г. в кишлаках, прилежащих к окрестностям г. Сары-Ассия (Сурхан-дарьинской области Узбекской ССР), один из местных жителей поведал ему, как незадолго до того ему пришлось встретиться с существами похожими на людей, но значительно выше и, как ему показалось, сильнее человека. Их было двое: мужчина и женщина. Тело их, как описывал рассказчик, покрыто волосатой растительностью. Мужчина держал в руках дубинку и шкуру какого-то животного, а женщина — ребенка. Увидев рассказчика, человекоподобные существа поспешили уйти в горы. Несмотря на то, что земля была покрыта снегом, оба они были голы и босы (ИМ, II, №66). Очень любопытные народные легенды, связанные с появлением “яван-адама” (“дикого человека”) в Байсунском и Ширабадском районах, были записаны известным краеведом и охотником И.Ф. Ломаевым (ИМ, II, №67).

Если, двигаясь на юг, мы перейдем на территорию Туркменской ССР, мы тоже услышим сообщения о “диком человеке”. Вот одно из них. Охотник Чары Куларов, 70 лет, из селения Польварт на р. Аму-дарья, рассказывает, что охотясь с товарищем недалеко от селения в песках на джайранов, к вечеру развели они костер, а туши семи джайранов и трех зайцев положили недалеко от костра, засыпав их песком. Когда стемнело, охотники сначала услышали какие-то звуки вроде стона, а вскоре увидели в свете костра подходившее к ним человекообразное существо, “яван-адам”. У него были очень длинные руки, нос небольшой, широкий и плоский, тело было покрыто густыми волосами, как у медведя. “Яван-адам” перестал издавать звуки, стал втягивать носом воздух и пошел к тому месту, где песком были присыпаны убитые джайраны и зайцы. Затем стал руками выкапывать их из песка. Схватив тушу одного джайрана за задние ноги, оторвал одну из них и стал с жадностью пожирать мясо. “Яван-адам” обглодал ее и ушел в пески, снова издавая звуки, напоминающие стон. Охотник Чары Куларов, заканчивая свой рассказ, добавил, что “яван-адам” боится огня, что стрелять и убивать “диких людей” нельзя, так как они не звери, а люди, как бы наши кровные братья, но только ведущие образ жизни диких зверей (Из сообщений студента ГИТИС (Москва) Дурды Довлетова, записанных А.А.Машковцевым 30 января 1961 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Другие сведения по Туркменской ССР относятся к району Кушки и хребту Копет-Даг. Однако они носят пока предварительный характер.

Вернемся на территорию горного Таджикистана. На севере его лежит Туркестанский хребет, в своей восточной части граничащий с Киргизской ССР. Из записей, относящихся к Туркестанскому хребту, интерес представляет следующая. Заслуженный старый деятель революционного движения Таджикистана Бобокалонов (ныне персональный пенсионер, таджик, около 60 лет, житель пос. Шахринау Гиссарского района) сообщил, что осенью 1935 г., когда он с отрядом красноармейцев находился в районе кишлака Матча в верховьях Зеравшана, в одном из боковых ущелий Туркестанского хребта, на высоте около 3 тыс. м., они натолкнулись на “дикого человека” — “одами-явои”. Он в это время вырывал траву и ел. Его выгнали из ущелья и поймали. Он был высокого роста, около 180 см. Лицо, шея, а также ладони рук были голые, остальные части тела заросли волосами черного цвета. На голове у него были длинные волосы, ниспадающие на уши; под маленьким лбом были большие глаза. Предложенную лепешку не взял и все время молчал. Затем его, якобы, отправили в Душанбе в музей. Бобокалонов добавляет: “Раньше, до 1935 г. “дикий человек” был, теперь пропал” (Из записей В.А. Ходунова летом 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Примыкающие к Туркестанскому хребту и тянущиеся далее на восток Алайский и Заалайский хребты и лежащая между ними Алайская долина, ограничивающие Памир с севера и выводящие к Кашгарии и Тянь-Шаню, принесли некоторое число собранных разными лицами сведений. Выше мы цитировали одно сообщение из населенного пункта Джиргаталь, лежащего на юго-западных склонах Алайского хребта. Заслуживает интереса сообщение, переданное Г.К. Синявским, которое было сделано примерно в 1916 – 1919 гг. группой австрийских военнопленных, находившихся в г. Фергане: в куче костей, наваленных в одном из перевалов, ведущих из Ферганы в Алай, т.е. среди обычного у мазаров (“муллушка”, “обо”) скопления костей они отыскали кости странной человекообразной обезьяны; эти кости были сфотографированы, однако судьба снимков неизвестна. Что касается возможного уточнения места находки, то, поскольку группа австрийцев работала в 1916 – 1917 гг. под начальством инж. Л.Н. Воронина над строительством Алайской дороги, то, по мнению Г.К. Синявского, речь может идти об одном из следующих перевалов: Тенгиз-бай, Каик, Каинды или Кичик-Алай. В Алайской долине сделан ряд записей о наблюдениях населения, о случаях поимки и умерщвления “гуль-биявана”. Так, записан рассказ двух ответственных и внушающих доверие работников, председателя Кара-кульского сельсовета и председателя колхоза о случае, имевшем место недалеко от Дараут-Кургана (колхоз им. Кирова). Колхозник Хомар Чалобаев увидел на пастбище “гуль-биявана”; он сбегал в селение, позвал колхозников Вахаба Кулбаева и Ишангула Гафарова, захвативших ружья, и им удалось застрелить “гуль-биявана”. Однако, увидев, что он очень похож на человека и опасаясь наказания за убийство человека, охотники закопали его на берегу р. Кызыл-су (ИМ, I, №29. с. 89). Автор этих строк в 1958 г. разыскал одного из участников этой охоты, Ишангула Гафарова, а также брата ныне покойного Хомара Чалобаева, но, разумеется, оба отпирались от соучастия и осведомленности в происшествии, остававшемся скрытым двадцать лет. Антрополог Ю. Рычков сделал устное сообщение о рассказанном ему эпизоде поимки с помощью аркана живого “гуль-биявана” в Алайской долине, кажется, в 1957 г.

Киргизия

Алайский хребет вывел нас к Тянь-Шаню — новой гигантской горной области, лежащей на территории Киргизской СССР, на которую должен распространиться наш обзор. Действительно, и здесь, в разных местах Советского Тянь-Шаня (о Китайском Тянь-Шане речь уже шла выше) мы находим комплекс описательных материалов, относящихся к проблеме “снежного человека”. Разумеется, и здесь они пока носят разрозненный, предварительный, в немалой мере случайный характер, так как систематическая научно-биологическая опросная работа еще никем не производилась, да и на пути ее тут, как и всюду, стоят серьезные препятствия в виде распространенных суеверий по поводу этого существа, поддерживаемых и усугубляемых мусульманскими муллами.

На Тянь-Шане, несмотря на национальную однородность населения (киргизов), мы, как и всюду, встречаемся с огромным многообразием названий для данного дикого человекоподобного животного. Много на Тянь-Шане, конечно, и связанных с ним поверий и легенд. Некоторые из распространенных названий принято считать обозначениями явно мифологических существ: например, о “джез-тырмаках” этнографами и фольклористами довольно много написано, как о сказочных женщинах-оборотнях с медными или золотыми когтями. Между тем из проведенных мною в 1959 г. опросных бесед с пожилыми киргизами — пастухами и охотниками — выяснилось, что этот термин употребляется здесь далеко не только в мифологическом смысле. Некоторые собеседники, как, например, Исмаил Ширалиев, 73 лет, сторож лесхоза в районе оз. Сары-Челек, как и другие, объясняли название “джез-тырмак” (“металлические когти”, “медные когти”) как образное сравнение для выражения чрезвычайно большой силы пальцев этих существ, способных очень крепко схватывать что-нибудь или вцепляться во что-нибудь своими руками. Возможно, что таково, действительно, первоначальное значение термина, а сказка о настоящих медных или золотых когтях возникла как переосмысление, уже после того, как большинство населения утратило знакомство с первоначальным смыслом термина. Джига Бабатаева, 72 лет, мать чабана лесхоза в районе оз. Кара-су, утверждала, что, когда охотник убил “джез-тырмака”, кисти рук оказались совершенно такими же, как человеческие. Некоторые рассказчики отнюдь не отождествляли “джез-тырмака” только с существом женского рода. Так, Шатман Бёрукулов, 75 лет, колхозник из селения Абдыкалык, утверждал, что “джез-тырмаки” бывают и мужчины и женщины, что они похожи на людей (в том числе и руки их похожи на человеческие). Много лет тому назад охотник Куландай якобы застрелил в горах выше (дальше) Чаткальских гор “джез-тырмаков” мужчину, женщину и молодую девушку (девочку). По словам Бёрукулова, “джез-тырмаков” видели прежде в Муз-Тёр, т.е. в области, где соединяются горы Таласа, Чаткала и Токтогула, где вечные снега, где много кийков… Бёрукулов слышал от охотника Тонконёя, проживающего ныне в селении Афлатун, что тот лет 50 назад выше гор Афлатуна слышал однажды крик “джез-тырмака”, похожий на человеческий, но настолько сильный, что это не могло быть криком простого человека; и вскоре вслед за тем увидел мокрый след “джез-тырмака” на камне, а также на глине, похожий на след босой человеческой ноги. По этим следам Тонконёй заключает, что “джез-тырмак” не боится переходить через сильную воду (ИМ, IV, №135).

Точно так же в давно прошедшие времена этнограф А.А. Диваев в этнографическом очерке о верованиях в “джез-тырмака” не мог не отметить и некоторые до странности лишенные фантастичности черты: “джез-тырмаков киргизы причисляют к животным, имеющим большое сходство с человеком и обитающим преимущественно в больших горах, они имеют темно-коричневый цвет кожи и крепкие когти на пальцах. Особенно много их можно встретить в высоких горах по дороге между Кокандом и Кашгаром… Живут джез-тырмаки в выложенных камнями ямах, имеющих вид пещер”. Наряду с этим сообщается и ряд сказочных черт “джез-тырмаков” (Диваев А.А. Джез-тырмак (Этнографический набросок) // Этнографические материалы. Ташкент, 1903, в. IX, ч. II).

Однако термин “джез-тырмак” далеко не является единственным и даже наиболее распространенным на Тянь-Шане обозначением диких человекоподобных животных. Более распространен термин “кши-киик” (“дикий человек”); встречается также название “альбарсты”, тесно сплетающееся с верованиями в духов и др.

На первый взгляд кажется, что навряд ли возможно отделить распространяющиеся слухи от реальных сведений. Читательница Борисоглебская пишет в газету “Комсомольская правда”, что зимой 1941 – 1942 гг. в г. Джамбуле “усиленно распространялся слух, находились даже очевидцы, которые видели в одном из близлежащих районов (Таласском или Сарысуйском, сейчас не помню) человекоподобное существо, все покрытое волосами, передвигалось оно на двух ногах” (ИМ, IV, №123). Другой читатель этой газеты пишет, что за десять лет жизни в Киргизии он не раз слышал о “горном человеке”, в том числе слышал уверения, что в октябре-ноябре 1957 г. чабаны дважды видели его. Допуская, что все это миф, читатель Дубравин добавляет: “Характерно, что во всех случаях есть одна общая характеристика — “человек” с ног до головы покрыт шерстью” (ИМ, II, №62). Вот еще одно письмо читателя той же газеты: часто бывая в 1945 – 1950 гг. в районах Джалалабадской области, расположенных по склонам Ферганского и Чаткальского хребтов, он много слышал от старых охотников-киргизов о том, что высоко в горах на границе ледников живут “жестонщуки” — страшные лохматые люди, которые скрываются в пещерах, иногда нападают на одиноких путников. Старый охотник из орехолесхоза Кызыл-Уйгур (Ачинский район) даже утверждал, что он с двумя товарищами подранил ночью “жестонщука” в горах Баубаш-Ата, но тот сумел убежать от преследователей в горы (ИМ, II, №63). Обильные рассказы о “джез-тырмаке”, которому к тому же дают эпитет “желмогуз” (пожиратель или обжора), слышал известный географ проф. Р.Д. Забиров в Нарынском, Джумгальском, Учтерском, Акталинском, Тогуторуском районах Тянь-Шаня. Он записал два рассказа об убийстве людей “джез-тырмаками”, о смерти охотника, перепуганного его криками, о том, как увидав издали трех человекоподобных зверей, собиравших пучки кисличны (вид ревеня), охотник выстрелом убил одного из них, которого двое других убегая уволокли с собой, а сам охотник и его лошадь имели нервный шок от его предсмертного крика. Вот самое интересное для биолога из сведений, записанных Р.Д. Забировым в качестве киргизского фольклора: “Люди, видевшие “джез-тырмака”, говорят, что шерсть его похожа на шерсть серого верблюжонка, а телосложением он с 17 – 18-летнего мальчика. Морда очень похожа на морду обезьяны. Ногти длинные. Ходит обычно на двух ногах… Привожу три строчки, характеризующие облик “джез-тырмака”, сообщенные мне гр. Иманалиевым: шерсть как у серого верблюженка; нравом очень злой; похож на обезьяну” (ИМ, II, №64, “а”).

Немало рассказов населения относится к предгорьям Ферганского хребта в Октябрьском районе бывшей Джалалабадской (ныне Ошской) области. Жители густых ореховых лесов вблизи Арсланбоба рассказывают, что в глубокую старину, когда в эти места пришли первые поселенцы, здесь в пещерах жили звероподобные волосатые люди. В наше время, говорят, уже немногие старики помнят, что в одно узкое ущелье люди опасались входить, так как тотчас с утесов слышались дикие крики и на голову пришельца летели камни. Но еще лет пятьдесят тому назад, как сообщила киргизка Хидоятхон Нурматова, один пастух, с криками прибежав в Арснанбоб, уверял, что в том самом “проклятом ущелье”, в котором, по рассказам стариков, обитали “яввон-адамляр” (“дикие люди”), ночью у своего костра он увидел звероподобное двуногое существо, державшее в длинных руках дубину; он был высок, но коротконог, на нем не было никакой одежды, а тело сплошь покрывала густая темная шерсть, принять же его за медведя было нельзя, потому что форма головы и в особенности безволосое лицо говорили о том, что это звероподобное существо сродни человеку; из под низкого покатого лба, из двух узких щелок смотрели маленькие глаза. Пастух, по его словам, бросил в “яввона” казан с загоревшимся маслом и тот с дикими воплями убежал, скрывшись в глубокой пропасти (ИМ, III, №111, “б”). Чрезвычайно важно подчеркнуть, что совершенно подобные же рассказы о “диком человеке”, который, якобы, встречается в плодовых и ореховых лесах Октябрьского района, записаны и со слов не киргизов, а проживающих в этих местах русских и татар. Так, в уже упоминавшемся совхозе “Кызыл-Уйгур” в 1947 г. научный работник Ю.А. Виноградов слышал рассказы, что по соседству с совхозом среди гигантских скал проживает “адам-аю” (“человек-медведь”): некоторые жители, по их словам, видели этого самца “адам-аю” издали, но не днем, а только вечером, крик же его, совершенно нечленораздельный, подчас слышали и днем. По описаниям, “адам-аю” не имеет одежды, о головы до ног покрыт шерстью, фигура его в общем напоминает нормального человека. Местные жительницы подчас оставляли пищу для “адам-аю” около дороги, ведущей вверх в горы. Но старый киргиз, когда русские спросили его об “адам-аю”, “важно закивал годовой, принял значительный вид и перевел, разговор на другую тему” (ИМ. IV. №134).

Обратимся теперь от разрозненных и внушающих не полное доверие рассказов населения к исследованию, проведенному с 1935 по 1958 г. проф. А.А. Машковцевым в одном определенном районе Тянь-Шаня. Во время экспедиционной работы, а затем путем переписки с местными работниками колхозов, проф. А.А. Машковцев установил, что в пустынных, но посещаемых охотниками и пастухами ущельях долины р. Кара-Балты, так же как и в остальных долинах северо-западного склона Киргизского (Александровского) хребта от западной долины Джарлыкаинды до восточной долины Иссыкаты, т.е. в районе около 120 км в длину и около 55 – 60 км в ширину, имеются сведения о встречах “диких людей” не только в далеком прошлом, но еще и в настоящем. По рассказам киргизов много из их предков, поселившихся в этих местах, было убито камнями, которые умели бросать руками на довольно большое расстояние жившие тут дикие волосатые люди. Основными местами их обитания, якобы, были Киргизский хребет и расположенный немного южнее хребет Джумголтау. В настоящее время, как говорили киргизы-охотники, этих “диких людей” стало очень мало, большинство их либо вымерло, либо ушло куда-то дальше на юго-восток, к китайской границе. Но все же, по рассказам, в небольшом количестве они имеются и сейчас в самых пустынных ущельях Киргизского хребта, в частности, по левому склону долины р. Кара-Балты, и в некоторых местах хребта Джумголтау. На левые склоны долины Кара-Балты колхозные стада не выгоняются, а охотники из селения Сосновка предупреждали, что на этих склонах можно опасаться нападения “диких людей”, которые станут бросать в пришельцев камни со скал. В дальнейшем бригадир коневодческой фермы из Сосновки А.М. Уразовский письменно сообщал, что в 1951 г. он видел в верховьях Кара-Балты, под самым перевалом, след, размерами и формой в общем напоминавший босую ногу человека, хотя и с некоторыми отличиями. Редко охотники и чабаны видят следы “диких людей”; однажды охотники-киргизы в хребте Джумголтау стреляли по такому существу, “ранили, но не взяли, и он ушел, они говорят, что это большая обезьяна”. В верховьях левого притока р. Кара-Балты, в ущелье Абла, не только был несколько раз замечен на снегу и песке след “дикого человека”. “В этих местах, в ущелье Абла, — пишет А.М. Уразовский, — в 1951 г. я видел три разрытых сурчины. По-видимому, они были разрыты дикими людьми, так как при разрывании сурчиных колоний попадавшиеся камни не выбрасывались куда попало, как это бывает, когда роют волки и медведи, а камни были аккуратно положены с нижней стороны разрытой сурчины один на один, причем некоторые камни были весом по центнеру. На дне разрытых сурчин лежали хвостики, лапки и шерсть сурков. По-видимому, в каждой сурчине было поймано диким человеком по пять-шесть сурков”. Проф. А.А. Машковцев описал зоогеографические условия указанных мест Киргизского и Джумгольского хребта и отсутствие выгона сюда колхозных стад, как факторы объясняющие сохранение здесь реликтов “дикого человека”. Наконец, отметим, что, согласно произведенным А.М. Уразовским расспросам охотников, последние знают о наличии “диких людей” и в районе высокогорных пастбищ Сусамырского хребта (Сусамыртау) (ИМ, II, №59; I, №33).

Если мы взглянем на карту, то увидим, что более или менее параллельно реке Кара-Балты с востока течет река Ак-су. По-видимому, с ущельем этой реки следует связать рассказ охотника-киргиза Керимкула, записанный И.Л. Чоппом. Дело было давно, лет 60 тому назад, когда однажды вечером в середине зимы Керимкул, поджаривая мясо на костре в пещере, расположенной на отвесных скалах Ак-Сайского ущелья, вдруг увидел у входа существо — женского пола, без одежды, с телом покрытым шерстью, которое приближалось сгорбившись и поддерживая одной рукой груди. Подойдя к костру и настороженно глядя на человека, самка присела на корточки и взяла протянутый ей охотником на лезвии ножа кусок мяса, а затем, пятясь, удалилась. Далее Керимкул рассказывал, что ему удалось дважды застрелить “джез-тырмаков”. Один раз он отсек кисти рук этого существа и принес их односельчанам, как охотничий трофей, в другой раз застрелил переходившего бродом горную реку “джез-тырмака”, тело которого было унесено водой (ИМ, II, №65). К близлежащему Сусамырскому хребту относится происшествие, записанное в 1940 г. Г.А. Петровым со слов старика-охотника. В урочище Кавак (Сусамыртау), охотясь на маралов, киргизы наткнулись на “дикую бабу”, как выразился рассказчик. Они поймали ее при помощи аркана. “Баба” была среднего роста, голая, все ее тело было покрыто рыжей шерстью, в остальном она как будто мало отличалась от человека, но не имела членораздельной речи и издавала лишь пронзительный крик вроде “из-ззи, иззи”. Когда охотники связали ее, “дикая баба” вела себя очень буйно, продолжала пронзительно кричать и биться. Предполагая, что у нее может быть остался детеныш, и так как во всяком случае спускаться с такой добычей из урочища Кавак было слишком рисковано, охотники отпустили ее (ИМ, II, №60). В сообщении геолога М.А. Стронина, относящемся к августу 1948 г., которое мы приведем ниже, между прочим упоминается о встрече его проводников с “киик-кши” к западу от оз. Сон-куль, в районе Кавак-Тау, т.е., очевидно, в той же восточной части Сусамырского хребта, о которой речь шла в предыдущем сообщении (Сообщение М.А. Стронина. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

К западной части Сусамырского хребта относится любопытный рассказ киргиза Усена Тохтасынова, ок. 45 – 50 лет, записанный в 1950 г. археологом-краеведом П.Т. Коноплей (г. Фергана). Случай произошел, по воспоминаниям Усена Тохтасынова, незадолго до революции. Дед рассказчика и его три сына с семьями (в том числе и рассказчик, бывший мальчиком), выгнали свои стада и переселились на лето к истокам р. Сусамыр, в совершенно безлюдную местность. Там по ночам раздавались какие-то крики, не похожие на голоса известных животных, но достаточно было одного выстрела в воздух, чтобы на несколько дней эти звуки прекращались. На расстоянии километра от юрт чабаны разбили бахчу, где поспевали дыни. Последние, однако, стали вдруг исчезать. Засевший с вечера в шалаш на бахче отец рассказчика вскоре после того, как все слышали неподалеку знакомые отвратительные крики, прибежал в юрту бледный и потрясенный, повторяя: “яввои-адам”! По его словам, около полуночи на бахчу пришли голые, обросшие шерстью люди и начали хозяйничать. Они издавали рычание и дикие выкрики. Когда один из них приблизился к шалашу, караульщик вскрикнул, пришелец сделал скачок в сторону, после чего раздался дикий вопль и послышался топот быстро удаляющихся нескольких пар ног. Через трое суток, в лунную ночь, трое братьев, карауля на бахче с ружьями, были очевидцами очередного нашествия. Заслышав звуки голоса, они выскочили из шалаша и увидели две низкорослые, полусогнутые, покрытые густой шерстью фигуры, которые на шум обернулись, а затем с дикими воплями бросились бежать. В тот момент, когда они обернулись, братья заметили, что одна из них, ростом пониже, имела женскую фигуру, отвислые груди. Караульщики выстрелили и самка, издав резкий высокий звук, упала, затем поднялась и, припадая на левую ногу, побежала. Пока перезаряжались ружья, звуки затихли. А утром, осмотрев грядки, братья заметили пятна крови и отпечатки босых ног. Следы оказались похожими на человеческие, но имели плоскую ступню и значительно отставленный большой палец. Любопытно, что дед тотчас приказал разбирать юрты и отогнать скот далеко от этих мест (ИМ, III, №111, “а”).

В данной связи небезынтересно будет привести сообщение жителя г. Токмак Г.И. Тимошенко о том, что, согласно его воспоминаниям и рассказам лиц, занимавшихся извозом между г. Пржевальском и г. Фрунзе, якобы в 20-х годах через г. Токмак были перевезены в клетке два человекоподобных зверя или диких человека, обросших шерстью, издававших животный писк и мычание. Везли их в направлении ст. Пишпек. Изловлены они были в горах Тянь-Шаня. Правда, проверить это сообщение оказалось невозможным, так как почти никого из указанных Г.И. Тимошенко очевидцев не осталось среди населения города Токмака (ИМ, III, №113). Однако все же этот рассказ не может не привлечь нашего внимания, если мы учтем, что к югу от г. Токмака один за другим почти параллельно лежат три тяньшанских хребта, сведения о которых приведены выше: Киргизский хребет, Джумголтау и Сусамыртау.

В отношении Киргизского хребта дополнительные сведения были собраны летом 1961 г. участниками ледниковой экспедиции Ленинградского Государственного Пединститута и суммированы кандидатом географических наук Е.В. Максимовым. Были опрошены 20 – 25 чабанов-киргизов. Все опрошенные отлично знают слово “джез-тырмак”, которое в их понимании обозначает дикого волосатого человека, жившего ранее в Киргизских горах. О “джез-тырмаке” они слышали от дедов и отцов. Большинство опрошенных считает, что теперь этого существа в Киргизском Алатау и прилегающих к нему районах нет, многие показывают рукой в сторону Внутреннего или Центрального Тянь-шаня: там, мол, в малодоступных местах около китайской границы “джез-тырмаки” возможно еще встречаются; человек 5 – 6 из опрошенных называли горы Кавактау; один говорил, что в настоящее время “джез-тырмаков” следует искать в районе Аксуйского перевала в Киргизском хребте и в Джумголе. О “джез-тырмаках” сообщают, что это существа, похожие на людей, встречаются мужчины, женщины и дети, никакой одежды не имеют, живут в пещерах, заваливая вход камнями. Быстро бегают. Рост “джез-тырмака” подобен человеческому, тело покрыто волосами, ходит на двух ногах, отличается длинными ногтями, издает пронзительный клич, пугающий людей. Примерно 4/5 опрошенных рассказывают о “джез-тырмаке” как о вполне реальном существе, лишенном каких-либо фантастических черт; остальные наделяют его теми или иными фантастическими чертами — он имеет железные или медные ногти, одну ногу, пьет человеческую кровь и т.п.

Вот один из записанных рассказов. Прослышав, что в 1942 г. лесорубы видели дикую женщину с ребенком около слияния Чон-Тора со средней составляющей Сокулука Ашу-Тором, участники экспедиции разыскали чабана колхоза имени Карла Маркса Джакшена Абдиева. Последний рассказал, что ему в 1942 г. было 10 лет и жил он тогда в конце мая со своими родителями в урочище Чар (слияние Чон-Тора и Ашу-Тора). Ниже слияния рек был густой лес из рябины и арчи. Однажды утром мальчик пошел в лес и видел на расстоянии 15 – 20 м совершенно голого волосатого человека; он имел рост высокого человека, шерсть на нем была желтовато-серая. При виде мальчика человек оскалил зубы. Мальчик убежал. Никто не поверил его рассказу, однако ночью неподалеку от лагеря были слышны странные крики. На следующий день, говорит рассказчик, он возвращался из леса с тремя взрослыми лесорубами. Примерно в том же месте, где накануне он видел дикого человека, все четверо увидели дикую волосатую женщину, сидевшую на пне. Она кормила грудью маленького ребенка, а другой ребенок постарше стоял рядом. Дикая женщина не заметила подошедших лесорубов, однако те сочли за благо убежать. На третий день решено было организовать облаву, но никаких результатов она не дала. Джакшену Абдиеву опрашивавшими была предъявлена фотография следа “йе-ти” (Э. Шиптона), а также изображения голов шимпанзе, питекантропа и неандертальца. Абдиев отметил, что след дикого человека более узок, чем на фото; голова его похожа на неандертальца. На вопрос, какая форма головы у дикого человека — круглая или заостренная кверху, Абдиев уверенно сказал, что заостренная.

По словам Е.В. Максимова, в результате проведенного опроса у него сложилось мнение, что речь идет о вполне реально существующем или существовавшем ранее животном или диком человеке неизвестном науке (Максимов Е.В. Еще раз о диком волосатом человеке в Киргизском Алатау. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Перейдем к Чаткальскому хребту Тянь-Шаня. Здесь мы располагаем сведениями, сообщенными двумя русскими, а всегда с этнографической точки зрения важно, если сведения коренного населения перекрещиваются с наблюдениями приезжих лиц другой национальности. Охотник В.С. Боженов сообщил, что из г. Рыбачье он ездил с группой товарищей километров за 700 в западном направлении, в Алабуку — предгорья Чаткальского хребта. На значительном расстоянии они увидели в горах “снежного человека” и вели за ним наблюдение в бинокль с 9 часов утра до 2 часов дня. Рост его был приблизительно определен по наблюдению в бинокль в 2,1 – 2,2 м. Существо это проходило по крутому склону среди скалистых мест, зарослей, потом оно зашло в пещеру. С.В. Боженов пишет, что он сделал попытку пройти к пещере, но пришлось обходить большим кругом, за время пути появился туман, пошел снег, и уже недалеко от пещеры охотнику пришлось спасаться от непогоды, повернув обратно (ИМ, II, №61).

У подножья Чаткальского хребта лежит прекрасное горное озеро Сары-Челек. В июле 1948 г. там работал инженер-геолог А.П. Агафонов, и вот что он слышал и видел однажды вечером в юрте слепого, более чем восьмидесятилетнего киргиза-пастуха по имени Мадьяр. Прадед Мадьяра, якобы, некогда возвращался с празднества с молодой женой и, прилегши отдохнуть где-то к юго-востоку от Сары-Челека, он был разбужен ее криками и увидел уносившую ее на руках громадную рыжую человекоподобную обезьяну. Догнав похитителя, легендарный герой убил его своим охотничьим ножом и спас жену. А.П. Агафонов, выслушав эту повесть, счел своим долгом объяснить присутствовавшим сыновьям и внукам Мадьяра, что человекообразные обезьяны не водятся на Тянь-Шане. Однако это вызвало лишь улыбки слушателей и неожиданную реакцию старика Мадьяра: из большого сундука он достал резную шкатулку. И со словами “смотри сам”, протянул ее геологу. “В шкатулке на войлочной подстилке лежала искусно высушенная кисть, покрытая редкой, но довольно длинной шерстью — до одного сантиметра. Внутренняя сторона кисти (ладонь) шерсти не имела. Судя по размерам, кисть могла принадлежать только крупному человекоподобному животному… Удивление мое было настолько велико, что я просто растерялся и не сделал ни зарисовки, ни простейшего описания кисти. Все же помнится, что строение кисти вполне человеческое. Смущала только бурая шерсть на тыльной стороне руки”. Таким образом, говорит А.П. Агафонов, правдивость рассказанной мне легенды была подтверждена неопровержимым фактом (ИМ, III, №109). Приведенное сообщение побудило автора этих строк совместно с Г.Г. Петровым предпринять в сентябре 1959 г. специальные розыски виденной А.П. Агафоновым высушенной кисти, объехав районы, прилегающие к оз. Сары-Челек. Пастух-киргиз Мадьяр, умерший всего лишь за три месяца до нашего приезда в возрасте 98 лет, оказался человеком с огромной известностью и авторитетом среди местного населения, в частности, он как никто знал древние предания и сведения об обитании в этой части Тянь-Шаня “дикого человека”, хотя молодежь теперь готова относиться к его рассказам как к стариковским поверьям. Удалось разыскать в глухом сае кочевье семьи Мадьяра, его вдову, его фактического наследника Айтмурзу Сакеева, 63 лет, являющегося муллой. Хотя племянник последнего, Мамат сначала дал нам информацию весьма обнадеживающую в отношении наших поисков, сам Айтмурза Сакеев пошел по пути, о котором тоже заранее предупреждал нас старый киргиз Кальчоро Азанов, 75 лет, пастух лесхоза, с которым мы советовались на оз. Сары-Челек: может случится, говорил он, что Айтмурза ни под каким принуждением не покажет реликвию, в особенности если таковым было завещание отца. Действительно, после всех предпринятых усилий мы достигли только того, что Айтмурза Сакеев пытался подсунуть нам менее значительные реликвии. После вторичного опроса геолога А.П. Агафонова, работающего под Ташкентом, представляется несомненным, что нам показали другую шкатулку и другие талисманы.

Изложенный случай является важным в трех отношениях. Во-первых, налицо обильные параллели с обрезанием кистей рук охотниками у “дикого человека”, хранимых в качестве охотничьего трофея и семейного талисмана. Например, в одном из записанных сообщений говорилось: охотники убили “дикого человека”; “кисти рук его были желтые, на руках — кривые ногти; охотники отрезали эти кисти рук и увезли с собой в качестве талисманов” (ИМ, II, №58, “и”). Выше мы уже встретили несколько подобных же параллелей. Таким образом, сообщение А.П. Агафонова не изолировано, а входит в известную серию. Во-вторых, кисть с оз. Сары-Челек, описанная хотя бы в самых общих чертах очевидцем-геологом, сходна, судя по этому описанию, с важным фотопрепаратом, имеющимся в руках исследователей проблемы “снежного человека”, а именно, с фотографиями мумифицированной кисти из Пангбоче, так же как и с ее описаниями. В-третьих, в данном эпизоде очень ясно выступила отрицательная роль мусульманского муллы, приложившего огромные усилия, чтобы прикрыть вуалью неосторожность своего предшественника и направить исследователей на ложный след, никакое общественное и материальное воздействие не смогло поколебать его.

Обратимся, наконец, к самой восточной части Советского Тянь-Шаня. Г.К. Синявский, пытаясь набросать схему распространения сведений о “диком человеке” на всем протяжении Средней Азии, отмечал, что в центральной части Тянь-Шаня таких рассказов гораздо меньше, чем в горах его восточной части, вокруг Хан-Тенгри, как и к западу от Тянь-Шаня, т.е. в Памиро-Алтайской системе.

Туда, к Хан-Тенгри и Пику Победы, указывало, между прочим, сообщение альпиниста полковника В.И. Рацека. В августе 1953 г. его альпинистская экспедиция двигалась небольшим караваном вверх по долине реки Сарыджаз по направлению к леднику Иныльчек. Шедший в качестве проводника семидесятилетний Мукой Максутов, знаток местности на всем протяжении от оз. Иссык-куль до оз. Лоб-нор, сказал, указывая на устье и ущелье р. Шилун (левый приток р. Сарыджаз); “Там жили дикие горные люди, пришли наши люди и дикий человек ушел”. На мой вопрос, — продолжает В.И. Рацек, — когда это было и куда ушли “дикие люди”, Максутов ответил, что “ушли они давно, может быть 70 – 80 лет тому назад, и ушли в Китай”. Максутов добавил, что ущелье носит название Шилун, как киргизы этого района называют диких горных людей (ИМ, III, №110).

Действительно ли все “дикие люди” давно ушли из этих мест? Об обратном говорит сообщение геолога М.А. Стронина.

“В августе 1948 г. я проводил геологические работы на Тянь-Шане в области восточной части хребта Терскей-Алатау. Однажды я заночевал в одной из долин, прилегающих к району р. Иныльчек (левый приток р. Сарыджаз), около 10 – 15 км ниже одного из языков ледника Иныльчек. В долину я прибыл уже к ночи вместе с двумя киргизами — проводником и конюхом. Заночевали в верховьях одного из отвержков, отходящих от долины, в зоне высоких альпийских лугов, в пределах ледниковой морены, а лошадей оставили чуть ниже в долине. На большом расстоянии кругом не было ни населения, ни стад. Рано утром киргизы разбудили меня, говоря, что кто-то ворует лошадей. Действительно, на расстоянии около 500 м. в предутренней мгле я увидел, что кто-то был около лошадей и, схватив штуцер, в сопровождении одного из киргизов, быстро пошел к лошадям. Я ясно видел, что кто-то двигался вокруг лошадей, сбившихся в кружок головами внутрь, причем ходил, безусловно, на задних конечностях, т.е. стоя на ногах. Руки у него были длинные, заметно длиннее, чем у человека. По этому признаку я подумал, что там — киргиз в халате с длинными рукавами, и закричал по-киргизски: “зачем воруешь”! На оклик существо остановилось, оглянулось; раздался гортанный приглушенный звук, напоминающий крик горных козлов; существо сначала довольно спокойно отошло от лошадей, а затем побежало. Всего я видел его на протяжении 7 – 10 минут, в том числе бегущим — около минуты. Побежало же оно не в противоположную от меня сторону, на ту сторону долины, а по освещенному солнцем склону, по которому я спускался, наискосок от меня. Когда оно пробегало на расстоянии не более 100 м., причем солнце не слепило меня, я видел его очень хорошо.

Помню это существо как сейчас: оно запечатлелось как бы сфотографированным в моих глазах. Когда оно побежало, мне сначала думалось, что это не человек, а медведь, хотя и какой-то слишком стройный. Дело в том, что на склон, имевший крутизну около 30°, это существо быстро поднималось, помогая себе передними конечностями, подкидывая их под себя, как лошадь, бегущая наметом; бежало вроде немного бочком, косо. Будучи охотником, я готов был стрелять, но в то же время ясно увидел, что это не медведь, и именно потому так точно запомнил образ. Во-первых, у медведя — морда (рыло), а у этого существа не было выдвинутой вперед звериной морды, она была гораздо более округлой. Во-вторых, покрывавшая это существо шерсть для медведя была слитком коротка, по окраске же она была хотя темно-бурой, но отличавшейся от медвежьей более желтым тоном. Я много видел всякого зверья, охочусь давно, но такого не видел. Это было что-то совсем особое: человеческого мало, но в то же время и не звериное. Стараясь понять, человек это или медведь, я так и не решился выстрелить, пока существо это не перевалило через склон, в сторону ледника, и не скрылось из вида.

К сожалению, я не искал следов, так как не придал тогда этому должного значения. Лошади мои оказались в мыле, особенно в пахах. Проводников-киргизов я нашел сидящими в одном из отвержков, они в ужасе повторяли, что это — “киик-кши” (“дикий человек”). Они наотрез отказались следовать со мной дальше. Несколько позже в том же году, когда мы находились в районе Кавак-Тау, однажды один из этих же проводников, отправившись в утреннем тумане за лошадьми, прибежал в ужасе с тем же криком: “киик-кши!”, но застать возле лошадей никого не удалось, хотя они были в таком же самом состоянии, как и в предыдущем случае.

Все население в тех местах, где произошло событие, знает о существовании “киик-кши” (или “кши-киик”), но очевидцев среди киргизов сам я не встречал. Вообще же из киргизов на эту тему говорят почти одни только обруселые, а истинные мусульмане не хотят говорить или говорят крайне неохотно. Сведения населения о “киик-кши” тянут к восточной части хребта Терскей-Алатау, к массиву Пика Победы. Это — малонаселенная и труднодоступная местность. Киргизы не пасут овец в тех местах, где есть сведения об обитании “киик-кши”. В частности они по этой причине неохотно пасут стада на верхней границе альпийских лугов, примыкающей к ледникам” (Сообщение М.А. Стронина. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Этот рассказ геолога М.А. Стронина мы закончим его же словами. Когда в г. Фрунзе он обратился с расспросами по данному поводу в Киргизскую Академию наук к биологам, ботаник И.В. Выходцев заметил: “Это дело известное, есть что-то такое, любого киргиза спроси”.

Однако, как мы видели, опросная работа среди тянь-шаньских киргизов еще едва только начата. На основе наших совершенно предварительных и, возможно, неточных данных, можно как будто выделить следующие основные районы, к которым тяготеют имеющиеся сообщения: 1) группа северных хребтов (Киргизский, Джумголтау и Сусамыртау), 2) Чаткальский хребет, 3) Ферганский хребет (пока сведения имеются лишь по западным склонам), 4) восточная часть хребта Терскей-Алатау, хребет Сарыджаз, хребет Сталина. Во всех этих районах, за самыми незначительными исключениями, нет записей о наблюдении детенышей “дикого человека”, что, очевидно, заставляет относить всю эту огромную территорию преимущественно к области его блужданий. Наконец, на Тянь-Шане, как и на Памире, записи наблюдений в значительной степени относятся к прошлому, подчас далекому прошлому времени, многие сообщения сильно окутаны суевериями; трудно проницаем покров, накинутый на данный вопрос мусульманским духовенством.

Казахстан

Несколько слов необходимо сказать о территории Казахской ССР.

Имеющиеся сведения, касающиеся “снежного человека” в Казахстане, относятся в первую очередь к местам, примыкающим к Тянь-Шаню. Так, мы упоминали о слухах в Джамбульской области Казахской ССР в 1941 – 1942 гг. (ИМ. IV, №133). Весьма любопытные сообщения о “диких людях” гор Южного Казахстана прислал старейший наблюдатель Аксу-Джебаглинского заповедника, расположенного на северо-западных отрогах Таласского Алатау, — Томирали Борыбаев. По рассказам казахов, — сообщает он, — в горах нынешнего Аксу-Джебаглинского заповедника обитали “дикие люди” — “киик-адам”. Они были совсем дикие, с густым коротким волосяным покровом, очень похожим на шерсть одногорбого верблюда. Одежды они не знали, речи не имели, питались мясом и разными плодами и кореньями. Они не отличались свирепым нравом и вели очень скрытый образ жизни. О личной встрече с “киик-адамом” в очень давние времена, в 70 – 80-х гг. XIX в., рассказывал близкий друг отца Темирали Борыбаева, по имени Сакал-мерген, умерший глубоким стариком в 20-х годах XX в. Охотясь высоко в горах у истоков р. Улькен-Аксу, Сакал-мерген на открытом склоне увидел существо, похожее на человека, который то наклонялся, то выпрямлялся. Подползши за камнями к тому месту, где копошился этот “человек”, охотник увидел, что вместо одежды его тело покрывала густая короткая шерсть цвета шерсти верблюжонка или одногорбого верблюда (серовато-палевая). Это был “киик-адам”, довольно высокого роста, мускулистый. Он каждой рукой поочередно выдергивал какие-то маленькие растения, разглядывал их, очищал корешки от земли и ел. Охотник решился подранить его в ногу. “Раненый киик-адам завопил совсем по-человечески, сел на землю и стал рассматривать раненую ногу и лизать ее. Он долго сидел и скулил. Затем встал и, сильно прихрамывая, пошел к скалам и скрылся за склоном”. Охотник немного спустя пошел было по кровавому следу, который однако затерялся в неприступных скалах (ИМ, III, №112).

Этот описательный материал относится к одной из окраин Казахской ССР. Можно ли что-нибудь сказать о всей остальной территории Казахстана?

Если бросить взгляд на эту гигантскую территорию, охватывающую весьма разнообразные ландшафты и географические зоны, граничащую на западе с Каспийским морем и Приволжскими степями, на севере — с Южным Уралом, с Ишимской, Барабинской, Кулундинской степями, на западе — с Алтаем и Китаем (Джунгарией), покажется навряд ли мыслимым, чтобы это огромное пространство хотя бы в качестве обширнейшей окраины могло быть приобщено к ареалу блужданий “снежного человека”. А между тем с некоторой долей вероятности можно высказать предположение, что действительно чуть ли не на всем протяжении Казахской ССР, по крайней мере в самых разных ее местах, в недавнее время имели место заходы и блуждания редких особей. Иными словами, приходится допустить гипотезу, что здесь не только горные хребты, но также центрально-казахстанский мелкосопочник, нагорья, Устюртское плато, Тур-гайская столовая страна, также как пустыни и степи, — может быть давали некоторые минимальные возможности для спорадических миграций, расселения единичных представителей интересующего нас вида реликтовых гоминоидов. К такой гипотезе побуждают разрозненные указания на такого рода животное, время от времени поступающие то из одного, то из другого угла необъятной земли Казахстана.

Указания эти надо сказать, — по крайней мере пока что, — неизмеримо беднее тех, какие мы цитировали по Памиро-Алаю или Тянь-Шаню. Они настолько фрагментарны и непроверенны, что представляется преждевременным излагать их здесь и посвящать казахстанскому материалу особый обзор. Лишь будущие труды может быть изменят эту картину. Пока же будет достаточным просто упомянуть, что у Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке” есть единичные сигналы, на первый взгляд могущие показаться странными, с запада — из области Мангышлака и Устюрта, из западноказахстанских приволжских степей; с севера — с Южного Урала, наводящегося даже за пределами Казахской ССР; с юга — из степей Акмолинской и Карагандинской областей.

Видимо, в этой обширной периферийной зоне исследование еще настолько бедно результатами (как бы заманчиво ни выглядели некоторые информационные материалы), что пока благоразумнее всего ограничиться сказанным.

Отметим еще, что сведениями о “диком человеке” располагают и не казахи, проживающие в Казахстане, например, дунгане, именующие это существо, когда они пугают детей, “моёржином” (буквально: дикий человек с шерстью, т.е. обросший шерстью) (ИМ, III, №114). Точно так же знают его и казахи, проживающие за пределами Казахстана, например, в Монгольской Народной Республике (где они именуют его “албасты”) или в Синьцзяне (где они именуют его “ксы-гыик”). Эти наблюдения важны как опровержение некоторых фольклористических гипотез о “снежном человеке”.

Алтай, Саяны

Познакомимся столь же бегло и кратко с описательными данными, относящимися к другой территории, которая представляется весьма перспективной для дальнейших исследований: к горной области, охватывающей Алтай и Саяны, включая территорию Хакассии, Тувинской АО, а также и Бурятской АССР.

Приведем прежде всего имеющуюся благодаря любезности Я.Ф. Цикунова запись воспоминаний очень старого человека, ныне покойного А. Могилева, относящихся ко времени его молодости, т.е. чуть ли не к 30-м годам XIX в. Речь идет о пограничных местах современных Восточно-Казахстанской области и Алтайского края; А. Могилев работал в хозяйстве, расположенном в горах далеко к востоку от г. Лениногорска, известных в тех местах под названием “Белки”, — они покрыты снегом, склоны лесистые , население почти отсутствовало. Однажды, –рассказывал А. Могилев, — жители услышали громкий крик. Договорившись, окружили это место и поймали необыкновенного человека. Передвигался он на двух ногах, но был весь в шерсти, волосы на голове были длинные. А. Могилев, рассказывая, называл его “косматый человек”. Его привели в поселок и держали до вечера. По словам А. Могилева, он весь день сидел и плакал и что-то непонятное выкрикивал. Вечером его отпустили, он убежал в горы. После этого неоднократно слышали такие же крики недалеко от поселка; иногда в стороне от жилья выкладывали хлеб, мясо и т.п., а утром этих продуктов не оказывалось, причем по следам установлено, что забирал их “дикий человек”. Тот же А. Могилев рассказал и другой случай. Местный учитель-охотник в горах набрел на стоянку “дикого человека” в пещере. Взрослых особей в этот момент не оказалось, были одни детеныши. Однако, пока охотник рассматривал детенышей, вернулись взрослые и начали было яростно нападать на охотника, но он отгонял их выстрелами в воздух. В конце концов, когда он отступил, они устремились к своим детенышам, а охотник сумел удалиться невредимым. Наконец, А. Могилев говорил, что и после этого жители поселка несколько раз в светлое время суток видели на горе “диких людей”, которые ходили парами (ИМ, III, №115).

Как можно предполагать на основе этого сообщения Я.Ф. Цикунова, лет сто с лишним назад горы Алтая принадлежали к числу очагов не только появления, но и размножения “снежного человека”: тут упоминается о детенышах, о “парах”. Однако есть и сигналы, позволяющие допустить, что область распространения “снежного человека” еще и в недавнее время охватывала, например, Абаканский хребет. Эстонец Я. Нэрман в 1938 г., когда он приехал в г. Абакан, выясняя возможность организации курорта на горячих серных источниках высоко в горах Хакасии, услышал от многих лиц о небезопасных таинственных встречах в горах и о недавней, всего недели за две до его приезда поимке в горах “дикого человека”, которого жители Абакана истолковали как просто одичавшего человека, оставленного, видимо, в раннем детстве в горах и по счастливой случайности выросшего там совершенно без людей. “Говорили, что охотники и лесники не раз видели издали в горах волосатого человека, который никого близко к себе не подпускал. Далее, говорили, что сотрудники местных органов получили распоряжение поймать живым этого лесного обитателя. За ним охотились, якобы, более двух недель пока удалось окружить и изловить, забросав петлями веревок, свалить с ног и связать. При поимке он будто бы рвался, кусался, рычал, кричал, но без внятных слов. На руках или на носилках перенесли его в Абакан, где поместили в особую железную клеть и с неделю показывали публике. Всем ли показывали — не знаю, но несколько человек говорили, что сами ходили смотреть это чудище. Передавали, что когда люди приближались к его клети, он зло рычал и тряс железные прутья так, что вся его тюрьма ходуном ходила. Кормили сырым мясом и рыбой. Особенно любил рыбу, хватал, рвал зубами на куски и ел с жадностью. По мои вопросы как выглядел — говорили, что рослый, сильного сложения, весь в густых волосах. Подробностей не помню. На вопрос куда он делся — отвечали, что “куда-то увезли”, а иные добавляли, что увезли в отдельном вагоне, наверное в Москву” (ИМ, III, №116). Единственное не совсем точное подтверждение этого рассказа получено пока от художника Б. Жутовского, прибывшего в г. Абакан летом 1955 г. из маршрута по тайге и в разговоре с местным жителем, кажется, учителем, услышавшего неожиданный вопрос: не встречали ли косматого человека, так как лет двадцать тому назад “вроде там поймали, тут вот показывали, да и куда-то дели” (Сообщение Б. Жутовского. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”). Кто знает, может быть и в самом деле экземпляр интересующего нас человекоподобного животного был довезен даже до Москвы и кончил свои дни где-нибудь в психиатрической больнице, как случай редкой психической и сопровождающей соматической аномалии, под каким-нибудь наугад данным ему именем, так что и искать-то теперь его было бы безнадежно…

В августе 1962 г. на южном склоне г. Белухи (Катунский ледник) на высоте около 2500 м. горно-туристская группа (Дитман, Айрапетянц, Васильев, Иорданишвили) обнаружила на льду помет, разбросанный на площади около 2 кв. м., формой он совершенно напоминал человеческие фекалии, но состоял в значительной мере из непереваренной и полупереваренной травы. Принадлежность этого помета (образцы которого были доставлены в Москву) волку представляется невероятной, тем более — медведю, барсу, оленю… Кто оставил странный свежий помет на ледника? (Сообщение А. Иорданишвили от 25 сентября 1962 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Очень интересны бесхитростные письма охотницы-лесничихи А.Д.Полетаевой, отлично знающей безлюдные глухие места в тайге Красноярского края и Тувинской области, в частности, вдоль трассы от г. Абакана до г. Кызыла. Следы местных животных — зверей и птиц — ей отлично известны. В 1952 г. на гребне Саянского хребта она встретилась с совершенно незнакомыми следами. Это были вдавленные в снег почти круглые следы длиной сантиметров 25, не имевшие отпечатков ногтей, оставленные косматым волосатым существом, шедшим не на четырех ногах, а на двух. А.Д. Полетаева ясно отличала эти следы от медвежьих. Она прошла этим следом более одного километра, а когда вернулась, то, по ее словам, обнаружила, что существо, оставившее след, проследовало вторично непосредственно за ней. Поспешив на стоянку, А.Д. Полетаева, по ее словам, поделилась наблюдением с охотниками-тувинцами, которые посоветовали ей больше туда не ходить, прибавив: “это наши предки, не ходи, а то тебя унесут” (ИМ, III, №117; письмо А.Д. Полетаевой от 28 октября 1959 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Д.И. Попов из Иркутска сообщает, что в 1952 г. в пос. Орлик Окинского района БурАССР он слышал сообщения местных жителей о встречах в Саянских горах очень крупного человекоподобного существа, с длинными руками и белой шерстью, ходящего согнувшись. Тогда же он слышал от С.И. Кудрявцева о встрече последнего в Саянских горах, вдали от города Зима, с человеком со светлой шерстью, который ходил сгорбившись, с длинными руками (Из письма Д.П. Попова от 5 мая 1959 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Весьма реалистическое сообщение сделали три азербайджанца, временно работавшие на лесозаготовках в 1954 г. в горах Бурятской АССР, а именно, по-видимому, в Восточных Саянах. Сафар Саидов, Вайсал Ахмедов и Альгейдар Ахундинов шли к месту работы по горной тропе. “Вдруг, выйдя из-за огромной каменной глыбы, мы в ужасе остановились. Мурашки побежали по телу и волосы на голове встали дыбом. Метрах в 10 – 15 от нас быстро спускалось сверху какое-то чудовище, похожее на человека, все тело которого было покрыто густым волосом. Он бежал очень ловко, держа что-то в руках, и скрылся в темном ущелье”. Далее описывается ужас лесорубов и меры предосторожности принятые на ночь. Но приехавший утром бригадир из местных жителей, когда ему поведали о встрече в горах, “не очень удивился, так как сам не раз за свою жизнь встречал человека, который живет высоко в горах и ходит голый. Его видели и другие местные жители. Этот дикий человек на людей не нападает, живет все время в горах, питается путем ловли диких зверей, птиц” (ИМ, III, №118).

Эти несколько наблюдений, относящихся к горам Алтая и к Саянам, дополняются рядом других сведений из тех же мест, переданных пока лишь в форме устного сообщения о сборах опросных данных среди населения научной сотрудницей Музея краеведения г. Кызыла т. Сорокиной.

В целом, имеющиеся данные по горам Алтая и Саянам создают впечатление реалистичности, тем более, что в большинстве своем они записаны со слов не местного населения, а приезжих людей, что исключает причисление их к местному фольклору. Природные условия Алтайских гор и Саян дают возможность предполагать здесь в историческом прошлом один из важных очагов обитания “снежного человека”. Необходимо подчеркнуть также непосредственную ландшафтную и зоогеографическую связь этой области с Монгольским Алтаем, как мы уже знаем, ведущим нас в одну из наиболее богатых описательными данными о “снежном человеке” территорий — в Монгольскую Народную Республику.

Забайкалье, Восточная Сибирь

Наш обзор сведений по горным областям Советском Азии мы закончим еще более беглыми предварительными замечаниями, касающимися бескрайних горных хребтов Забайкалья и всей Восточной Сибири. Было бы совсем неверно пытаться причислить всю Бурятскую АССР, Читинскую область, Якутскую АССР, Хабаровский край с их горными хребтами и плоскогорьями к ареалу “снежного человека”. Для этого нет должных оснований ни в наличных опросных материалах, ни в физико-географических и био-географических условиях указанной территории. И все-таки было бы неосторожно, с другой стороны, вовсе выкинуть из поля нашего внимания эту грандиозную гористую страну северо-восточной Азии: то тут, то там, до нас доносятся сведения населения — по большей части окутанные густой пеленой легендарности и фантастики, домыслов и басен, но подчас вдруг и удивительно конкретные, содержащие в общем уже хорошо знакомые нам черты дикого человекоподобного существа. Волей-неволей складывается предположение, не находимся ли мы здесь в области очень давних в своем большинстве, принявших поэтому полу-сказочный характер воспоминаний о древнем, ныне исчезнувшем существе, хотя единичные рассказы говорят как будто и о появлении в совсем недавнее время на короткий сезон небольших групп или единичных бродячих особей “снежного человека” в тех или иных восточносибирских горах.

Из с. Тотта Аяно-Майского района Хабаровского края получено сообщение В. Константинова о том, что у эвенков у подножья хребта Джугджур охотники рассказывают о редких встречах “бюляна” — голого человека большого роста, обросшего волосами, похожими на медвежью шерсть, о темным лицом и глубоко сидящими глазами. В одном случае рассказывается, что охотники ранили “бюляна” в ногу, поймали его и долго пытались допрашивать, но тот только скалил зубы и издавал разные крики, которые больно отдавались в ушах. Любопытно, что, по словам наблюдателей, они видели “бюляна” с палкой в руке, а однажды и с сухой бедренной костью какого-то животного, которая, видимо, служила ему ударным орудием. Как рассказывают, однажды, когда удалось убить “бюляна”, он оказался весь обмазанным смолой, особенно ступни и ладони рук (дело было летом) (Сообщение В. Константинова. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Севернее, в горах Якутии записано немалое количество рассказов о дикомчеловекообразном существе. Его называют “чучунаа”, “кучуна”, “мээлкоээн”, “хээдьек”, “абасы”.

Выдающийся знаток якутского фольклора Г.В. Ксенофонтов опубликовал некоторое число этих записей. В них интересно не то, что сближает этого “дикого человека” с мифологическими существами или, напротив, с представлением о примитивных людях, соседях-чукчах, а то, что подчас, разрозненными штрихами, сближает его с животным, уже известным нам по многим описаниям. Разве похоже на мифологический образ постоянно подчеркиваемое свойство этого “чучунаа” при редчайших встречах с людьми тотчас спасаться бегством, так что видят его почти исключительно убегающим? Во многих рассказах подчеркивается, что бродит он в одиночку, бегает с исключительной быстротой. Строением тела похож на человека, но принадлежит к “шерстистому или волосатому племени”, т.е. тело его покрыто волосами. Кстати, представляется вероятным, что Г.В. Ксенофонтов смешал и объединил вместе два разных предания: “о бородатом народе”, которое он с известным основанием склонен считать отдаленным отзвуком рассказов об айнах, живущих в южной части о. Сахалина, и о “волосатых людях”, которым часто приписывается рост выше или ниже нормального и скорее животный, чем человеческий образ жизни. Правда, именно об этих волосатых людях предание гласит, что этот народ будет разыскан тогда, “когда наступит последний век и начнется светопреставление”. Однако, когда рассказывают о встречах с такими существами, нередко упоминают признаки, скорее интересные для биологии, чем для мифологии. Они свистят, пугая людей и оленей, либо кричат весьма неприятным, хриплым и трескучим голосом. Встречаются исключительно в летнее время. Живут в норах наподобие медведей, пожирают мясо оленей в сыром виде, могут добывать диких оленей, а домашним оленям спутывают ноги тельником. Делают себе запасы пищи, собирая мышей (Ксенофонтов Г.В. Ураангхай-Сахалар. Очерки по древней истории якутов. Иркутск, 1937, т. 1, с. 288 – 289, 554 – 555).

Рассказы, записанные Г.В. Ксенофонтовым, могут быть дополнены двумя записями, произведенными А.П. Окладниковым на Нижней Лене. “Чучуна” — племя полулюдей-полуживотных, обитавших и изредка еще попадающихся здесь на Севере. Внешность у них была необычайная: голова как бы срослась с туловищем, шеи не было. Неожиданно появлялись ночью, кидали в спящих людей камнями со скал; ловили оленей. Якут-охотник Макаров утверждал, что он встречал пещеры, в которых обитают “чучуна” по правому берегу р. Лены ниже Чубукулаха и вплоть до о. Столб, подчас также и на левой стороне Лены, находя в этих природных логовищах оленьи рога и шкуры (Окладников А.П. Исторические рассказы и легенды Нижней Лены. Сборник. МАЭ, 1949, с. 85, 99).

Геолог Н.И. Гогина сообщает, что во время экспедиции летом 1960 г. сопутствовавшие оленеводы, по-видимому, из эвенков, хорошие охотники и знатоки тайги, Егор Павлов и Василий Федоров, на расспросы о том, что такое “чучуна”, сначала отвечали неохотно, а потом много рассказали о том, что в их краях водятся дикие люди. Дикий человек, по их описанию, — очень крупный, высокий, волосатый. Отпечаток ступни (след) — большой. “Не совсем человек — черт, наверное”. Живут дикие люди в Верхоянском хребте. Видели их оленеводы-пастухи в районе пастбищ Кыстатымского колхоза (Жиганский район) — высоко в хребтах в верховьях рек Джарджан, Мянгкяря, Собопол. Раньше их видели чаще, теперь — реже. В поселке Кыстатым можно найти очевидцев. Дикие люди, якобы, похищают детей, подчас возвращая их через долгое время назад, и в таком случае дети сообщают, где и как они жили. До войны похищений было больше, сейчас реже. Рассказчики убежденно заверяют, что в одном хорошо им известном случае похитителем был “чечуна”, так как они сами видели след похитителя — “как большой-большой человек”.

Идет ли речь о местных народных повериях? Н.И. Гогина, с одной стороны, отмечает, что эти рассказы носят локально ограниченный характер: “В 1958 г. мы спрашивали у всех оленеводов, никто ничего не знал, — все они были из равнинной части, а попались оленеводы из Верхоянья, появились и рассказы о диком человеке (возможно, вымышленные)”. Иными словами, если это легенды, то распространенные далеко не повсеместно среди населения края, а приуроченные лишь к определенным географическим условиям. С другой стороны, они вовсе не носят узко локального характера: “Но интересно то, — продолжает Н.И. Гогина, — что если это и фольклор, то уж очень он однотипен с фольклором других народов на эту тему”. О том же говорит добавление геолога Б.Н. Леонова: “В рассказах о диком человеке Верхоянья поражает совпадение сведений с другими районами. Добавлю, что в рассказах указывалось, что по окраске существо похоже на медведя, живет в пещерах, у границы снега” (Сообщение Н.И. Гогиной и Б.Н. Леонова от 18 августа 1960 г. Архив Комиссии по изучений вопроса о “снежном человеке”).

По сообщению одного корреспондента, работавшего ряд лет на севере, в районе рек Яны и Индигирки, согласно внушающим ему доверие рассказам коренных жителей, на хребте Полоустном в недавнее время имели место встречи “дикого человека”, а в б. селении Муурдах имеется даже захоронение убитого “чучуна” в мерзлоте. Корреспондент утверждает, что “примерно в конце 20-х годов власти Якутской АССР давали даже разрешение на отстрел “чучуна” и что у одного знакомого ему якута хранится кусок шкуры такого убитого существа” (Сообщение Павлова. Архив Комиссии по изучению вопроса о “Снежном человеке”).

Научный работник ботаник В.А. Шелудякова со своей стороны сообщает, что по всему северу Якутии рассказывают о “диких людях”, живущих в горах, в малодоступных местах. Приводимые ею описания схожи с цитированными выше. “Рассказы о “кучена” — пишет В.А. Шелудякова — настолько образны, наполнены, такими подробностями, подтверждены такими авторитетными очевидцами, что в свое время заставили ЯЦИК специально заняться выяснением, что такое эти дикие люди — продукт суеверия, или какие-то действительно подозрительные люди, скрывающиеся в необитаемых местах. Очевидцы, рассказывавшие мне о своих встречах с кучена, были люди грамотные, причислявшие себя к местной интеллигенции”. В.А. Шелудякова ссылается на некоторых местных работников и затем рассказывает эпизод, происшедший во время ее экспедиционных работ в районе между Индигиркой и Алазеей: ее проводники, эвен и русский, убившие лося и вечером разделавшие его тушу, под утро разбудили ее сообщением, что только что видели “дикого человека”, небольшого роста, темного, свистевшего и кидавшего в них камни, очевидно, пришедшего к мясу; однако на утро ей не удалось обнаружить никаких его следов (Сообщение В.А. Шелудяковой, Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).

Газета “Эдэр Коммунист”, орган Якутского обкома ВЛКСМ, в июле 1959 г. опубликовала статью С. Черемкина “Знаете ли вы о хээдьеках?” Автор приводит сообщения старого колхозника П.А. Слепцова из района Момских гор и верхних притоков р. Колымы, относящиеся к одному единственному сезону, хотя, по словам рассказчика, о “хозяевах гор” или “хээдьеках” у местных жителей имеются и какие-то другие менее конкретные сведения. П.А. Слепцов рассказал, как однажды в осеннюю темень к чуму подошли какие-то не то звери, не то неизвестные люди и закидали чум камнями. Спустя некоторое время туда же в чум, еле переводя дыхание, прибежали бросившие своих оленей люди, сообщившие о нападении на них в пути каких-то неизвестных, закидавших их камнями. В том же году родственник рассказчика, отправившийся в горы охотиться на горных баранов и на ночь разложивший освежеванные туши, обнаружил исчезновение части добычи, а затем на него с разных сторон кто-то стал кидать камни; когда он побежал от нападающих, те пустились за ним, забегая то спереди, то сзади, и продолжая кидать камни, а он отстреливался по их едва заметным силуэтам. Тетка рассказчика Л.П. Слепцова, по ее рассказу, подверглась нападению группы семерых высоких, темных человекообразных существ, издававших нечеловеческие пискливые звуки, не имевших одежды (Черемкин С. Знаете ли вы о хээдьеках? // Эдэр Коммунист. Якутск, 26 июля 1959 г.).

Эти рассказы позволяют сделать допущение, что в данном случае речь идет о действительном заходе на один единственный сезон группы человекоподобных существ в далекий северо-восточный район, где современные условия фауны не дают им возможности устойчивого существования. Но если это и так, — перед нами эпизодический заход. Однако, кто знает, не является ли он реликтом постоянного появления здесь этих существ в более давние, точнее — в древние времена?

У нас пока слишком мало данных, чтобы говорить о том, как далеко простиралась тогда на северо-восток граница их миграций. Но есть косвенная причина допустить, что она заходила и на Чукотский полуостров и в область Берингова пролива. Этой причиной является открытие в последние годы довольно обильных данных о таких же самых существах, т.е. о существах, подобных “снежному человеку”, на территории Америки. Попасть туда они могли только через Берингов пролив.

Для ответа на этот вопрос еще недавно мы располагали только приведенными выше данными. Но, как не раз случалось в исследовании проблемы “снежного человека”, в дальнейшем мы открыли, что мы вовсе не были первооткрывателями, — только наши научные предшественники еще не могли связать свой локальный материал с аналогичными данными из других географических областей. Оказалось, что еще в 1908 – 1912 гг. молодой русский минералог П.Л. Драверт собрал (и в небольшой мере опубликовал) в районе нижнего течения Лены, в Кюсюре и Булуне, рассказы о диких волосатых людях, якобы встречающихся в глухих местах Верхоянского округа. С 1925 г. совместно с агрономом-якутом Д.И. Тимофеевым проф. П.Л. Драверт, ставший видным метеоритологом, собирал сведения и об этих “диких людях” Якутии — “муленах” и “чучуна”. В марте 1929 г. они сделали доклад на эту тему в Западно-Сибирском (Омском) отделе Русского географического общества. 26 апреля 1929 г. в газете “Автономная Якутия” была опубликована заметка С. Потапова “Чучуна”, подтверждавшая реальность этих существ ссылками на расследования, произведенные авторитетными организациями Якутии. Включив полностью эту заметку, как и прочие прежние и вновь полученные данные, проф. П.Л. Драверт опубликовал в 1933 г. большую статью “Дикие люди мулены и чучуна” (Драверт П.Л. Дикие люди мулены и чучуна // Будущая Сибирь, 1933, кн. 6). Автор призывал приложить все усилия для изучения и охраны этих представляющих огромную научную ценность “диких людей”. Однако призыв был, к сожалений, в большой мере парализован одновременно опубликованной статьей Г. Ксенофонтова “По поводу статьи проф. Драверта” (Ibiden.), где довольно голословно декларировалось, что “мулены” и “чучуна” являются пережитками каких-то наидревнейших верований предков туземцев севера, сходных с верованиями древних греков в пана или фавна; пана, отмечал Г. Ксенофонтов, тоже связывали со стадами травоядных, с внушаемым им “паническим ужасом”, с преследованием женщин, с криками в горах.

В изложении П.Л. Драверта различимы два пласта представлений о “диких людях”: сначала он представлял их себе по описаниям якутов и тунгусов как сильных волосатых человекоподобных, лишенных даже членораздельной речи; позже, под впечатлением собранных Д.И. Тимофеевым рассказов, П.Л. Драверт подверг всю проблему своего рода переосмыслению — вообразил их как какой-то своеобразный примитивный народ, но все же обладающий уже луком и стрелами, металлическими ножами, огнивом, удивительной одеждой из оленьих шкур шерстью наружу, покрывающей тело сплошь в обтяжку, возможно, что и особым языком, непонятным туземцам. Оба пласта представлений, логически исключающие друг друга, как то переплелись в изложении П.Л. Драверта. Субъективно ему хотелось видеть тут неведомый “народ”, а не человекоподобных животных, и, видимо, поэтому он оказал доверие немногим сказочным подробностям, содержавшимся в собранном фольклоре, не обратив должного внимания на полную несовместимость, например, металлического ножа со звероподобностью других атрибутов изучаемых существ. Если исключить перечисленные черты, по-видимому, привнесенные стремившимися к “реализму” рассказчиками, остаются такие данные о “муленах”-“чучуна”: по строению тела и облику они сходны с людьми, но ростом бывают и выше и ниже человека, бегают необычайно быстро, обладают сильно развитым волосяным покровом, в том числе на голове волосы длинные, на лице — мягкие, короткие, очень сильны; издают нечленораздельные звуки, иногда похожие на мычание (показывая при этом зубы), но подчас в горах или перед нападением издают пронзительный свист, производящий ошеломляющее впечатление на человека и даже временно парализующий его волю “как у загипнотизированного”, вооружены палками и камнями, иногда мелкими, которые могут бросать в людей или в чумы с расстояния до 15 – 20 саженей; изредка нападают на людей в целях отбить пищу или предметы, воруют припасы; угоняют у тунгусов оленей, целые табуны. Живут “мулены”-“чучуна” в пещерах. Встречаются поодиночке или группами не более 2 – 3 особей, при этом об особях женского пола или о детенышах упоминаний нет.

П.Л. Драверт со слов Д.Н. Тимофеева и других подчеркивает, что якуты и, особенно, тунгусы крайне неохотно сообщают о своих встречах с “муленом” и “чучуна”, ибо эти встречи оканчивались в большинстве случаев умерщвлением последних и виновник опасался привлечения к суду за убийство человека; приведено несколько подтверждающих примеров. По слухам, немалое число “муленов”-“чучуна” было истреблено во время гражданской воины в Якутии, когда по безлюдным дотоле пространствам прошли большие массы вооруженных людей. И до революции и после на этих полу-людей охотились; трупы их закопаны там и тут, но “охотники” скрывают места, опасаясь преследования за убийство.

Наконец, в статье П.Л. Драверта приводились некоторые данные о местах встреч и возможных миграциях “муленов”-“чучуна”. Так, отмечалось, что довольно обильны встречи этих существ в хребте Джугджур — продолжении Яблонового и Станового хребта, где якуты называют их хозяином или духом гор и приносят им лакомые подарки при перевале через хребет, а тунгусы относятся к ним как к реальным существам и иногда убивают. Далее отмечены сведения по всему крайнему Северу, в особенности в Верхоянском крае, а также, что характерно, в устьях и нижнем течении больших рек — Колымы, Индигирки, Яны, Лены, Хатанги, и в малонаселенных горных хребтах Севера.

Здесь же, совершенно попутно и предварительно, следует отметить, что некоторые разрозненные сведения о реликтовых диких полулюдях, ведущих животный образ жизни, зафиксированы другими исследователями и далее на запад: у самого северного из народов СССР нганасанов на п-ве Таймыр, в низовьях Оби, на Северном Урале, в низовьях Печоры и вплоть до Пинеги, Излагать эти отрывочные сведения было бы преждевременно. О них стоит упомянуть лишь в связи с общим складывающимся впечатлением, что понемногу перед исследователями проблемы “снежного человека” приоткрывается неожиданная новая глава: расселение или миграции этих существ по всему северному краю эйкумены, куда они могли быть оттеснены человеком несмотря на экологические условия крайне тяжелые, особенно учитывая отсутствие у них огня и каких-либо других элементов человеческой материальной культуры. Эта “полярная” глава будет написана позже. Пока с чисто иллюстративной целью приведем одну фольклорную запись.

Она относится к району похода трех братьев-тунгусов от низовьев реки Нижняя Тунгуска при впадении ее в Енисей до предгорий хребта Путорана (где и разыгрывается основное действие). Запись сделана со слов энца Р.А. Силкина в 1948 г. этнографом Б.О. Долгих. Последний сопроводил публикацию записи таким примечанием: “Очень соблазнительно было бы истолковать образ волосатых амуки энецкого фольклора, как известие о каких-то древних примитивных расах, что-нибудь вроде пресловутого “снежного человека”, с которым сталкивались предки энцев, но для этого у нас нет никаких других оснований, кроме фольклора”. Однако как раз ничего специфически фольклорного в данной записи мы не обнаруживаем, хотя вполне вероятно, что рассказ со всеми подробностями пересказан уже не одним поколением.

Три брата, охотники, оставив становище отца в низовьях Нижней Тунгуски, идут на промысел дальше обычной охотничьей территории. Они уже приближаются к хребту; поднявшись на сопку, видят чумы на прогалине у хребта и, чтобы не быть убитыми, если подойдут к чужим чумам в сумерках, решают заночевать в лесу; этот штрих важен: среди рассеянного на огромных пространствах редчайшего населения царит межродовая вражда и застигнутый на чужой территории человек из другого рода, например, обладающий иной татуировкой лица или иным типом оружия, будет убит на месте и брошен как собака. Младший из братьев отходит от костра, чтоб добыть белок, из-за пурги сбивается с дороги и, проплутав по тайге, на третью ночь замечает вдалеке костер. “Близко подошел к костру и видит, что с одной стороны сидит человек или что-то другое. “По-моему, это не человек, шибко большой! Все-таки это не человек, руки-то у него — сплошь шерсть. У меня нарка (одежда из оленьих шкур шерстью вверх), а у него не такого цвета то, что его покрывает. Одна шерсть”. Парень пытается вспугнуть сидящего осторожным стуком по дереву, тот действительно оглядывается; не стоит придавать особого значения утверждению рассказчика, что у сидящего оказался один глаз: в рассказе и у брата, и у шурина парня тоже оказалось по одному глазу, так что это — штамп, придающий повествованию налет сказочности; интереснее наблюдения охотника: “он стоит, кругом глядит, головой крутит. Потом сел опять… Но все-таки поглядывает кругом. Думает что ли все-таки о том, что там стукнуло? Ну, как он все поглядывает! Неужели он тоже боится, испугался этого стука?” Несколько успокоившись, сидевший принялся пожирать то, что тлело на огне. Это оказался полуобгоревший труп человека (возможно, убитого и брошенного тут же у костра кем-либо в порядке межродовой вражды). Оторвал у трупа руку вместе с лопаткой, ел без помощи ножа, — “видно все-таки, что не человек он”. Затем, наевшись, заснул лицом к костру. “Ну, как сопка, лежит около костра. Парень все думает, пока тот лежит, попробовать его из лука или нет”… Парень пробует, насколько тугой лук (взятый у брата).

“Если со всей силы до плеча вытяну, то дьявол (амуки) или кто-будь, все равно убью. Давай я его попробую, пока он лежит. Если он не помрет, за мной побежит, я все-таки бойкий. Правда, я сейчас голодный, но я на лыках, а он большой человек, разве он проваливаться в снег не будет?”

“Теперь потихоньку стал подходить к нему поближе. Идет, идет и за лесины завертывает, чтобы тот не увидел”.

“Лежит спиной, лопатками ко мне. Все-таки подошел к нему на два ремня (около 50 м). Ну, теперь сел на лыжи, не снимая их. На колено положил руку с луком и давай натягивать лук. Далеко-то далеко. Но затем, если вскочит, то сумею увернуться, какой бы он ни был бойкий”.

Положив на лук стрелу, парень заметил, что острие ее частью заржавело от крови. Снова раздумье охотника: “Ну, пойдет ли эта стрела, не задержит ли ржавчина? Надо было бы сперва мне ее вычистить. Но все-таки выстрелил, пустил свою стрелу. Вижу, что попал прямо меж лопаток. Этот дьявол с земли вскочил, что-то хватал с земли рукой и побежал, куда был лицом, а на меня даже не взглянул. А стрела между лопатками торчит. Что такое? Испугался или нарочно притворяется? Все премя бежал и скрылся за лесом”. Парень подходит к догорающему костру, трезво констатирует, что налицо действительно останки полусъеденного человека, забирает его топор, поджаривает для подкрепления сил своих белок и лишь тогда решает идти по следу: “Может быть он там за лесом помер. Все-таки моя стрела вошла в тело, только черень было видно. А если он совсем ушел, то гоняться за ним не стану, вернусь”. Наступает день, парень идет по следу с луком наготове и топором за поясом.

“Идет, идет, идет по лесу, куда тот скрылся. Прошел лес. И как раз речка тут за лесом. Он, оказывается, оттого скрылся (из виду), что в яму, в речку (на лед) попал. Речка широкая. Парень увидел, что тот посреди речки сидит. Сидит, вперед наклонившись, куда шел, голова опущена, свесилась на лед. Подошел ближе. Стрела торчит из лопаток. Увидел, что стрела наполовину прошла в нутро. Когда подошел к нему, посмотрел: нет, не шевелится. Обходит его издали, кругом, шагов за десять. Смотрит на лицо: голова опущена на лед. В том месте, где голова свесилась, весь лед в крови. И лицо его в крови, потому что залило лед кровью, “Ну, по-моему помер совсем”. Шаг шагнет, остановится. Снял у себя топор с пояса: “Может быть вдруг вскочит. Глаз не видать и рожа закрыта. Я его тогда топором ссеку”. Близко подошел на шаг. Остановился. Слушает: не дышит ли? Ну, шерсть сплошная, одежды нет на нем. “Ну, как же моя стрела не пройдет, когда одежды нет на нем!” Взял топор за середку топорища и черешком голову шевелит. Голова не шевелится нисколько, примерзла ко льду. “Значит, я его убил”. Топор бросил на лед. Обеими руками ухватился за голову, поднимает его голову и садит (мертвого) на зад. Хочет лицо поглядеть. Да, помер совсем, замерз. Стрелу вынул и на спину положил его на лед. Теперь стал говорить: “Эх ты, дьявол! Я не знал, что ты помираешь от стрелы, а то бы я тебя сразу застрелил. Теперь я знаю это. Пусть вас хоть сколько угодно придет, я вас все равно убью”. Взял топор. Думает: “Что легче будет, рука или голова? Что унесу на показ отцу? Руки здоровые и голова тоже большая”. Поднял топор и отрезал голову по шею. Снял повязки с бакарой (обуви), обвязал его голову и привесил себе за спину на пояс. Пробует, скачет: “Нет, не шибко тяжелая. Дай ворочусь назад, искать буду своих братьев”.

По дороге охотник попадает в чум своего шурина, который утверждает, что отрезанная голова принадлежит “амуки” и расспрашивает, как удалось его убить. Затем после четырехдневного переезда на оленях они вместе прибывают к чуму отца охотника на берегу Енисея. Парень, войдя в чум, садится на свое место, снимает пояс, отвязав голову просит мать передать ее отцу и спросить, знает ли тот такое существо.

“Отец в руки взял. Поглядывает на голову. Из-за старости поднять он ее не может, покатывает по доске”. Отметим кстати, что тут отпадает и единственный сказочный элемент: ни о какой одноглазости “амуки” давно уже речи нет, а тут и прямо говорится о “глазах” во множественном числе. “То глаза посмотрит, то всю ее разглядывает”. “Сын, как ты одолел этого дьявола? — спрашивает отец. — Это амуки. Слышал — никто его не одолеет. Как ты его убил?” “Отец, я его убил стрелою из лука”. “Наши деды — продолжает отец — находить его находили. Людей ел. Но никто не рассказывал, что его убивали. А теперь я знаю, он, оказывается, помирает от стрелы. Это далекая земля, куда ты попал, оказывается; ихняя земля, где они живут. Говорят много их там. Как ты это от них вырвался? Как ты попал туда?” “Отец, я заблудился”. И он все рассказал, как заблудился, как шёл, как убил амуки. Братья же его так и не вернулись, они, по сведениям шурина, погибли от руки тунгусов иного племени (Мифологические сказки и исторические предания энцев. Записи, введение и комментарии Б.О. Долгих. М., 1961, с. 140 – 150).

Мы привели этот пространный рассказ для иллюстрации чрезвычайной конкретности мышления и наблюдений таежного охотника. Рассказы же энцев или тунгусов, имеющие мифологический характер, облачают совсем иной фактурой, они и в отдаленной мере не пронизаны такими чертами бытовой практики, профессиональной психологии охотника.

После этого отступления вернемся еще раз к исследованиям проф. П.Л. Драверта. Последний, подчеркивая, что в полученных им из разных мест Якутии сообщениях не упоминаются ни существа женского рода, ни детеныши, по-видимому, допускал объяснение этого факта тем, что “мулены”-“чучуна” ведут бродячий образ жизни, совершают по пустынным местам большие передвижения в одиночку или мелкими группами и в Якутии бывают лишь сезонно. Так, из Верхоянского улуса сообщали: “появлялись чучуна по 2 – 3 человека рано весной и уходили неизвестно куда (говорят, к чукчам) поздней осенью”; “население полагает, что чучуна приходят из чукотского района и туда же уходят” (Драверт П.Л. Op. cit.).

Как видим, восточная Сибирь представляется в большой степени чем-то вроде гигантской арены блуждений, сезонных и иных миграций “снежного человека”. Стрелка научного компаса указывает отсюда, во-первых, в западном направлении, где в дальнейшем могут быть обнаружены более стационарные очаги обитания, во-вторых, на крайне восточную оконечность Сибири, в область обитания чукчей. Чукотский полуостров и прилегающие территории, несомненно, должны привлечь взимание в данной связи. Это тем более необходимо, что только через Берингов пролив и через Алеутские острова люди могли оттеснить на Американский континент “снежного человека”, обильные данные о котором обнаружены там в последнее время.

Здесь уместно воспроизвести рассказ якута Бычы, записанный П.Л. Дравертом еще в 1908 г. в низовьях р. Лены. Согласно преданиям, здесь некогда обитало сильное, могучее племя, но Красный Дьявол наслал на них горы, задавил их, и лишь немногим, жившим ближе к морю, удалось спастись: “вместе с женами и детьми они уплыли к Теплым островам — и там, будто бы, живут до сих пор…” “А где эти Теплые Острова”, спросил участник экспедиции, русский, не знавший, что так называют Алеутские острова. “Никто не знает этого, — отвечал Бычы; только старые люди передавали, что однажды к земле Чукчей (а ты слышал, как далеко она отсюда?) море выкинуло на песок тело волосатого человека с Теплых Островов. Нельзя было понять живой он или мертвый. Никто не решался тронуть его. К нему боялись подойти даже собаки… И так лежал он на берегу целый день. А на утро его уже не оказалось там… Лишь один почтенный шаман видел ночью, как человек поднялся с земли, трижды обошел стойбище чукчей и потом ушел” (Драверт П.Л. На севере дальнем // Камско-Волжская Речь, 1913, №239). В качестве комментария к этому преданию можно лишь добавить, что в летнее время течение действительно направляется от Алеутских островов на север и могло донести выбившегося уже из сил “волосатого человека” до Чукотского полуострова.

Преодолеть вплавь или по льдам Берингов пролив для крупного животного возможно, это по силам, например, стадам оленей. Может быть еще теснее связывают Азию с Америкой Алеутские острова. О “снежном человеке” некоторые сведения на Алеутских островах уже собраны А. Сэндерсоном и готовятся к печати. В книге путешественника Тода Бенка мы находим упоминания рассказов местных жителей об “айдигадине” или “чужаке” — страшном бездомном дикаре, который рыщет по ночам в горах, приближается подчас к деревне, ворует продукты, а иногда, говорят, даже и детей (Тед Бенк. Колыбель ветров. М., 1950, с. 132). Эти связующие звенья делают правдоподобнее и казавшиеся сначала невероятными сведения о существах, аналогичных “снежному человеку”, на территории западного побережья Канады, Северной Калифорнии, а также и в других местах Америки.

ГЛАВА 9 ● ВОСТОЧНАЯ ВЕТВЬ (АМЕРИКА)

Эта глава поневоле будет носить компилятивный и фрагментарный характер. Ее задача состоит лишь в том, чтобы дать самое предварительное ознакомление читателю с некоторыми опросными данными, заставляющими в настоящее время серьезно относиться к недавно начавшимся исследованиям о “снежном человеке” или “сублюдях” в Америке.

Этнографами давно были записаны предания эскимосов — народности арктического побережья Америки от Берингова мыса до Гренландии — о человекоподобных существах тождественных “снежному человеку”, которых они застали, когда расселялись на этих землях (Weyer E. The Escimos. New-Haves, 1933). Известны были и сходные предания индейских племен в Северной, Центральной и Южной Америке. Подчас не только в американской прессе последнего столетия, но даже и в русской прессе, появлялись сообщения о наблюдении там и тут волосатых диких людей-животных. Так, в одной русской газете в 1903 г. была напечатана корреспонденция об обнаружении “дикого человека” в Америке близ Пембайна около фермы некого Джонса Кота; сначала у последнего необъяснимым образом исчезали овцы, затем дровосеки натолкнулись на “виновника” — в пещере обитал (скрывшийся от них в чаще леса) незнакомец; “он был без всякой одежды, тело его поросло длинными волосами, и сам он был похож на орангутана” (Приазовский край, 17 января 1903 г.).

0|1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|11|