Тур Хейердал Путешествие на Кон-Тики

А Эрик и Бенгт шли с прохладцей по набережной, нагруженные до зубов пакетами и книгами. Навстречу им двигался поток возвращавшихся домой людей. В конце концов их остановил полицейский патруль, и любезный констебль объяснил им, что они уже ничего не увидят. Бенгт, изящно размахивая сигарой, заверил его, что им, конечно, смотреть нечего - ведь они сами отправляются на плоту.

- Вряд ли, - снисходительно сказал констебль. - "Кон-Тики" ушел час назад.

- Это невозможно! - закричал Эрик, потрясая одним из пакетов. - Вот же фонарь!

- Ведь он штурман, - заметил Бенгт, - а я - заведующий хозяйством.

Все же они добрались до пристани. Плота не было. В ужасе забегали они взад и вперед по молу, где встретили и остальных членов экспедиции, также тщетно разыскивавших исчезнувший плот. В конце концов к ним подошла шлюпка, и мы все шестеро собрались вместе. "Гуардиан Рио" повел плот в море, и вокруг него запенилась вода.

Был уже вечер, когда мы тронулись в путь. "Гуардиан Рио" должен был остаться с нами до утра и вывести нас за линию прибрежных вод.

Сразу же за молом навстречу нам поднялись высокие волны, и все лодочки, провожавшие нас, стали одна за другой возвращаться назад. Лишь несколько больших яхт сопровождало нас до выхода из бухты, желая, по-видимому, посмотреть, как пойдут у нас дела в открытом море.

"Кон-Тики" следовал за буксиром подобно упрямому козлу, которого тащат на веревке: он то и дело зарывался носом в бурное море, и волны перекатывались через борт. Но по сравнению с тем, что нас ожидало впереди, море можно было считать сейчас спокойным. Когда мы были уже на середине бухты, трос лопнул и начал медленно погружаться в море, а буксир как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Мы все свесились за борт плота, стараясь изловить трос, а яхты бросились в погоню за "Гуардиан Рио". По обеим сторонам плота качались на волнах огромные, величиной с умывальный таз, медузы; они покрыли весь трос скользкой, желеобразной жгучей массой. Плот поднимался на волнах, и тогда мы, лежа на животе на его краю, протягивали руки над водой и дотрагивались пальцами до скользкого конца. Но затем плот опускался, и мы с головой погружались глубоко в воду, а соленые волны и гигантские медузы свободно перекатывались через наши спины. Мы отплевывались, ругались, вытаскивали из волос куски медуз, но когда буксир все же вернулся, оборвавшийся конец был уже выловлен и его можно было связывать.

Мы только-только собрались забросить наш конец троса на буксир, как вдруг плот начало затягивать под корму буксира, и первая большая волна могла расколотить нас о него вдребезги. Мы немедленно все бросили и принялись, пока было не поздно, отталкиваться веслами и бамбуковыми шестами. Но все было напрасно: в тот момент, когда мы были во впадине между волнами, корма буксира нависала высоко над нами и до нее нельзя было дотянуться; когда же набежавшая волна нас поднимала, "Гуардиан Рио" погружался всей кормой в воду и мог свободно нас раздавить, если плот под него затянет. Экипаж буксира тем временем бегал по палубе и кричал. Но вот наконец винты заработали с нашей стороны, и это дало нам возможность в последнюю минуту выбраться из-под буксира. Нос плота все же получил несколько сильных ударов, и крепления его сдвинулись, но потом все обошлось.

- После такого дьявольского начала конец должен быть хорошим, - заметил Герман. - Вот только бы поскорее закончилась буксировка... пока плот еще цел.

Р’СЃСЋ ночь РјС‹ медленно шли Р·Р° Р±СѓРєСЃРёСЂРѕРј, Рё всего было только РѕРґРёРЅ или РґРІР° небольших толчка. Яхты уже давно простились СЃ нами, Рё последний маяк исчез Р·Р° РєРѕСЂРјРѕР№. Только вдали промелькнули РѕРіРЅРё каких-то СЃСѓРґРѕРІ. Р’СЃСЋ ночь РјС‹ несли вахту, РЅРµ спуская глаз СЃ троса, Рё хотя РїРѕ очереди, РЅРѕ РІСЃРµ же хорошо всхрапнули... РљРѕРіРґР° забрезжило раннее утро, побережье Перу было скрыто РѕС‚ нас густым туманом, Р° впереди РІ западном направлении над нами простиралось СЏСЂРєРѕ-голубое небо. Набегавшие небольшие волны курчавили гладкую поверхность РјРѕСЂСЏ, Р° одежда, бревна Рё РІСЃРµ вещи были влажными. Становилось прохладно. Окружавшие нас массы зеленой РІРѕРґС‹ оказались неожиданно холодными, хотя РјС‹ находились РЅР° 12o южной широты. Здесь проходило холодное течение Гумбольдта, которое начиналось Сѓ берегов Антарктики, шло РЅР° север вдоль побережья Перу Рё южнее экватора поворачивало РЅР° запад. Р?менно здесь Писарро, Сарате Рё РґСЂСѓРіРёРµ испанцы впервые встретили большие парусные плоты РёРЅРєРѕРІ, которые выходили РЅР° 50-60 РјРѕСЂСЃРєРёС… миль РІ РјРѕСЂРµ РЅР° ловлю тунца Рё золотой макрели РІ самом течении Гумбольдта. Днем здесь дули ветры СЃ суши, Р° РїРѕ вечерам ветер менял направление Рё РґСѓР» Рє берегу, помогая тем, кто хотел вернуться РґРѕРјРѕР№.

Буксир лег в дрейф, предварительно убедившись, что плот находится от него на должном расстоянии; мы спустили на воду маленькую резиновую лодку. Она заплясала на волнах, как футбольный мяч, и понесла Эрика, Бенгта и меня к "Гуардиан Рио". Вскоре мы уже поднимались по веревочной лестнице на его палубу. Бенгт опять превратился в переводчика, и с его помощью капитан точно отметил наши координаты. Мы находились на расстоянии 50 морских миль к северо-западу от Кальяо, и нам посоветовали в течение нескольких ночей зажигать фонари, чтобы нас не затопило какое-нибудь каботажное судно. Дальше уже не будет никаких судов - в этой части Тихого океана не было регулярных судоходных линий.

РњС‹ торжественно простились СЃРѕ всем экипажем Р±СѓРєСЃРёСЂР°. РњРЅРѕРіРѕ недоуменных взглядов провожало нас, РїРѕРєР° РјС‹ спустились РІ резиновую лодку Рё заныряли обратно Рє "РљРѕРЅ-РўРёРєРё". Тридцать пять человек экипажа РЅР° Р±СѓРєСЃРёСЂРµ "Гуардиан Р РёРѕ" стояли Сѓ борта Рё махали нам, РїРѕРєР° РјС‹ РЅРµ скрылись. Рђ шесть человек РЅР° плоту сидели РЅР° ящиках Рё пристально следили Р·Р° удалявшимся Р±СѓРєСЃРёСЂРѕРј. Р? лишь РєРѕРіРґР° черная полоска дыма полностью растворилась Рё исчезла Р·Р° горизонтом, РјС‹ покачали головами Рё посмотрели РґСЂСѓРі РЅР° РґСЂСѓРіР°,

- До свидания, до свидания! - сказал Турстейн - Пора, ребята! Запускайте мотор.

Мы рассмеялись и подняли вверх палец, чтобы узнать, откуда дует ветер. Легкий ветерок изменился; раньше он дул с юга, а теперь его направление было с юго-востока. Мы подняли бамбуковую рею с большим четырехугольным парусом. Он сразу же бессильно поник, лицо Кон-Тики покрылось морщинами и выразило явное недовольство.

- Старик недоволен, - заметил Эрик. - Ветры были покрепче в дни его юности.

- Похоже на то, что мы не трогаемся с места, - возразил Герман и бросил за борт у носовой части бальзовую щепку.

Раз... два... три... тридцать девять... сорок... сорок один. Щепка все еще была около плота, она не проплыла и половины пути от носа до кормы.

- Она составит нам компанию в переходе через океан, - оптимистически решил Турстейн.

- Надеюсь, что вечерний бриз не понесет нас обратно, - заметил Бенгт. - Вряд ли церемония встречи в Кальяо будет такой же торжественной, как проводы.

Щепочка поравнялась наконец с кормой плота. Мы прокричали "ура" и принялись убирать и привязывать все, что было в беспорядке навалено на палубу в последнюю минуту.

Бенгт разжег в пустом ящике примус, и вскоре мы лакомились горячим шоколадом с кексом и свежими кокосовыми орехами. Бананы не были еще достаточно спелыми.

- Лишений терпеть мы не будем, - посмеиваясь; сказал Эрик, разгуливая по плоту. На нем были широкие штаны из овечьей шкуры, большая индейская шляпа, и на плече сидел попугай. - Что мне не нравится, - продолжал он, - так это все малоизвестные течения, которые могут выбросить нас на прибрежные скалы, если мы и дальше будем так полеживать на одном месте.

Мы принялись обсуждать возможность идти на веслах и решили, что следует все же подождать попутного ветра.

Р? ветер наконец РїРѕРґСѓР». РћРЅ РґСѓР» СЃ СЋРіРѕ-востока СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕ, РЅРѕ РІСЃРµ набирая Рё набирая силу. РћРЅ надул парус, который выгнулся, как вздымающаяся РіСЂСѓРґСЊ, голова РљРѕРЅ-РўРёРєРё выразила воинственный задор. "РљРѕРЅ-РўРёРєРё" двинулся. РњС‹ закричали: "Вперед, РЅР° запад, РЅР° запад!", натянули шкоты[19] Рё закрепили рею. Затем спустили РІ РІРѕРґСѓ РєРѕСЂРјРѕРІРѕРµ весло Рё начали вахты. РЎ РЅРѕСЃРѕРІРѕР№ части плота РјС‹ бросали РІ РІРѕРґСѓ клочки бумаги, щепочки Рё СЃ часами РІ руках ждали РёС… появления Сѓ РєРѕСЂРјС‹.

Раз... два... три... восемнадцать... девятнадцать- есть!

Бумажки и щепки проплывали мимо кормового весла и вскоре, подобно жемчужному ожерелью, качались на волнах далеко за кормой. Метр за метром мы двигались вперед. Нельзя было сказать, что "Кон-Тики" бороздил море с такой же легкостью, как остроносая гоночная шлюпка. Тупорылый и широкий, тяжелый и массивный, он степенно шлепал вперед по волнам. Он не торопился, но, придя в движение, продолжал продвигаться с непоколебимой энергией.

Рулевое устройство сразу же причинило нам много забот. Наш плот был построен так, как его описывали испанцы, но никто не мог дать нам совета и практических указаний о вождении индейского плота. Эксперты на берегу тщательно обсуждали эту проблему, но безрезультатно. Они знали столько же, сколько и мы. Когда юго-восточный ветер посвежел, возникла необходимость держать плот по такому курсу, чтобы парус надувался с кормы. Если плот слишком резко поворачивался бортом к ветру, то парус немедленно выворачивался и со страшной силой бил по грузу, людям и бамбуковой хижине; плот же тогда- шел дальше вперед кормой. Для нас начиналась адская работа. Трое боролись с парусом, а трое старались изо всех сил повернуть длинным кормовым веслом плот носом вперед, чтобы ветер дул в корму. Как только нам это удавалось, рулевому приходилось не зевать, чтобы вся история не началась сначала.

Шестиметровое кормовое весло свободно ходило в уключине па огромном чурбане на корме. Таким же кормовым веслом пользовались наши темнокожие друзья, когда они сплавляли в Эквадоре бревна по реке. Длинный шест из мангрового дерева был твердым, как сталь, и таким тяжелым, что, упав за борт. сразу бы затонул. На конце шеста была закреплена широкая лопасть из сосновой доски. Нам приходилось напрягать все силы, чтобы удержать весло, когда на него обрушивались волны. Пальцы сводила судорога от усилия, которое приходилось делать, чтобы удержать весло в вертикальном положении. Наконец мы догадались привязать к шесту кормового весла поперечную планку; получилось нечто вроде рычага, при помощи которого мы могли удерживать весло в нужном положении. А ветер тем временем все крепчал и крепчал.

Р’Рѕ второй половине РґРЅСЏ пассат РґСѓР» уже РІ полную силу. РћРЅ РІР·Р±РѕСЂРѕР·РґРёР» океан бурными волнами, которые набрасывались РЅР° нас СЃ РєРѕСЂРјС‹. Р? только тут РјС‹ впервые поняли, что имеем дело СЃ самим океаном, дело очень серьезное, Р° СЃ берегом никакой СЃРІСЏР·Рё нет. Р’СЃРµ зависело сейчас РѕС‚ бальзового плота Рё его мореходных качеств РІ открытом океане. РњС‹ знали, что для нас больше нет берегового ветра, нет Рё возможности вернуться обратно. РњС‹ попали РІ полосу пассатов, которые Р±СѓРґСѓС‚ СЃ каждым днем уносить нас РІСЃРµ дальше Рё дальше, Оставалось РѕРґРЅРѕ: идти вперед полным С…РѕРґРѕРј РІ РјРѕСЂРµ; если даже РјС‹ Рё попробовали Р±С‹ повернуть назад, то нас потянет РІСЃРµ-таки обратно РІ РјРѕСЂРµ. РљСѓСЂСЃ Сѓ нас был только РѕРґРёРЅ - тот самый РєСѓСЂСЃ, РЅР° который РјС‹ легли, РєРѕРіРґР° ветер РґСѓР» СЃ РєРѕСЂРјС‹, Р° РЅРѕСЃ смотрел РЅР° запад. РќРѕ ведь Рё цель нашего плавания - следовать РІСЃРµ время Р·Р° солнцем, что, как СЏ думал, некогда сделали РљРѕРЅ-РўРёРєРё Рё древние поклонники солнца, РєРѕРіРґР° РёС… сбросили РёР· Перу РІ РјРѕСЂРµ.

С облегчением и торжеством смотрели мы, как плот преодолевал первые наступавшие на него грозные волны. Тут же выяснилось, - что рулевой не мог сдерживать кормовое весло: ведь ревущие волны обрушивались на него и вырывали его из уключины или сбивали в сторону. Рулевой летал вместе с ним, как беспомощный акробат. Даже двое не могли удержать весла, когда волны обрушивались на корму. У нас не было другого выхода, как закрепить весло с двух сторон оттяжками. Одновременно мы привязали его канатами в уключине. Тем самым мы ограничили свободу действий весла и могли уже не бояться самых больших волн, только бы, конечно, самим удержаться на палубе.

Ложбины между волнами становились РІСЃРµ глубже Рё глубже, Рё было совершенно СЏСЃРЅРѕ, что РјС‹ попали РІ самую быструю часть течения Гумбольдта. Несомненно, что причиной волнения был РЅРµ ветер. Нам давало Рѕ себе знать РјРѕСЂСЃРєРѕРµ течение. Р’РѕРґР° была зеленой Рё холодной, зубчатые цепи перуанских РіРѕСЂ скрылись Р·Р° РєРѕСЂРјРѕР№ РІ густых облаках. Наше первое единоборство СЃ силами РїСЂРёСЂРѕРґС‹ началось, РєРѕРіРґР° подкрались сумерки. РњС‹ РІСЃРµ еще РЅРµ доверяли РјРѕСЂСЋ Рё РЅРµ знали, будет ли РѕРЅРѕ РґСЂСѓРіРѕРј или врагом, РєРѕРіРґР° РјС‹ окажемся СЃ РЅРёРј СЃ глазу РЅР° глаз. РўСЊРјР° окончательно поглотила нас, Рё РјС‹ услыхали грозный рев РјРѕСЂСЏ. Нас оглушил свистящий РІРѕР№ идущей РЅР° нас волны, Рё РјС‹ увидели быстро надвигающийся высокий пенистый вал высотой СЃ нашу хижину. РњС‹ судорожно вцепились РІ весло Рё беспомощно стали ждать, РєРѕРіРґР° водяная глыба обрушится РЅР° нас Рё РЅР° плот. РќРѕ каждый раз нас ожидал СЃСЋСЂРїСЂРёР·, Рё РјС‹ облегченно вздыхали. "РљРѕРЅ-РўРёРєРё" слегка приподнимал СЃРІРѕР№ РЅРѕСЃ Рё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕ, тихо вползал РЅР° гребень волны, Р° РІРѕРґР° скатывалась вдоль его бортов. Затем РјС‹ опускались РІРѕ впадину между волнами Рё ожидали следующего вала. Самые большие волны, шли, как правило, РѕРґРЅР° Р·Р° РґСЂСѓРіРѕР№, РїРѕ РґРІРµ или три сразу, между РЅРёРјРё катилось несколько небольших волн. Р? лишь только тогда, РєРѕРіРґР° РґРІРµ большие волны набегали сразу РѕРґРЅР° Р·Р° РґСЂСѓРіРѕР№, последняя обрушивалась РЅР° плот, Р° первая еще держала РІ РІРѕР·РґСѓС…Рµ его РєРѕСЂРјСѓ. Поэтому было совершенно необходимо обмотать бечеву РІРѕРєСЂСѓРі туловища рулевого Рё закрепить ее прочно Р·Р° плот. Ведь поручней РЅР° плоту РЅРµ было. Рулевой должен был следить Р·Р° тем, чтобы ветер РґСѓР» СЃ РєРѕСЂРјС‹, Р° РЅРѕСЃ смотрел РїСЂСЏРјРѕ РІ РјРѕСЂРµ. РњС‹ укрепили РЅР° ящике РЅР° РєРѕСЂРјРµ старый компас СЃРѕ спасательной лодки, Рё Р­СЂРёРє проверял правильность РєСѓСЂСЃР°, определял местонахождение Рё скорость С…РѕРґР° плота. РњС‹ РЅРµ знали, РіРґРµ находимся: небо было покрыто облаками, Р° РіРѕСЂРёР·РѕРЅС‚ - сплошным хаосом волн. Вахту Сѓ РєРѕСЂРјРѕРІРѕРіРѕ весла несли РґРІРѕРµ, Рё РёРј приходилось напрягать РІСЃРµ силы РІ Р±РѕСЂСЊР±Рµ СЃ прыгающим рулем; остальные члены экипажа пытались тем временем хоть немного уснуть РІ открытой хижине. РљРѕРіРґР° РЅР° плот надвигалась гигантская волна, вахтенные оставляли весло, надеясь РЅР° канатные оттяжки, Р° сами бросались Рє торчавшему РёР· крыши хижины бамбуковому шесту Рё крепко хватались Р·Р° него. Массы РІРѕРґС‹ обрушивались РЅР° РєРѕСЂРјСѓ Рё исчезали между бревнами. РўРѕРіРґР° вахтенные спешили обратно Рє веслу, чтобы схватить его, прежде чем вывернется парус Рё повернется плот. Часто волны били РІ Р±РѕРє плота Рё заливали хижину. РљРѕРіРґР° же волны шли СЃ РєРѕСЂРјС‹, то РѕРЅРё мгновенно исчезали между бревнами Рё редко достигали стен хижины. Преимущества плота были очевидны. Через круглые бревна РєРѕСЂРјС‹ РІРѕРґР° уходила, как через решето, Рё чем больше было дыр, тем было лучше.

В полночь мы увидели сигнальные огни судна, шедшего на север. Около трех часов ночи в том же направлении прошло еще одно судно. Мы размахивали керосиновым фонарем и подавали сигналы электрическими карманными фонариками, но они нас не видели, и огни медленно прошли и скрылись в северном направлении. На борту парохода вряд ли кто мог подумать, что вблизи на волнах качается настоящий плот инков. Мы на плоту также не думали, что это были последние суда и последние люди, которых мы встретили за время перехода через океан.

Подобно пиявкам присасывались мы во мгле к кормовому веслу и чувствовали, как холодная вода стекает с волос, а весло тем временем трепало нас взад и вперед, руки немели от напряжения. В течение первых дней и ночей мы прошли хорошую школу - из сухопутных крыс мы превратились в моряков. В первые сутки мы установили двухчасовую вахту у кормового весла, после которой полагалось три часа отдыха; через каждый час новый вахтенный сменял вахтенного, отдежурившего два часа. Во время вахты приходилось напрягать до предела все мускулы, чтобы держать нужный курс. Устав поворачивать кормовое весло, мы переходили на другую сторону и просто тянули его; а когда слабели руки и начинала болеть грудь, мы толкали его спиной. У нас были в синяках и грудь и спина. Когда наконец приходила смена, мы полуобморочном состоянии ползли в бамбуковую хижину, привязывали к ноге веревку и мгновенно засыпали в промокшей от морской воды одежде, не добравшись до спальных мешков; но в тот же момент кто-то дергал за ногу: три часа прошли, как сказка, надо было снова выходить на корму и сменять одного из вахтенных у весла.

Следующая ночь была еще хуже: волны, вместо того чтобы утихнуть, вздымались все выше и выше. Двухчасовая борьба с кормовым веслом оказалась для нас непосильной - во вторую половину вахты мы выбились из сил. Волны шутя перекатывались на палубу и швыряли нас из стороны в сторону. Тогда мы перешли на одночасовую вахту и полуторачасовой отдых. В неустанной борьбе с непрерывно наступавшими грозными волнами прошли первые шестьдесят часов. Волны всевозможных видов - высокие и низкие, остроконечные и закругленные, одна волна на вершине другой - бросались на нас. Хуже всех чувствовал себя Кнут. Мы освободили его от вахты. Он страдал морской болезнью и через равные промежутки времени приносил жертву Нептуну, Обычно он лежал в углу каюты и молча страдал. Попугай сидел нахохлившись в клетке. Каждый раз, когда плот неожиданно подбрасывало и волны глухо ударяли в стенку, обращенную к корме, он повисал на жердочке, стучал клювом и хлопал крыльями. "Кон-Тики" качало не очень сильно. Он выносил волны намного лучше, чем любое другое судно таких же размеров, но невозможно было предугадать, в какую сторону в следующий раз накренится палуба. Килевая и бортовая качка непрерывно сменялась, и мы поэтому не могли выработать у себя уверенную походку моряков.

На третью ночь море несколько утихло, хотя ветер был все еще сильный. Около четырех часов ночи, прежде чем вахтенный успел принять необходимые меры, из тьмы внезапно со свистом налетел ветер и повернул плот кормой вперед. Парус так замолотил по хижине, что чуть не лопнул и не развалил наш дом, Все мы выскочили на палубу спасать груз и, ухватившись за все канаты и шкоты, пытались повернуть плот на нужный галс[20], чтобы парус надулся и мирно выполнял свое назначение.

Но плот отказался повиноваться. Он хотел идти кормой вперед - и баста. Мы тянули, натягивали и гребли изо всех сил, но единственным результатом было лишь то, что двоих из нас захлестнуло в темноте парусом и чуть было не сбросило за борт... Море наконец стало как будто стихать. Закоченевшие и измученные, с руками, покрытыми ссадинами, и со слипавшимися от бессонницы глазами, мы совсем ослабели. Следовало, невидимому, поберечь силы на случай, если погода станет хуже. Как знать, что еще будет? Мы спустили парус и завернули его вокруг бамбуковой реи. "Кон-Тики" лег против волны и запрыгал, как пробка. Мы крепко привязали все. что было на палубе, забрались все шестеро в маленькую бамбуковую хижину, прижались друг к другу и уснули как убитые.

Нам Рё РІ голову РЅРµ приходило, что наши самые трудные вахты остались позади. Р? лишь только далеко-далеко РІ РјРѕСЂРµ РјС‹ постигли простой, РЅРѕ РІ то же время гениальный СЃРїРѕСЃРѕР± РёРЅРєРѕРІ управлять плотом.

РњС‹ проснулись, РєРѕРіРґР° уже давным-давно было утро. Попугай свистел, кричал Рё прыгал РїРѕ жердочке взад Рё вперед. РњРѕСЂРµ РїРѕ-прежнему бушевало, РЅРѕ волны были РЅРµ такие косматые Рё РґРёРєРёРµ, как накануне, РѕРЅРё казались круглее Рё ровнее. Первое, что РјС‹ заметили, был солнечный луч, пробивавшийся СЃРєРІРѕР·СЊ бамбуковый потолок хижины Рё придававший всему веселый Рё радостный РІРёРґ. Что нам было РґРѕ того, что волны кипели Рё Р±СѓСЂРЅРѕ вздымались! РћРЅРё РЅРµ трогали нас РЅР° плоту. Какое значение имело то, что РѕРЅРё дыбились перед самым нашим РЅРѕСЃРѕРј, если РјС‹ знали, что плот РІ РѕРґРЅРѕ мгновение, как каток, взберется Рё скатится СЃРѕ вспенившегося гребня! Огромная грозная водяная РіРѕСЂР° только поднимет его РЅР° себе Рё пройдет СЃ ворчаньем Сѓ нас РїРѕРґ ногами. Древние перуанские мореходы знали, что РѕРЅРё делали; РѕРЅРё РЅРµ строили для дальних плаваний СЃСѓРґР° СЃ полым РєРѕСЂРїСѓСЃРѕРј, который могла залить РІРѕРґР°, РѕРЅРё РЅРµ строили также длинных СЃСѓРґРѕРІ. Р?С… плоты преодолевали волны РѕРґРЅСѓ Р·Р° РґСЂСѓРіРѕР№. РџРѕ правде РіРѕРІРѕСЂСЏ, наш бальзовый плот РїРѕС…РѕРґРёР» РЅР° дорожный каток РёР· РїСЂРѕР±РєРё.

В полдень Эрик определил высоту солнца над горизонтом и установил, что наряду с движением вперед под парусом нас сильно сносило к северу, вдоль берега. Мы все еще находились в течении Гумбольдта, примерно на расстоянии 100 морских миль от берега. Наибольшую угрозу представляли для нас предательские завихрения течения к югу от островов Галапагос. Они могли быть роковыми для нас, если бы мы попали в них. Сильные морские течения могли подхватить наш плот и унести его к берегам Центральной Америки, швыряя во все стороны. Мы же рассчитывали повернуть вместе с главным потоком течения на запад до того, как нас понесет севернее к островам Галапагос. Ветер по-прежнему дул с юго-востока.

Мы подняли парус, повернули плот носом в море и вновь установили вахтенное дежурство у кормового весла.

Кнут оправился от морской болезни и вместе с Турстейном взбирался на верхушку качающейся мачты, где они пытались установить таинственные радиоантенны, пользуясь воздушными змеями и шарами. Однажды один из них закричал из радиоугла нашей хижины, что он слышит обращенные к нам позывные военно-морской радиостанции в Лиме. Нам передавали, что с побережья летит самолет американского посольства. С нами хотели еще раз проститься и посмотреть, как мы чувствуем себя на море.

Вскоре мы установили прямую связь с самолетом и совершенно неожиданно обменялись несколькими словами с секретарем экспедиции Гердой Вулд, которая находилась на борту самолета. Мы сообщили, насколько могли точно, наши координаты и беспрестанно посылали в эфир пеленгаторные сигналы. Самолет "ARMY-119" то приближался, то удалялся, и голос в эфире то слабел, то становился отчетливее. Но мы так и не услышали шума моторов и не увидели самолета. Найти среди волн маленький плот было не так легко, а наше собственное поле зрения было весьма ограниченно. В конце концов самолет бросил поиски и вернулся обратно. Это была последняя попытка связаться с нами.

В последующие дни море по-прежнему было бурным, волны с шипеньем набегали с юго-востока, но интервалы между ними были больше и управлять плотом стало значительно легче. Ветер и волны ударяли с левой стороны плота, волны реже и реже перекатывались через рулевого, а плот лежал на заданном курсе и не вертелся. С напряженным вниманием следили мы за тем, как юго-восточный пассат и течение Гумбольдта с каждым днем относили нас все дальше и дальше, к встречным течениям у островов Галапагос. Мы стремительно шли на северо-запад, проходя в среднем в сутки 55-60 морских миль; а однажды поставили рекорд - прошли за день 71 морскую милю, то есть более 130 километров.

- А как на островах Галапагос - хорошо? - спросил осторожно Кнут и посмотрел на карту, испещренную отметками координат местонахождения нашего плота. Они были похожи на палец, угрожающе указывавший на заколдованные острова.

- Вряд ли, - ответил я. - Говорят, что незадолго до открытия Колумбом Америки вождь инков Тупака Юпанки отплыл из Эквадора на острова Галапагос. Но ни он, ни другие индейцы там не остались: на этих островах нет воды.

- Чудесно! - сказал Кнут. - Ну и мы пошлем к черту эти острова, как те инки.

Мы в конце концов так привыкли к морю, что не обращали на него никакого внимания. Что нам было до того, что под нами тысячи морских саженей воды, если плот и мы все время находились на поверхности? Но все же возникал серьезный вопрос: как долго мы еще продержимся на поверхности? Не подлежало сомнению, что бальзовые деревья поглощали воду. Хуже всего обстояло дело с поперечным бревном на корме. Мы могли вдавить почти полпальца в грибоподобную древесину, и вмятина заполнялась водой. Не говоря никому ни слова, я отщепил кусочек от пропитанного водой бревна и бросил его в море. Он пошел медленно ко дну. Позже я заметил, что и другие проделывают то же самое, думая, что никто этого не видит. Затаив дыхание, следили они, как насыщенный водой кусочек дерева медленно погружается в зеленую воду. Перед отплытием мы нанесли на плоту ватерлинию[21], но в бурном море было невозможно определить осадку плота.

Бревна были то глубоко в воде, то высоко в воздухе. Мы воткнули нож в одно из бревен и, к своей радости, обнаружили, что на глубине приблизительно одного дюйма древесина была сухой. Мы высчитали, что если плот будет и дальше поглощать воду с такой же быстротой, то он поплывет под водой как раз к тому времени, когда мы надеялись увидеть землю. Однако мы тут же решили, что древесный сок воспрепятствует дальнейшему поглощению воды.

В первые недели путешествия над нашими головами висела еще одна угроза - тросы. Мы о них не думали днем, все были сильно заняты; но когда наступала темнота и мы залезали в свои спальные мешки в хижине, у нас было больше времени думать, чувствовать и слушать. Мы лежали на набитых травой матрацах и чувствовали, как камышовая цыновка поднималась и опускалась под нами вместе с бревнами.

Двигался плот, двигались также Рё бревна, каждое само РїРѕ себе. РћРґРЅРѕ поднималось, РґСЂСѓРіРѕРµ тихо Рё медленно опускалось. Конечно, двигались РѕРЅРё РЅРµ так СѓР¶ сильно, РЅРѕ казалось, что РјС‹ лежим РЅР° СЃРїРёРЅРµ какого-то большого, глубоко дышащего животного. Поэтому РјС‹ решили ложиться вдоль стволов. Хуже всего было РІ первые РґРІРµ ночи, РЅРѕ РјС‹ были так утомлены, что РЅРµ обратили РЅР° это внимания. Позже тросы пропитались РІРѕРґРѕР№, РѕРЅРё немного сели, Рё девять бревен начали вести себя несколько спокойнее. РќРѕ РІСЃРµ же РЅР° плоту РјС‹ РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ имели СЂРѕРІРЅРѕР№ поверхности. РћРЅР° РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ была СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№. Бревна двигались вверх, РІРЅРёР·, РІРѕ всех пазах Рё соединениях, Рё РІСЃРµ предметы, находившиеся РЅР° РЅРёС…, также РІСЃРµ время то опускались, то поднимались. Бамбуковая палуба, двойная мачта, плетенные РёР· расщепленного бамбука стенки хижины, покрытая листьями крыша - РІСЃРµ было принайтовано, скреплено Рё перевязано лишь канатами Рё поэтому двигалось РІ различных направлениях. Это почти РЅРµ замечалось, РЅРѕ это было так. Если РѕРґРёРЅ СѓРіРѕР» хижины поднимался, то РґСЂСѓРіРѕР№ РІ то же время опускался; Рё если РІ РѕРґРЅРѕР№ половине крыши бамбуковые стволы устремлялись вперед, то РІ РґСЂСѓРіРѕР№ части РѕРЅРё откидывались назад. Р? РєРѕРіРґР° РјС‹ смотрели через РІС…РѕРґРЅРѕРµ отверстие, то движение становилось еще более заметным: казалось, медленно вращалось небо, Р° волны старались его лизнуть.

Все давило на крепления. Всю ночь напролет мы слышали, как они скрипели и стонали, визжали и терлись. Казалось, что какой-то хор пел жалобную песню, хор, в котором у каждого каната был свой голос, в зависимости от того, какой толщины он был и как крепко был натянут. Каждое утро мы тщательно проверяли канаты. Осматривали канаты и под плотом: один из нас погружал голову в воду над краем плота, а двое других держали его крепко за ноги.

Но крепления не сдавали. Моряки утверждали, что они выдержат всего две недели. Вопреки их единодушным предсказаниям, мы нигде не видели ни малейших признаков износа тросов, и лишь когда мы были далеко в море, нашли этому объяснение. Бальзовая древесина была настолько мягкой, что тросы не терлись об нее, а медленно в нее впивались и таким образом были защищены от износа.

Через восемь дней после нашего старта волны несколько улеглись, Рё РјС‹ заметили, что зеленое РјРѕСЂРµ стало СЃРёРЅРёРј. Р? если раньше РјС‹ шли РЅР° РЅРѕСЂРґ-вест, то теперь плот лежал РЅР° РєСѓСЂСЃРµ вест-РЅРѕСЂРґ-вест; РїРѕ нашему мнению, это было первым слабым указанием РЅР° то, что РјС‹ выходим РёР· прибрежного течения, Рё Сѓ нас появилась некоторая надежда выйти РІ океан. Уже РІ первый день, РєРѕРіРґР° Р±СѓРєСЃРёСЂ ушел Рё РјС‹ остались РѕРґРЅРё, РјС‹ заметили стайки рыб РІРѕРєСЂСѓРі плота, РЅРѕ управление доставляло нам слишком РјРЅРѕРіРѕ забот Рё нам было РЅРµ РґРѕ рыбной ловли. РќР° РґСЂСѓРіРѕР№ день РјС‹ врезались РІ РєРѕСЃСЏРє сардин, Р° РІСЃРєРѕСЂРµ показалась голубая акула длиной около 8 футов; РѕРЅР° перевернулась, блеснув белым Р±СЂСЋС…РѕРј, Рё потерлась Рѕ РєРѕСЂРјСѓ, РЅР° которой стояли Сѓ руля голоногие Герман Рё Бенгт. Затем РѕРЅР° сделала несколько РєСЂСѓРіРѕРІ РІРѕРєСЂСѓРі плота Рё скрылась, как только РјС‹ достали гарпун.

На следующий день нас навестили тунцы, бонито и золотые макрели. На палубу упала летучая рыбка; мы воспользовались ею, как приманкой, и моментально поймали две золотые макрели, весом по 10-15 килограммов каждая, обеспечив себя едой на несколько дней. Во время вахту c кормового весла мы часто наблюдали совершенно неизвестных нам рыб, а однажды попали в стаю дельфинов, которым, казалось, не было числа. Море кишело черными спинами. Тесно сгрудившись, они плыли рядом с плотом. Насколько доставал глаз с верхушки мачты, мы видели дельфинов, выскакивающих из воды то здесь, то там. Мы все ближе подходили к экватору и все больше удалялись от берега, и все больше попадалось нам летучих рыб. Наконец вокруг раскинулось залитое солнцем величественное ярко-синее море, катившее свои волны, время от времени подергиваясь рябью от порывов ветра. Летучие рыбы дождем блестящих снарядов вырывались из воды, уносились вперед и, исчерпав силы, исчезали в волнах.

Стоило только выставить ночью РЅР° палубу зажженный керосиновый фонарь, как СЃРѕ всех сторон мчались РЅР° огонек большие Рё маленькие летучие рыбы. Часто РѕРЅРё натыкались РЅР° бамбуковую хижину или парус Рё беспомощно падали РЅР° палубу. Находясь РІРЅРµ своей СЂРѕРґРЅРѕР№ стихии - РІРѕРґС‹, - РѕРЅРё РЅРµ могли взять разгон, чтобы подняться РІ РІРѕР·РґСѓС…, Рё лежали РЅР° палубе, беспомощно трепыхаясь, похожие РЅР° пучеглазых сельдей СЃ длинными СѓР·РєРёРјРё плавниками. Р?РЅРѕРіРґР° СЃ палубы раздавался взрыв крепких слов - это выпрыгнула РёР· РІРѕРґС‹ летучая рыба Рё РЅР° большой скорости шлепнула РїРѕ лицу пострадавшего. РћРЅРё мчались обычно как оглашенные Рё если попадали РІ лицо, то РѕРЅРѕ сразу начинало гореть Рё щипать. РќРѕ потерпевшая сторона СЃРєРѕСЂРѕ забывала РѕР± этом РЅРµ спровоцированном нападении. Ведь это Рё было, несмотря РЅР° РІСЃРµ превратности, романтикой РјРѕСЂСЏ - СЃРѕ всеми его дарами, СЃ восхитительными блюдами РёР· рыбы, прилетавшей РїСЂСЏРјРѕ РЅР° стол. РњС‹ жарили летучих рыб РЅР° завтрак; Рё то ли это зависело РѕС‚ рыб, то ли РѕС‚ повара Рё нашего аппетита, РЅРѕ РїРѕ РІРєСѓСЃСѓ РѕРЅРё напоминали нам форель.

Первой обязанностью кока, когда он просыпался, было обойти плот и собрать всех летучих рыб, которые за ночь приземлились на нашей палубе. Обычно мы находили около полудюжины рыб, а однажды утром собрали двадцать шесть штук. Кнуту пришлось один раз очень расстроиться: он готовил завтрак и поджаривал хлеб, а летучая рыба, вместо того чтобы попасть прямо на сковородку, ударилась об его руку.

Свою истинную близость с морем мы полностью осознали лишь тогда, когда Турстейн, проснувшись в одно прекрасное утро, нашел на подушке сардинку. В хижине было так тесно, что Турстейн клал подушку в дверях и кусал за ногу всякого, кто, выходя ночью из хижины, нечаянно наступал ему на лицо. Он схватил сардинку за хвост и дал ей самым наглядным образом понять, что питает глубокую симпатию ко всем сардинам: он отправил ее на сковородку. Мы постарались убрать подальше свои ноги и предоставили Турстейну на следующую ночь больше места; но тогда произошло событие, которое вынудило Турстейна устроиться спать на груде кухонной утвари, сложенной в радиоуголке.

Это произошло несколькими ночами позже. Было облачно и очень темно. Турстейн поставил керосиновый фонарь около головы, с тем чтобы ночные дежурные видели, куда они ступают, когда выходят из хижины или входят в нее. Около четырех часов ночи Турстейн проснулся от того, что фонарь упал и что-то мокрое и холодное шлепало по его ушам. "Летучая рыба", подумал он и протянул в темноту руку, чтобы сбросить ее. Но он схватил что-то длинное и скользкое, извивавшееся подобно змее, и моментально выпустил, потому что почувствовал ожог. Пока Турстейн пытался зажечь фонарь, невидимый ночной гость прыгнул прямо к Герману. Герман немедленно вскочил, разбудил меня, причем я решил, что к нам забрался кальмар, разгуливающий по ночам в этих водах. Наконец мы зажгли фонарь и увидели торжествующего Германа, державшего за голову длинную, тонкую рыбу, которая, как угорь, извивалась в его руке. Рыба была около одного метра длиной, узкая, как змея, с черными глазами, удлиненной мордой и челюстями, усеянными острыми, как бритва, зубами, которые могли отгибаться назад, чтобы легче было проглатывать добычу. Герман сильно сдавил свою добычу, и внезапно из желудка, вернее - из пасти, хищницы выскочила пучеглазая рыбка длиной около 20 сантиметров, а несколько минут спустя вторая, точно такая же. Это были, бесспорно, глубоководные рыбки, сильно пострадавшие от зубов рыбы-змеи. Тонкая кожа этой рыбы была голубовато-фиолетовой на спине и серовато-синей на брюшке, и она отставала клочьями, когда мы к ней прикасались.

Поднятый нами шум разбудил наконец Бенгта. Мы поднесли рыбу-змею к самому его носу. Он сел сонный в своем спальном мешке и важно сказал:

- Нет, таких рыб на свете не бывает.

После этого он спокойно повернулся на другой бок и заснул.

Бенгт был недалек РѕС‚ истины. Позже РјС‹ узнали, что РјС‹, шестеро, находившиеся той ночью РІ бамбуковой хижине около керосинового фонаря, были первыми людьми, увидевшими эту рыбу живой. До этого РЅР° побережье Южной Америки Рё РЅР° островах Галапагос находили РёРЅРѕРіРґР° скелеты рыбы, похожей РЅР° эту. Р?хтиологи называют ее Gempylus, или макрель-змея, Рё полагают, что РѕРЅР° живет РЅР° РґРЅРµ РјРѕСЂСЏ РЅР° больших глубинах, так как никто РЅРµ видел ее живой. РќРѕ если РѕРЅР° Рё скрывается РЅР° больших глубинах, то, РїРѕ всей вероятности, только днем, РєРѕРіРґР° солнце слепит ее большие глаза. Р’ темные ночи макрель-змея всплывает РЅР° поверхность РјРѕСЂСЏ, Рё нам пришлось РІ этом убедиться.

Неделю спустя после того, как необыкновенная рыба забралась в спальный мешок Турстейна, к нам явился еще один гость. Это опять случилось в четыре часа утра.

Было темно, молодой месяц уже зашел, и только звезды мерцали на небосклоне. Управлять плотом было легко, и к концу своей вахты я решил пройтись по плоту и проверить, все ли в порядке. По обычаю вахтенных, я обвязался вокруг пояса бечевой. С керосиновым фонарем в руке я начал осторожно обходить мачту по самому крайнему бревну. Бревно было мокрое, скользкое, и я сильно рассердился когда кто-то сзади неожиданно схватил меня за бечеву и дернул так сильно, что я чуть не потерял равновесия. Я в бешенстве обернулся и осветил корму фонарем, но ни одной живой души не было видно. Кто-то снова дернул за бечеву, и тогда я увидел на палубе что-то извивающееся и блестящее. Это опять была макрель-змея, которая так сильно вцепилась зубами в бечеву, что освободить ее я смог, только сломав рыбе несколько зубов. По всей вероятности, свет от фонаря поблескивал на извивах белой веревки, и наша гостья из морских глубин прыгнула в надежде схватить очень длинную и особо лакомую добычу. Она кончила свои дни в банке с формалином.

Много неожиданностей таит в себе океан для тех, кто живет в помещении, пол которого находится почти на одном уровне с морем, кто бесшумно и медленно скользит по его поверхности. Один охотник с шумом пройдет по лесу и, вернувшись домой, скажет, что ни один зверь ему не попался. Другой же тихонько сядет на пенек и будет терпеливо ждать, и зачастую вокруг него что-то зашуршит и зашелестит и мелькнут чьи-то любопытные глаза. То же самое происходит и на море. Обычно мы идем по морю под шум и стук поршней, и за нами вырастают пенящиеся буруны. Поэтому, возвращаясь, мы говорим, что в открытом море не на что смотреть.

Мы же на плоту скользили по самой поверхности моря, и не проходило ни одного дня без того, чтобы нас не навещали любопытные жители океана, которые извивались и кружили вокруг нас, а некоторые из них - золотые макрели и рыбы-лоцманы - вели себя совсем бесцеремонно и почти на всем протяжении плавания следовали за нами, день и ночь кружась вокруг плота.

Наступала ночь, РЅР° темном южном небе загорались СЏСЂРєРёРµ звезды, Рё тогда РјРѕСЂРµ РІРѕРєСЂСѓРі нас начинало светиться, соперничая РІ своем блеске СЃ далекими звездами; Р° светящиеся планктонные организмы были так похожи РЅР° раскаленные угольки, что РјС‹ невольно отдергивали голые РЅРѕРіРё, РєРѕРіРґР° набежавшая волна заливала РєРѕСЂРјСѓ Рё СЏСЂРєРёРµ РѕРіРѕРЅСЊРєРё вспыхивали около нас. РњС‹ поймали несколько таких РѕРіРѕРЅСЊРєРѕРІ Рё увидели, что это были маленькие, СЏСЂРєРѕ светящиеся рачки, РІСЂРѕРґРµ креветок. Р’ такие ночи нас РёРЅРѕРіРґР° пугали РґРІР° больших круглых светящихся глаза, которые внезапно появлялись РёР· глубины РјРѕСЂСЏ вблизи плота Рё пристально, как Р±С‹ гипнотизируя, смотрели РЅР° нас. Казалось, что это сам РјРѕСЂСЃРєРѕР№ черт. Обычно это были огромные кальмары, колыхавшиеся РЅР° волнах, Рё РёС… зеленые сатанинские глаза светились РІРѕ мраке РїРѕРґРѕР±РЅРѕ фосфору. Р?РЅРѕРіРґР° такие светящиеся глаза принадлежали глубоководной рыбе, которая поднималась СЃРѕ РґРЅР° РјРѕСЂСЏ только ночью Рё, привлеченная светом, шевелясь, глазела РЅР° фонарь. Несколько раз, РєРѕРіРґР° РјРѕСЂРµ было тихим, РІ темной РІРѕРґРµ РІРѕРєСЂСѓРі плота неожиданно появлялось множество круглых голов диаметром РІ 2-3 фута. РћРЅРё лежали неподвижно Рё пожирали нас СЃРІРѕРёРјРё большими пылающими глазами. Бывали также ночи, РєРѕРіРґР° РјС‹ видели РІ глубине РјРѕСЂСЏ большие шары, диаметром РІ РѕРґРёРЅ метр Рё больше, которые то вспыхивали, то угасали, как будто кто-то зажигал Рё гасил электрический свет.

Постепенно мы привыкли к тому, что у нас под ногами живут всевозможные подземные или, вернее, подводные твари, но тем не менее мы каждый раз удивлялись появлению какого-нибудь невиданного существа. Однажды, около двух часов ночи, когда небо было затянуто облаками и рулевой не мог отличить черное небо от черного моря, он заметил в воде тусклое мерцание, которое постепенно приняло очертания большого животного. Трудно сказать, то ли это светился прилипший к телу животного планктон, то ли у него самого была фосфоресцирующая поверхность - во всяком случае, свечение придавало призрачному животному неясные и беспрестанно меняющиеся формы. То оно казалось кругловатым, то овальным и даже треугольным, то вдруг оно делилось пополам, и обе части плавали под плотом взад и вперед независимо одна от другой. В конце концов вокруг плота медленно плавали три таких огромных светящихся призрака. Это были настоящие чудовища, только видимая их часть имела 6-метровов в длину.

Мы, разумеется, все выбежали на палубу и с интересом следили за танцем призраков. Проходили часы, а они все следовали за плотом. Таинственные и бесшумные светящиеся провожатые все время плыли под водой, большей частью у правого борта, где был фонарь, но иногда они ныряли под плот или шли с левого борта. Судя по светящимся спинам, эти животные были больше слонов, но они, во всяком случае, не были китами: они ни разу не всплывали подышать. Может быть, это были гигантские скаты, очертания которых менялись, когда они поворачивались в воде? Мы держали фонарь у самой поверхности воды, пытаясь выманить их и рассмотреть, но они не обращали на свет никакого внимания. С наступлением рассвета они, как и подобает настоящим привидениям и духам, скрылись в глубинах океана.

Мы так и не получили удовлетворительного объяснения ночному визиту трех светящихся чудовищ, хотя разгадка была, возможно, связана с другим "посещением", происшедшим через тридцать шесть часов, среди бела дня. Это было 24 мая. Неторопливо покачиваясь на волнах, мы шли вперед, находясь примерно у 95o западной долготы и 7o южной широты. Около полудня мы выбросили за борт внутренности двух больших макрелей, пойманных нами на рассвете. Я решил освежиться и лежал в воде, привязанный бечевой, конец которой был закреплен в носовой части плота, и внимательно следил за всем, что происходит вокруг меня. Внезапно я увидел в кристально чистой воде большую коричневую рыбу, длиной около двух метров, которая с назойливым любопытством приближалась ко мне. Я быстро забрался на плот и, греясь в лучах жаркого солнца, посматривал на спокойно проплывавшую мимо меня рыбу. Вдруг до меня донесся громкий боевой клич Кнута. Он сидел на корме за хижиной и орал, пока не сорвал себе голос: "Акула!" Акулы появлялись около плота почти ежедневно и никогда не возбуждали нашего внимания. Поэтому, услыхав крик, мы поняли, что случилось что-то необычайное, и бросились на корму на помощь Кнуту.

РљРЅСѓС‚ сидел РЅР° корточках Рё стирал РІ РјРѕСЂРµ трусики. Случайно РїРѕРґРЅСЏРІ глаза, РѕРЅ РІРґСЂСѓРі увидел перед СЃРѕР±РѕР№ РѕРіСЂРѕРјРЅСѓСЋ безобразную РјРѕСЂРґСѓ. Такой никто РёР· нас РІ своей жизни РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ видел: это была голова настоящего РјРѕСЂСЃРєРѕРіРѕ чудища. Огромная Рё отвратительная, РѕРЅР° произвела РЅР° нас такое потрясающее впечатление, какого, наверно, РЅРµ произвел Р±С‹ Рё сам РјРѕСЂСЃРєРѕР№ черт. Широкая Рё плоская, как Сѓ лягушки, голова имела РїРѕ бокам маленькие глазки Рё полуметровую жабью пасть, РІ углах которой свисала Рё колыхалась бахрома. Голова незаметно переходила РІ РѕРіСЂРѕРјРЅРѕРµ туловище СЃ длинным, тонким хвостом Рё острым плавником РЅР° его конце, говорившим Рѕ том, что РјРѕСЂСЃРєРѕРµ чудовище РЅРµ было китом. РџРѕРґ РІРѕРґРѕР№ туловище казалось коричневым, Рё как РѕРЅРѕ, так Рё голова были усеяны небольшими белыми пятнами. Чудовище подходило СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕ, плывя Р·Р° нашей РєРѕСЂРјРѕР№. РћРЅРѕ скалило Р·СѓР±С‹, как бульдог, Рё тихонько помахивало хвостом. Р?Р· РІРѕРґС‹ торчал гигантский округлый СЃРїРёРЅРЅРѕР№ плавник, Р° РёРЅРѕРіРґР° виден был Рё хвостовой плавник. РљРѕРіРґР° страшилище попадало РІ ложбину между РґРІСѓРјСЏ волнами, РІРѕРґР° кипела Рё пенилась над его широкой СЃРїРёРЅРѕР№, как Сѓ РїРѕРґРІРѕРґРЅРѕРіРѕ рифа. РџСЂСЏРјРѕ перед его широкой РјРѕСЂРґРѕР№ плыла, построившись углом, стайка полосатых, как зебры, рыбок-лоцманов, Р° крупные прилипалы Рё РґСЂСѓРіРёРµ паразиты, крепко присосавшиеся Рє телу чудовища, путешествовали вместе СЃ РЅРёРј. Р’СЃРµ РѕРЅРё, вместе взятые, казались курьезной зоологической коллекцией, размещенной РІРѕРєСЂСѓРі плавучего глубинного рифа.

За кормой на шести больших рыболовных крючках качалась в воде приманка для акул десятикилограммовая золотая макрель. Заметив ее, стайка рыб-лоцманов бросилась к ней, обнюхала приманку, но не тронула, поспешила обратно к своему господину повелителю - морскому царю. Он пустил в ход свою машину и, похожий на механическое чудовище, медленно и неторопливо направился к золотой макрели - просто жалкому кусочку для его пасти. Мы подтянули золотую макрель к корме, и морское чудовище медленно поплыло за ней рядом с плотом. Оно не разжимало челюстей, а лишь слегка подталкивало рыбу рылом, как будто считая ниже своего достоинства разевать пасть для такого ничтожного кусочка. Поравнявшись с плотом, чудовище задело за тяжелое кормовое весло, которое мгновенно вылетело из воды. Мы получили возможность рассматривать животное со столь близкого расстояния, что буквально сошли с ума. Мы хохотали и кричали, вне себя от возбуждения, не сводя глаз с акулы. В этом не было ничего удивительного: трудно было придумать более страшное морское чудовище, чем то, которое внезапно появилось около плота и уставило на нас свою ужасающую морду.

Чудовище было китовой акулой, самой большой акулой и самой большой рыбой в мире. Она встречается чрезвычайно редко, но отдельные экземпляры попадаются иногда в океанах под тропиком. Гигантские акулы достигают 15 метров в длину и, по утверждению зоологов, весят около 15 тонн. Говорят, что отдельные особи достигают 20 метров длины. Печень загарпуненного детеныша гигантской акулы весила почти 30 килограммов, а в каждой из его огромных челюстей оказалось около 3 тысяч зубов.

Чудовище было таких огромных размеров, что когда оно стало кружить вокруг плота и нырять под него, то голова виднелась с одной стороны, а хвост в это время торчал над водой с другой. Акула имела до того уродливо комичный, вялый и тупой вид, если смотреть на нее в упор, что мы не могли удержаться от смеха, хотя прекрасно понимали, что если бы ей вздумалось напасть на нас, то у нее хватило бы силы разбить своим хвостом в мелкие щепки наш плот вместе со всеми креплениями. Все меньше и меньше становились ее круги под плотом, а нам не оставалось ничего другого, как ждать, что же будет дальше. Акула вновь нырнула под плот и опять приподняла кормовое весло, и лопасть погладила ее по спине. Мы стояли наготове с ручными гарпунами, которые в сравнении огромным чудищем казались просто зубочистками. Не было никаких признаков, что акула собирается с нами расстаться. Она следовала за нами, как преданный пес, непрерывно описывая круги вокруг плота. Никто из нас не переживал ничего подобного, да никогда и не думал, что с ним может случиться что-либо похожее. Все приключение с морским чудовищем, плывшим то позади плота, то под ним, казалось нам настолько нереальным, что мы не относились к нему серьезно.

Акула кружила вокруг нашего плота около часа; нам же показалось, что этот визит длился почти целый день. Эрик в конце концов не выдержал напряжения. Он стоял на корме с гарпуном длиной в 2,5 метра и, подстрекаемый нашими необдуманными криками, поднял его над головой. Акула медленно проплывала мимо него, и ее широкая голова оказалась как раз под ним. Эрик со всей своей исполинской силой метнул гарпун вниз, в массивную голову хищника. Прошла одна или две секунды, прежде чем акула сообразила, что случилось. В одно мгновение безмятежная рыхлая туша превратилась в гору стальных мускулов. Трос, к которому был прикреплен гарпун, со свистом соскользнул с плота, фонтан воды взлетел в воздух, а громадная акула встала на голову и метнулась на дно моря. Трое из нас, стоявшие близко к акуле, упали, перекувырнувшись, на палубу, причем двоим тросик гарпуна обжег и содрал кожу. Тросик, на котором легко можно было буксировать шлюпку, зацепился за борт плота и лопнул, как тоненькая бечевка, а несколькими секундами позже в двухстах метрах от нас на поверхность моря всплыло сломанное древка гарпуна. В воде рассыпалась стайка испуганных рыбок-лоцманов, предпринявших безнадежную попытку догнать своего властелина и повелителя. Мы долго ждали, что чудовище вернется и стремительно бросится на нас, словно подводная лодка, но мы больше никогда не видели китовой акулы.

Тем временем мы оказались в южно-экваториальном течении, уносившем нас на запад. Мы находились примерно на расстоянии 400 морских миль к югу от островов Галапагос. Нам уже больше не грозила опасность попасть в галапагосские течения, и наше знакомство с группой этих островов ограничилось встречами с огромными морскими черепахами, которые заплывали далеко в океан и передавали нам от них привет. Однажды мы увидели такую морскую черепаху. Лежа в воде, она отбивалась от кого-то головой с большим плавником. Набежавшая волна подняла ее кверху, и мы увидели в воде под ней что-то зеленое, синее и золотое. Тут мы поняли, что черепаха дерется не на жизнь, а на смерть с золотыми макрелями. Борьба была явно неравной. Двенадцать-пятнадцать большеголовых и ярко крашенных макрелей хватали черепаху то за шею, то за плавники и старались, по всей видимости, измотать ее. Черепаха не может долго держаться на воде, спрятав в панцырь голову и лапы.

Но вот черепаха увидела плот, нырнула и, преследуемая блестевшими на солнце рыбами, поплыла прямо к нам. Она вплотную подплыла к плоту и приготовилась было взобраться на него, как вдруг увидела нас. Будь у нас больше опыта, мы могли бы без труда ее поймать, набросив петлю, когда она медленно поплыла рядом с плотом. Но мы стояли и глазели на нее, наконец спохватились и приготовили петлю, но гигантская черепаха уже была впереди носовой части плота. Мы спустили на воду резиновую лодку. Она была ненамного больше щита черепахи, и Герман, Бенгт и Турстейн пустились в своей ореховой скорлупе в погоню за уплывавшей добычей.

Бенгт, который заведовал нашим хозяйством, мечтал уже о различных мясных блюдах, восхитительном супе из черепахи. Но чем быстрее они гребли, тем быстрее плыла черепаха под самой поверхностью воды, и не успела лодка отойти на сто метров от плота, как черепаха бесследно исчезла. Но они, во всяком случае, сделали доброе дело: наша маленькая желтая резиновая лодка, приплясывая на волнах, пошла обратно к плоту и повела за собой всю стаю блестящих золотых макрелей. Они закружились вокруг новой черепахи, а наиболее смелые даже пытались схватить лопасть весла, полагая, по-видимому, что это плавник черепахи. Тем временем мирная морская черепаха ускользнула от своих подводных преследователей.

ГЛАВА ПЯТАЯ

РќРђ ПОЛПУТР?

Наша повседневная жизнь и занятия на плоту. Проблема питьевой воды. Тайна картофеля и тыквы. Кокосовые орехи и крабы. Юханнес. Мы плывем в ухе. Планктон. Съедобная фосфоресценция. Наши спутники. "Кон-Тики" превращается в плавучую гостиницу. Наследство акул - лоцманы и прилипалы. Летающие кальмары. Загадочное посещение. Водолазная корзина. Среди тунцов и бонито. Мифический риф. Загадка выдвижных килей решена. На полпути.

Шли недели. Мы не встретили ни одного корабля, не встретили ничего такого, что напоминало бы о существовании в мире других людей, помимо нас. Весь океан принадлежал нам, горизонт был свободен во все четыре стороны, небо - удивительно спокойно и ясно.

Казалось, что воздух, напоенный свежим запахом соли, и вся окружавшая нас чистая голубизна проникали в тело и душу и очищали их. Великие вопросы, казавшиеся нам на берегу сложными, здесь, на плоту, представлялись смешными и надуманными. Реальной действительностью были лишь силы природы. Но им не было дела до маленького плота. Возможно, что они просто-напросто считали плот частью природы - ведь он не нарушал гармонии океана, а, наоборот, приспосабливался подобно рыбам и птицам к волнам и течениям. Силы природы были не врагами, все время готовыми яростно наброситься на нас, а надежными друзьями, непоколебимо и твердо помогавшими нам продвигаться вперед. Ветер и волны подгоняли и толкали нас, а морские течения несли прямо к цели.

Если в один из самых обычных дней нас встретило бы какое-нибудь судно, то его команда увидела бы, как мы, подгоняемые пассатом, весело покачиваемся на длинных, катящихся грядами волнах, покрытых белыми барашками.

На корме она увидела бы полуголого, загорелого, бородатого человека; он либо яростно боролся с длинным кормовым веслом, натягивая ослабевшие канаты, либо, если погода была тихой, сидел и дремал под горячими лучами солнца на перевернутом вверх дном ящике, лениво поддерживая весло пальцами ног.

Если Бенгт был не у кормового весла, то он лежал на животе в дверях хижины с одним из своих семидесяти трех трудов по вопросам социологии. Кроме того, Бенгт заведовал у нас хозяйством и отвечал за наши дневные рационы. Германа в любое время суток можно было найти где угодно: на верхушке мачты с метеорологическими инструментами, в водолазных очках под плотом, куда он забирался для осмотра килевых досок, или в шедшей за нами на буксире резиновой лодке, где он занимался воздушными шарами и мудреными измерительными приборами. Он возглавлял техническую службу и отвечал за метеорологические и гидрографические наблюдения.

Кнут и Турстейн были все время заняты своими промокшими сухими батареями, паяльниками и различными радиосхемами. Понадобились весь их опыт и сноровка, полученные во время войны, для того чтобы маленькая радиостанция, расположенная в углу хижины, всего лишь на высоте одного фута от поверхности воды, невзирая на брызги и сырость, работала бесперебойно. Каждую ночь они поочередно посылали в эфир сообщения и сводки погоды, которые принимали энтузиасты-радиолюбители и пересылали дальше, в метеорологический институт в Вашингтоне и другие организации. Эрик чаще всего сидел и чинил паруса. Сплесневал[22] канаты или же вырезал из дерева и делал наброски бородатых мужчин и курьезных рыб.

Ежедневно в полдень он доставал секстант и забирался на ящик, чтобы посмотреть на солнце и подсчитать, насколько мы продвинулись вперед за истекшие сутки. У меня самого дел было по горло - ведение вахтенного журнала, составление отчетов, сбор планктона, ловля рыб и фотографирование. У каждого была своя работа, и никто не вмешивался в дела другого. Все скучные работы -- управление плотом, варку пищи - мы поделили поровну. На каждого приходилось по два часа дневной и по два часа ночной вахты у кормового весла. Выполнение обязанностей кока зависело от общего расписания дежурств. На плоту у нас почти не было никаких правил и законов, за исключением лишь того, что ночной вахтенный обязательно обвязывался бечевой, спасательный круг имел свое определенное место, мы никогда не ели в хижине и незаменимое "укромное местечко" находилось в конце кормы. В случае, если на борту нужно было принять важное решение, мы, подобно индейцам, созывали "пау-вау" и тщательно обсуждали вопрос, прежде чем прийти к какому-нибудь выводу.

Обычно день на "Кон-Тики" начинался с того, что последний ночной вахтенный энергичным встряхиванием возвращал кока к жизни, и тот, еще сонный, выползал на мокрую от росы, освещенную утренним солнцем палубу и начинал собирать летучих рыб. Мы пренебрегали рецептами полинезийцев и перуанцев и не ели рыбу сырой, а жарили ее на небольшом примусе, стоявшем в ящике, крепко привязанном к палубе прямо при выходе из хижины. Этот ящик был нашим камбузом. Он был хорошо защищен от юго-восточного пассата, который дул обычно с кормы. Случалось, что ветер и море слишком уж жонглировали пламенем примуса, и тогда огонь начинал лизать ящик; а однажды, когда кок вдруг заснул, огонь охватил весь ящик и бамбуковую стену хижины. Пожар был потушен, как только мы почувствовали запах дыма в хижине, и уж чего-чего, а воды на "Кон-Тики" было сколько угодно.

Редко случалось, чтобы запах жареной рыбы будил храпящих в бамбуковой хижине людей; и коку постоянно приходилось тыкать в них вилкой или тянуть "Завтрак готов" таким противным голосом, что никто долго не выдерживал. Если вблизи плота не было видно плавников акулы, то день начинался с того, что каждый из нас быстро окунался в океан, после чего следовал завтрак под открытым небом на краю плота.

Питание на плоту было у нас превосходным и отличалось большим разнообразием: у нас была современная кухня XX века и отдельная кухня V века во вкусе Кон-Тики. Подопытными кроликами были Бенгт и Турстейн: их рацион ограничивался содержимым небольших картонок со специальными продуктами, которые мы хранили между бревнами и бамбуковой палубой. Рыбу и другие продукты моря они не очень долюбливали. Мы регулярно разбирали бамбуковую палубу и доставали свежий запас картонок, которые были надежно привязаны перед хижиной. Густой слой асфальта, покрывавший картонки, оказался великолепной защитой, тогда как в лежавшие рядом с ними герметически закрытые консервные банки быстро проникала морская вода и портила их содержимое.

Надо сказать, что РљРѕРЅ-РўРёРєРё РІРѕ время своего путешествия, конечно, РЅРµ имел РЅРё асфальта, РЅРё герметически закрытых банок СЃ консервами, РЅРѕ РІСЃРµ же РѕРЅ РЅРµ испытывал затруднений СЃ продовольствием. Р? РІ те времена пища состояла РёР· того, что было взято СЃ СЃРѕР±РѕР№ РІ РґРѕСЂРѕРіСѓ Рё что добыто РІ пути. Можно предполагать, что Сѓ РљРѕРЅ-РўРёРєРё, РєРѕРіРґР° РѕРЅ отплыл РёР· Перу после поражения РїСЂРё озере Титикака, были РґРІРµ возможности. Будучи признанным представителем солнца Сѓ народа, поклонявшегося солнцу, РѕРЅ РјРѕРі выйти РІ РјРѕСЂРµ Рё поплыть Р·Р° солнцем, РІ надежде найти РЅРѕРІСѓСЋ, более миролюбивую страну. РќРѕ РѕРЅ РјРѕРі также отправиться РЅР° плотах РЅР° север, вдоль берега Южной Америки, чтобы высадиться там Рё основать подальше РѕС‚ врагов РЅРѕРІРѕРµ государство. Р’ своем стремлении избежать опасных прибрежных скал Рё столкновений СЃ враждебными племенами РѕРЅ должен был, как Рё РјС‹, неизбежно стать легкой добычей СЋРіРѕ-восточных пассатов Рё течения Гумбольдта, Рё силы РїСЂРёСЂРѕРґС‹ неумолимо должны были погнать его плоты РЅР° запад тем же полукружным путем, РїРѕ которому шли Рё РјС‹.

РќРѕ какие Р±С‹ планы РЅРё были Сѓ поклонников солнца, покидая СЃРІРѕСЋ СЂРѕРґРёРЅСѓ, РѕРЅРё, РІРѕ РІСЃСЏРєРѕРј случае, позаботились, чтобы РЅР° плоту было достаточно продовольствия для путешествия. Сушеное РјСЏСЃРѕ, рыба, сладкий картофель составляли РѕСЃРЅРѕРІСѓ РёС… первобытного стола. Р?звестно также, что РєРѕРіРґР° древние мореплаватели пускались РІ плавание вдоль пустынных берегов Перу, Сѓ РЅРёС… были РЅР° плотах достаточные запасы РІРѕРґС‹. Вместо глиняных кувшинов РѕРЅРё употребляли громадные высушенные тыквы, легко выдерживавшие толчки Рё удары, или еще более удобные РїСЂРё плавании РЅР° плотах толстые стволы гигантского бамбука. РћРЅРё пробивали РІ РЅРёС… перегородки, РІРѕРґСѓ вливали через маленькое отверстие РЅР° РѕРґРЅРѕРј конце, которое потом плотно затыкали РїСЂРѕР±РєРѕР№ или замазывали смолой. Тридцать-СЃРѕСЂРѕРє таких толстых бамбуковых стволов крепко привязывались вдоль плота РїРѕРґ палубой, РіРґРµ РѕРЅРё лежали РІ тени Рё постоянно омывались РјРѕСЂСЃРєРѕР№ РІРѕРґРѕР№, температура которой РІ экваториальных течениях достигает 26-27 градусов Цельсия. Такой запас РІРѕРґС‹ почти РІРґРІРѕРµ превышал наш, Рё его можно было легко увеличить Р·Р° счет нескольких добавочных бамбуковых стволов, подвязав РёС… РїРѕРґ РґРЅРѕ плота: РѕРЅРё РЅРµ занимали места.

Месяца через два мы заметили, что питьевая вода начала тухнуть и стала невкусной. Но к тому времени мы уже прошли первую половину пути. Бедные дождями районы остались позади, и мы давно были в полосе, где сильные ливни снабжали нас в достаточном количестве питьевой водой. На каждого человека приходилось по одному с четвертью литра воды в день, и мы не всегда выпивали эту норму.

РќРѕ если даже наши предшественники отправлялись РІ путь без достаточных запасов, РѕРЅРё прекрасно могли обходиться без РЅРёС…, уносимые течением, изобиловавшим рыбой. Р’ течение всего нашего путешествия РЅРµ было РЅРё РѕРґРЅРѕРіРѕ РґРЅСЏ, РєРѕРіРґР° РІРѕРєСЂСѓРі плота РЅРµ кишела рыба, которую легко можно было поймать. Р? едва ли были РґРЅРё, РєРѕРіРґР° летучие рыбы сами РЅРµ залетали Р±С‹ РЅР° плот. Р?РЅРѕРіРґР° случалось, что даже большие, восхитительно вкусные бонито попадали вместе СЃ волной РЅР° РєРѕСЂРјСѓ плота Рё оставались РЅР° ней, Р° РІРѕРґР° уходила между бревнами, как СЃРєРІРѕР·СЊ сито. Умереть СЃ голоду было невозможно.

Древним индейцам было также хорошо известно свойство свежей рыбы выделять жидкость, утоляющую жажду. Это открытие сделали во время войны и многие наши современники, потерпевшие кораблекрушение. Эту жидкость можно получить, отжав завернутые в ткань куски рыбы; если же рыба достаточно велика, то надо вырезать у нее сбоку кусок мяса; место выреза быстро заполняется жидкостью, выделяемой лимфатическими железами. Конечно, это питье не очень вкусно, особенно если имеется что-нибудь получше, но процент соли в нем, во всяком случае, так мал, что жажда легко утоляется.

Мы заметили, что потребность в воде уменьшается, если регулярно купаться, а затем мокрыми лежать в прохладной хижине. В случае, если вокруг плота величественно патрулировали акулы и мешали нам выкупаться, мы ложились на корме на бревна и крепко вцеплялись в трос руками и пальцами ног. Тихий океан через каждые несколько секунд выливал на нас сразу по несколько ванн кристально чистой воды.

Р?спытывая РІРѕ время жары РјСѓРєРё жажды, РјС‹ обычно полагаем, что организм требует РІРѕРґС‹, Рё это часто РїСЂРёРІРѕРґРёС‚ Рє чрезмерному ее потреблению без малейшего облегчения. Р’ тропиках РІ знойные РґРЅРё можно вливать РІ себя столько РІРѕРґС‹, что РѕРЅР° польется через СЂРѕС‚ обратно, РЅРѕ РІС‹ РїРѕ-прежнему будете испытывать жажду. Организму нужна РЅРµ РІРѕРґР°, Р°, как это РЅРё странно, соль. Р’ наш специальный рацион РЅР° борту входили также таблетки РёР· соли, которые РјС‹ усердно принимали РІ очень жаркие РґРЅРё. Ведь РєРѕРіРґР° человек потеет, его тело теряет РјРЅРѕРіРѕ соли. Нам пришлось испытать несколько таких знойных дней, РєРѕРіРґР° ветер стихал Рё солнце жгло немилосердно. РњС‹ беспрерывно вливали РІ себя РІРѕРґСѓ, РІ животе начинало булькать, РЅРѕ хотелось пить еще Рё еще. Р’ такие РґРЅРё РјС‹ добавляли РІ нашу свежую питьевую РІРѕРґСѓ РѕС‚ 20 РґРѕ 40 процентов РіРѕСЂСЊРєРѕР№ РјРѕСЂСЃРєРѕР№ РІРѕРґС‹ Рё, Рє своему удивлению, чувствовали, что эта солоноватая РІРѕРґР° хорошо утоляет жажду. Долгое время РјС‹ ощущали РІРѕ рту РІРєСѓСЃ РјРѕСЂСЃРєРѕР№ РІРѕРґС‹, РЅРѕ РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ чувствовали себя плохо, Рё, РєСЂРѕРјРµ того, наши запасы РІРѕРґС‹ иссякали РЅРµ так быстро.

Однажды утром во время завтрака нас неожиданно захлестнула волна, и брызги морской воды попали в овсяный суп, научив, и притом совершенно бесплатно, что овес почти совсем уничтожает тошнотворный привкус морской воды.

Старики РІ Полинезии сохранили РјРЅРѕРіРѕ замечательных преданий. Р’ РЅРёС… рассказывается, что Сѓ РёС… предков РІРѕ время путешествий через океан были СЃ СЃРѕР±РѕР№ листья какого-то растения, которые РѕРЅРё жевали Рё таким образом утоляли жажду. Листья эти имели еще РѕРґРЅРѕ замечательное свойство: РІ крайнем случае можно было пожевать РёС… Рё затем пить РјРѕСЂСЃРєСѓСЋ РІРѕРґСѓ, РЅРµ чувствуя тошноты. РќР° островах Южных морей РЅРµ было таких растений, РѕРЅРё росли, невидимому, РЅР° СЂРѕРґРёРЅРµ предков полинезийцев. Полинезийские историки СЃ такой настойчивостью говорили РѕР± этом, что современные ученые решили проверить эти утверждения Рё обнаружили, что единственным известным растением, обладающим такими свойствами, являлась лишь РєРѕРєР°, которая растет только РІ Перу. Р?, как РІРёРґРЅРѕ РёР· раскопок РјРѕРіРёР» РІ древнем Перу, РёРЅРєРё Рё РёС… исчезнувшие предшественники широко пользовались листьями РєРѕРєРё, содержащими кокаин. Р’Рѕ время утомительных путешествий РІ горах или РІ РјРѕСЂРµ РѕРЅРё брали СЃ СЃРѕР±РѕР№ листья РєРѕРєРё, которые РѕРЅРё беспрерывно жевали, чтобы преодолеть усталость Рё жажду. Действительно, пожевав листья РєРѕРєРё, можно через некоторое время пить РјРѕСЂСЃРєСѓСЋ РІРѕРґСѓ без каких Р±С‹ то РЅРё было неприятных для себя последствий.

РЈ нас РЅР° борту "РљРѕРЅ-РўРёРєРё" РЅРµ было листьев РєРѕРєРё, РЅРѕ РІ больших плетеных корзинах РЅР° фордеке находились растения, которые играли немаловажную роль РЅР° островах Южных морей. РљРѕСЂР·РёРЅС‹ были крепко принайтованы Рё защищены РѕС‚ ветра стеной хижины, Рё через некоторое время СЃРєРІРѕР·СЊ РёС… плетеные стенки стали прорастать РІСЃРµ выше Рё выше желтые ростки Рё зеленые листья. РЈ нас РЅР° плоту появился небольшой тропический садик. Европейцы, впервые прибывшие РЅР° острова Южных морей, увидели большие плантации батата РЅР° островах Пасхи, Гавайских островах Рё РќРѕРІРѕР№ Зеландии. Батат возделывался Рё РЅР° РґСЂСѓРіРёС… островах, РЅРѕ только РІ пределах Полинезии. Р’ РјРёСЂРµ, который был дальше РЅР° запад, этот РѕРІРѕС‰ был совершенно неизвестен. Батат был РѕРґРЅРѕР№ РёР· важнейших культур РЅР° уединенных островах, РіРґРµ население РІ РѕСЃРЅРѕРІРЅРѕРј питалось рыбой. Р? РІРѕ РјРЅРѕРіРёС… полинезийских преданиях рассказывается РѕР± этом растении Рё сообщается, что батат привез СЃ СЃРѕР±РѕР№ РЅРµ кто РёРЅРѕР№, как сам РўРёРєРё, РєРѕРіРґР° РѕРЅ вместе СЃ женой Пани добрался РґРѕ этих островов СЃ далекой СЂРѕРґРёРЅС‹ СЃРІРѕРёС… предков, РіРґРµ сладкий картофель был РѕРґРЅРёРј РёР· основных РІРёРґРѕРІ пищи. Р’ новозеландских легендах говорится, что батат был привезен РЅРµ РЅР° каноэ, Р° РЅР° судах, сделанных РёР· "нескольких стволов деревьев, связанных канатами".

Как известно, Южная Америка была единственным местом, РіРґРµ картофель разводился еще РґРѕ появления европейцев. Р? сладкий картофель, который РўРёРєРё привез СЃ СЃРѕР±РѕР№ РЅР° острова, называющийся РїРѕ-латыни Ipomoea batatas, ничем РЅРµ отличается РѕС‚ батата, культивируемого СЃ древних времен индейцами. Сушеный батат был главной пищей РІРѕ время путешествий как полинезийских мореходов, так Рё индейцев древнего Перу. РќР° островах Южных морей батат требует тщательного СѓС…РѕРґР° человека, РѕРЅ РЅРµ переносит РјРѕСЂСЃРєРѕР№ РІРѕРґС‹, Рё потому тщетно пытаться объяснить его распространение РЅР° этих далеко лежащих РґСЂСѓРі РѕС‚ РґСЂСѓРіР° островах тем, что его принесли СЃСЋРґР° РјРѕСЂСЃРєРёРµ течения РёР· Перу, отстоящего РЅР° 8 тысяч километров. Подобные домыслы кажутся особенно несерьезными, если вспомнить, что РЅР° всех разбросанных островах Южных морей сладкий картофель называется "кумара"; Р° "кумара" - это как раз то слово, которое РєРѕРіРґР°-то бытовало РІ Перу Сѓ древних индейцев. Так название вместе СЃ растением переплыло океан.

Другим очень важным для Полинезии культурным растением, имевшимся РЅР° борту "РљРѕРЅ-РўРёРєРё", была бутылочная тыква, Lagenaria vulgaris. Полинезийцы РЅРµ только употребляли ее РІ пищу, РЅРѕ Рё высушивали над огнем Рё применяли РІ таком РІРёРґРµ для хранения РІРѕРґС‹. Тыква - чисто огородная культура, Рё РјРѕСЂСЃРєРёРµ течения РЅРµ могли занести ее РЅР° острова Южных морей, РЅРѕ РѕРЅР° была распространена как среди полинезийцев, так Рё среди коренного населения Перу. Тыквенные СЃРѕСЃСѓРґС‹ для РІРѕРґС‹ были найдены РІ древних могилах РїСЂРё раскопках РЅР° побережье Перу. Р?ндейцы-рыболовы пользовались РёРјРё Р·Р° РјРЅРѕРіРѕ столетий РґРѕ того, как первые люди пришли РЅР° острова РўРёС…РѕРіРѕ океана. Полинезийцы называют бутылочную тыкву "РєРёРјРё". Это слово имеется РІ языках индейцев Центральной Америки, РіРґРµ надо искать РєРѕСЂРЅРё древней культуры Перу.

Помимо всяких случайно набранных фруктов, которые мы поспешили съесть в первые недели, чтобы они не испортились, мы везли с собой еще один плод, который наряду с бататом сыграл огромную роль в истории Тихого океана. У нас было с собой двести кокосовых орехов, которые давали нам и освежающее питье и работу зубам. Орехи начали скоро прорастать, и когда прошло примерно десять недель, как мы путешествовали по океану, у нас на плоту было с полдюжины маленьких пальм высотой в один фут, давших толстые зеленые листья. До Колумба кокосовые пальмы росли на Панамском перешейке и в Южной Америке. Летописец Овиедо пишет, что во времена появления первых испанцев большие рощи кокосовых пальм были разбросаны по всему тихоокеанскому побережью Перу. Эти пальмы росли также и на островах Тихого океана. Ботаникам до сих пор не удалось точно установить, каким образом они перешли через Тихий океан. Но одно, во всяком случае, бесспорно: кокосовый орех с его толстой скорлупой не может без помощи человека преодолеть просторы океана. Орехи в корзинах были в течение всего нашего путешествия в Полинезию съедобны, а также пригодны для посадки. Но около половины орехов мы уложили вместе с нашими особыми запасами провианта под палубу; они омывались соленой водой и стали портиться один за другим. Совершенно ясно, что ни один кокосовый орех не может плыть по океану быстрее, чем подгоняемый ветром бальзовый плот. К тому же морская вода просачивается внутрь ореха через глазки, и орех портится. Создавалось такое впечатление, что по всему океану расставлены санитарные кордоны, которые внимательно следили за тем, чтобы ничто съедобное не прорвалось вплавь из одной части света в другую.

В тихие дни мы шли иногда мимо качавшегося на волнах далеко в море белого птичьего пера. Буревестников и других морских птиц, которые могут спать на волнах, мы встречали за много тысяч морских миль от суши. Мы вылавливали перышко и внимательно его осматривали; и тогда оказывалось, что на нем уютно устроились два-три бесплатных пассажира, которые непринужденно плыли по ветру. Но когда мимо проходил такой Голиаф, как "Кон-Тики", они моментально учитывали, что идет большое и быстроходное судно, и с потрясающей быстротой устремлялись бочком по поверхности воды к плоту и взбирались на борт, предоставив перу продолжать свой путь в одиночестве. Скоро на борту "Кон-Тики" кишмя кишели бесплатные пассажиры. Это были маленькие океанские крабы. Величиной с ноготь, иногда немного больше, они вносили в меню голиафов на плоту приятное разнообразие, если только удавалось их поймать. Маленькие крабы как раз и выполняли роль санитарных кордонов на море и никогда не упускали случая полакомиться. Стоило коку проворонить застрявшую между бревнами летучую рыбу, и на завтра, будьте уверены, на ней окажутся восемь крабов, поедающих ее, орудуя своими клешнями. Нас они боялись. Как только мы появлялись, они улепетывали и прятались кто куда мог. Но на корме, в маленькой щелочке около чурбана, жил совсем ручной краб, которого мы назвали Юханнес. Наравне со всеобщим любимцем попугаем Юханнес был также принят в члены нашего экипажа. Вахтенный рулевой, сидевший под палящими лучами солнца спиной к хижине, чувствовал бы себя поистине одиноко среди огромного голубого океана, если бы Юханнес не составлял ему компанию. Остальные крабы сновали кругом с молниеносной быстротой и тащили все что ни попало, словно тараканы на обыкновенных пароходах. А Юханнес, выпучив глаза, широкий и круглый, спокойно сидел в отверстии своей норки и ждал смены вахты. Каждый новый вахтенный всегда приносил ему кусочек печенья или рыбы, и стоило только наклониться над отверстием, как краб выходил навстречу и протягивал лапки. Он брал лакомство клешнями прямо из рук и удирал обратно к норке. Он садился около отверстия и принимался за еду, точь-в-точь как мальчишка, который набивает себе рот, забыв снять варежки.

Крабы, как мухи, облепляли потрескавшиеся орехи и выступивший из них забродивший сок или ловили планктон, который волны намывали на плот. Оказалось, что планктон - мельчайшие морские организмы - годен в пищу даже таким голиафам, как мы. Нужно было только научиться излавливать его столько, чтобы сделать хороший глоток.

Р’ едва различимом глазом планктоне содержится большое количество питательных веществ. Ведь РІ РјРѕСЂРµ нет РЅРё РѕРґРЅРѕРіРѕ живого существа, которое РЅРµ было Р±С‹ обязано планктону СЃРІРѕРёРј существованием. РњРѕСЂСЃРєРёРµ птицы Рё рыбы РЅРµ едят планктона, РЅРѕ РѕРЅРё живут рыбами Рё РґСЂСѓРіРёРјРё животными, которые питаются планктоном. Планктон, как известно, является общим названием для тысяч РІРёРґРѕРІ различных видимых Рё невидимых мелких организмов, плавающих Сѓ самой поверхности РјРѕСЂСЏ. Некоторые РёР· этих организмов принадлежат Рє растительному РјРёСЂСѓ (фитопланктон), РґСЂСѓРіРёРµ же являются икринками рыб Рё мельчайшими животными (зоопланктон). Животный планктон живет Р·Р° счет растительного, который, РІ СЃРІРѕСЋ очередь, питается аммиаком, нитритами Рё нитратами, образующимися РІ результате разложения погибшего животного планктона. Существуя Р·Р° счет РґСЂСѓРі РґСЂСѓРіР°, РѕРЅРё одновременно являются пищей для всего живого РІ РІРѕРґРµ Рё над РІРѕРґРѕР№. Р? если размеры входящих РІ состав планктона организмов невелики, то количество РёС… РЅРµ поддается учету. Р’ РѕРґРЅРѕРј стакане РІРѕРґС‹, содержащей планктон, число микроорганизмов превышает несколько тысяч. Неоднократно люди погибали РІ РјРѕСЂРµ голодной смертью, потому что РѕРЅРё РЅРµ могли добыть РЅРё РѕРґРЅРѕР№ рыбы РЅРё сетью, РЅРё РЅР° крючок, РЅРё гарпуном. Р? РЅРёРєРѕРјСѓ РёР· РЅРёС… Рё РІ голову РЅРµ приходило, что РѕРЅРё фактически плывут РІ жидкой, только РЅРµ сваренной рыбной СѓС…Рµ. Если Р±С‹ Сѓ РЅРёС…, РїРѕРјРёРјРѕ крючков Рё сетей, было Р±С‹ какое-РЅРёР±СѓРґСЊ приспособление, РїСЂРё помощи которого РѕРЅРё могли процедить эту СѓС…Сѓ, то Сѓ РЅРёС… было Р±С‹ питательное блюдо - планктон. Возможно, что РєРѕРіРґР°-РЅРёР±СѓРґСЊ РІ будущем человек додумается, как собирать РІ РјРѕСЂРµ планктон, как РєРѕРіРґР°-то, РІ отдаленные времена, РѕРЅ научился собирать зерна. РћРґРЅРёРј зернышком сыт РЅРµ будешь, РЅРѕ РІ большом количестве это уже пища.

0|1|2|3|4|5|6|