Кирилл Михайлович Королев Античная мифология. Энциклопедия.

Нетрудно узнать в этой красивой сказке храмовую легенду («ареталогию»), прикрепленную к капищу героя Евфима; возможно, что ее возникновение было отчасти обусловлено и соперничеством между Темесой с ее злым и Локрами с их добрым героем. Но поражает здесь роль Дельф — факт, что народная совесть могла приписать «общему очагу Эллады» установление такой безнравственной службы. Для его объяснения возьмем другой пример: он касается вышеупомянутого «последнего героя», Клеомеда из Астипалеи.

Он тоже, подобно Евфиму, был кулачным бойцом, но ему не повезло: участвуя в Олимпийских играх в 496 г., он неправильным ударом убил своего противника, вследствие чего венок ему присужден не был. Вернувшись на родину с позором вместо ожидаемой чести, он обезумел и опрокинул столб, на котором держался потолок местной школы. Потолок обрушился и похоронил под собою детей. Преследуемый разгневанными гражданами, убийца бросился в храм Афины и, увидев в нем пустой ларец, спрятался в нем, захлопнув крышку над собой. Преследующие стали открывать ларец; это им долго не удавалось; когда же наконец под их руками крышка отскочила, в ларце не оказалось никого. Удивленные граждане сообщили в Дельфы о таинственном исчезновении преступника; им было, однако, отвечено:

Астипалеец отсель Клеомед — из героев последний.

Жертвами чтите его: непричастен он смертной уж доле.

Р? пришлось астипалейцам соорудить капище тому, которого РѕРЅРё хотели побить камнями.

Это уже не сказка, а быль; тем более напрашивается вопрос: что это за странный носитель «подземной благодати»? Нечестивый убийца невинных детей, в лучшем случае — невменяемый безумец: на какие благочестивые мысли может навести культ такого человека? Мы можем догадываться, что именно нравственная сомнительность этого героя подсказала Дельфам мысль о том, чтобы замкнуть героев вообще; но что же ответили бы они, если бы их спросить о причине этой странной героизации?

«Дарованная нам вещая сила дает возможность установить возведение того или другого покойника в сонм героев и таким образом наделение его превосходящим могуществом; но причина этого возведения — тайна самих богов. Считаясь с этим, мы отвечаем на вопросы людей, что им следует сделать для того, чтобы новообъявленная сила стала для них если не благотворной, то как можно менее злотворной: все наши ответы направлены на то, чтобы людям было лучше; а лучшим является меньшее из двух зол». Во всяком случае, приведенные примеры доказывают скорее искренность и убежденность дельфийской жреческой религии; вероятно, в ее экзегетике имелись приметы, по которым можно было установить героический характер покойника; и среди них, вероятно, было отмечено и таинственное исчезновение его тела. На это имеются указания; достаточно сравнить легенду об Эмпедокле и его прыжке в кратер Этны.

До сих пор наша характеристика культа героев относилась в одинаковой мере и к древнегреческой, и к эллинистической религии. Но именно в эллинизме культ героев стал почвой, на которой зародились новые, хотя и не очень утешительные, религиозные формы.

Для РЅРёС… имеют особенную важность РґРІР° класса героев: герои-СЌРїРѕРЅРёРјС‹ Рё герои-спасители. Хотя РѕР±СЂСЏРґС‹ культа героев Рё отличаются существенно РѕС‚ РѕР±СЂСЏРґРѕРІ культа Р±РѕРіРѕРІ, РЅРѕ для отдельных просветленных существ граница между тем Рё РґСЂСѓРіРёРј классом была довольно зыбкой: Гераклу поклонялись РіРґРµ как герою, РіРґРµ как Р±РѕРіСѓ; то же самое приблизительно касалось Асклепия, Диоскуров, Амфиарая, Левкофеи Рё РґСЂ. Р?ные становились героями после своей смерти, иные Рё РЅРµ изведав смерти, РІСЂРѕРґРµ только что рассмотренного Клеомеда. РќРѕ РЅРёРєРѕРіРґР° человек РїСЂРё жизни РЅРµ становился РЅРё героем, РЅРё тем более Р±РѕРіРѕРј; РїРѕРєР° Эллада была еще настоящей Элладой, это правило соблюдалось строго.

П. Батони. Обучение Ахилла. Холст (ок. 1770 г.).

Учитель Ахилла — мудрый кентавр Хирон.

Р? РІСЃРµ же зародыши его разложения были налицо. Р’ самом деле, РіРѕСЂРѕРґР° основывались Рё РІ историческую СЌРїРѕС…Сѓ — РІ 437В Рі. РђРіРЅРѕРЅ, РґСЂСѓРі Перикла, основал колонию Амфиполь РЅР° Стримоне. Представим же себе психологию этого человека, знавшего еще РїСЂРё жизни, что после смерти РѕРЅ станет «героем» этого РіРѕСЂРѕРґР°; или, что еще интереснее, психологию амфиполитов, знавших, что через несколько лет РѕРЅРё Р±СѓРґСѓС‚ обращаться СЃ молитвами Рё жертвоприношениями Рє тому самому человеку, которого теперь РІРёРґСЏС‚ РІ своей среде! РќРµ СЏСЃРЅРѕ ли, что РѕРЅ СѓР¶ теперь должен был стать для РЅРёС… как Р±С‹ полугероем?

Агнону, впрочем, недолго пришлось пользоваться героическими почестями в основанной им колонии: отношения между Амфиполем и Афинами испортились во время Пелопоннесской войны, спартанская партия получила перевес, и когда в 424 г. спартанский полководец Брасид взял Амфиполь, его там приветствовали как «спасителя». А так как вскоре после этого подвига он пал под стенами освобожденного им города, то уже ничто не мешало, устранив Агнона, учредить героический культ Брасида как «героя-спасителя». Обращались ли в Дельфы, не знаем; но препятствий оттуда быть не могло: Дельфы в Пелопоннесской войне сочувствовали Спарте.

Политика вторглась РІ религию; это было нехорошо Рё стало РІСЃРєРѕСЂРµ еще хуже. Афинский РјРѕСЂСЃРєРѕР№ СЃРѕСЋР· был разрушен спартанским полководцем Лисандром, разбившим РІ 405В Рі. афинян РїСЂРё Эгоспотамах; РІ благодарность Р·Р° это «спасение» Р?РѕРЅРёСЏ стала воздвигать ему алтари РЅРµ то как герою, РЅРµ то как Р±РѕРіСѓ, Р° соседний СЃ ней Самос даже праздник своей Р±РѕРіРёРЅРё-покровительницы, Гереи, переименовал РІ Лисандрии. Новшеством здесь было то, что эта героизация (или апофеоз) была постановлена РІ честь живого человека; РІСЂСЏРґ ли можно признать случайным то обстоятельство, что РЅРµ коренная, Р° азиатская Греция первой решилась РЅР° такую меру. РћР± ее авторизации СЃРѕ стороны Дельф ничего РЅРµ слышно, Рё РѕРЅР° крайне невероятна.

Это случилось в конце V в. В начале IV столетия поразительные успехи Агесилая, первого носителя новой спартанской гегемонии, побудили фракийских фасосцев чествовать его таким же образом; сам царь, скромный в своей спартанской простоте, об этих почестях не помышлял. Более серьезную попытку сделал в середине столетия Филипп Македонский: он был родоначальником династии Филиппов и в качестве потомка Геракла имел руку в основанных последним Олимпийских играх. Действительно, он после Херонеи велел соорудить в Олимпии капище, «Филиппей», с драгоценными статуями, изображавшими и его, и его семью, и распорядился, чтобы в процессиях его кумир следовал за кумирами олимпийских богов. Но это не был еще апофеоз и к Македонии Филиппа не относилось; там он по-прежнему жил, пил и напивался со своими приближенными, почти как равный с равными.

Решающий шаг был сделан его сыном, Александром Великим; после СЃРІРѕРёС… сказочных побед РѕРЅ потребовал божеских почестей РЅРµ только РѕС‚ отдельных РіРѕСЂРѕРґРѕРІ — Р° был РѕРЅ ведь основателем Рё, стало быть, героем тридцати Рё более Александрий, которые РІСЂСЏРґ ли стали дожидаться его смерти, чтобы почтить Александра как такового, — РЅРѕ Рё РѕС‚ главных греческих общин, Р° также Рё РѕС‚ СЃРІРѕРёС… приближенных. Причины этого образа действий для нас поныне загадочны. Был ли РѕРЅ актом глубокой политической мудрости, подсказанным желанием объединить разнообразных подданных РїРѕРґ знаком единой, хотя Р±С‹ Рё кощунственной религии? Р?ли простым сумасбродством, РІ котором выразилось опьянение собственными успехами? Р?ли РѕРЅ был внушен Александру населением отвоеванной Сѓ персидского царя области, РіРґРµ РїРѕРґРѕР±РЅРѕ иудеям Рё РґСЂСѓРіРёРµ порабощенные народы мечтали РѕР± идеальном царе-Р±РѕРіРµ, имеющем вернуть своему племени Рё всему РјРёСЂСѓ желанное величие? Так или иначе, отклик его требования встретили различный.

В Афинах правящей македонствующей партии нетрудно было при угрюмом молчании друзей Демосфена добиться льстивого народного постановления; Спарте скорее удалось соблюсти свое достоинство в ее «лаконическом» декрете: «Если Александр желает быть богом, да будет он богом»; наибольшую стойкость, однако, обнаружили македонцы, как непосредственные приближенные загостившегося на чужбине царя, так и оставленный им в Македонии наместник Антипатр, наотрез отказавшийся признать высокомерные притязания своего повелителя.

В одном историки, впрочем, согласны между собою: как бы они ни объясняли психику самого Александра — в его почине они признают попытку ориентализации греческой религии. Предшествовавший в самой Греции культ героев-эпонимов и спасителей дал только внешнюю зацепку; сама идея живого царя-бога была восточного происхождения.

Мы встречаем ее в двух различных формах в обеих главных частях монархии Ахеменидов — ярче всего в Египте, в более смягченном виде в Персии. В Египте божественность властителя принадлежит к исконным догматам. Только в двух пунктах царь отличается от настоящих богов: в то время как Ра, Осирис или Тот носят эпитет «великих богов», фараон при жизни довольствуется титулом «благого бога» и лишь после смерти получает также и другой эпитет. А во-вторых, он при жизни, по крайней мере в более раннее время, еще не пользуется настоящим культом с храмами, жертвоприношениями и жрецами.

На помощь догмату приходила легенда. Полагали, что когда новая царица «сидела в красоте своего дома», к ней являлся в образе ее мужа величайший бог местности. Она просыпалась от окружающего его благовония и улыбалась ему. Тогда он приближался к ней в своем настоящем виде, и она ликовала по поводу его красоты. Он «делал с ней все, что ему угодно было», и затем покидал ее с обещанием, что она родит сына, который будет царем Египта. Таким образом, фараон был действительно «сыном Ра», как он официально назывался, и Александр Великий принял только наследие своих египетских предшественников, поощряя легенду о навещении его матери Олимпиады Зевсом-Аммоном, т. е. Амоном-Ра.

Что касается Персии, то ее царь, по мнению греков, тоже был богом:

Бога ты женой у персов, бога матерью слывешь, —

обращается С…РѕСЂ Сѓ Эсхила Рє царице-РІРґРѕРІРµ, СЃСѓРїСЂСѓРіРµ РїРѕРєРѕР№РЅРѕРіРѕ Дария Рё матери Ксеркса — «бога дочерью», прибавил Р±С‹ РѕРЅ, вероятно, если Р±С‹ знал, что его героиня была Атоссой, дочерью РљРёСЂР°. Подлинные персидские грамоты РЅРµ подтвердили этой греческой теории: «подобно царям Вавилона Рё РђСЃСЃСѓСЂР° Рё персидские РЅРµ были пребывающими РЅР° земле богами наподобие фараонов» (Р­. Мейер). Теория эта была, вероятно, заключением РёР· того чрезмерного, РїРѕ греческим представлениям, почета, которым персы окружали своего владыку, Рё прежде всего, РёР· его внешнего знака, так называемой «проскинезы», С‚.В Рµ. обычая падать РЅРёС† РїСЂРё встрече СЃ РЅРёРј. Р?менно проскинеза была тем, РІ чем Александр пожелал быть преемником побежденного монарха Рё чем РѕРЅ РІРѕР·Р±СѓРґРёР» наибольшее возмущение Сѓ СЃРІРѕРёС… македонских подданных: проскинеза считалась символом обожествления.

При диадохах наступил период ознакомления с нравами народов Востока; поэтому неудивительно, что настоящий апофеоз возник не на персидской, а на египетской почве. Все же не сразу: непосредственные преемники Александра слишком живо помнили свое собственное возмущение притязательностью царя, чтобы последовать его примеру. С их стороны мы поэтому никаких попыток в этом направлении не встречаем. Правда, они все были основателями городов и поэтому кандидатами в герои всех этих Кассандрий, Лисимахий, Антигоний, Деметриад, Селевкий и Птолемаид; про некоторых мы знаем даже, что они пожелали при жизни предварить свою героизацию. Но это были муниципальные культы, державшиеся более или менее старинных греческих рамок; государственная религия ими затронута не была.

Драгоценное тело умершего РІ Вавилоне Александра досталось Птолемею I; трудно сомневаться РІ том, что РѕРЅ СЃ самого начала имел РІ РІРёРґСѓ похоронить его РІ Александрии, РЅРѕ для этого требовалось, чтобы еще только строившийся РіРѕСЂРѕРґ РїСЂРёРЅСЏР» более или менее готовый РІРёРґ Рё, главное, чтобы был окончен величественный храм-памятник, который Птолемей сооружал РІ честь своего РїРѕРєРѕР№РЅРѕРіРѕ полководца Рё царя. Тело Александра было поэтому временно похоронено РІ Мемфисе, Рё Птолемей успел умереть, РЅРµ исполнив своего намерения. Р?сполнить его пришлось сыну Рё наследнику, Птолемею II Филадельфу; РЅРѕ если династический интерес Рё заставлял его внимательно относиться Рє памяти основателя эллинистического Египта, то личный интерес еще более привязывал его Рє тому, через которого египетский венец достался ему самому.

Птолемей I еще при жизни получил от благодарных родосцев, которым он помогал в их героической обороне против Деметрия Полиоркета, почетное прозвище Спасителя (Soter). Его наследник не был старшим сыном: своим престолом он был обязан той любви, которую его отец питал к своей второй жене, его матери Беренике. Вполне понятно поэтому, что он учредил в Александрии и их культ рядом с культом царя-основателя, и притом обоих как «царей-спасителей». Все же это был культ мертвых; до полной египтизации было далеко.

РќРѕ тот же Птолемей II вторым браком был женат, согласно египетским обычаям, РЅР° своей СЂРѕРґРЅРѕР№ сестре РђСЂСЃРёРЅРѕРµ; РїРѕ ее смерти РѕРЅ Рё ей как дочери обоготворенных Сотеров посвятил храм (или придел) РїРѕРґ культовым прозвищем «богини братолюбицы» (П„О·ОµО± О О·О№О»О±ОґОµО»ПЂО·ОїПѓ). Р? это еще РЅРµ нарушало традиции. РќРѕ сестра незаметно притягивала Рє себе Рё брата: египетские воззрения, как РјС‹ видели, этому благоприятствовали, сам царь РІСЂСЏРґ ли особенно противился — мало-помалу храм «богини Филадельфы» превратился, еще РїСЂРё жизни царя-участника, РІ храм «богов Адельфов». Свершилось СЂРѕРєРѕРІРѕРµ для западной культуры событие: кощунственная идея царя-Р±РѕРіР° была принята РІ греческую религию. Остальное прошло уже гладко: Р·Р° «богами [Фил]адельфами» последовала РїСЂРё третьем Птолемее чета «богов-Эвергетов», Р·Р° ней «богов-Филопаторов» Рё С‚.В Рґ. Рћ титулатуре дает нам представление начало Розеттской надписи — той самой, которая послужила нам ключом для разрешения проблемы иероглифов: «В правление молодого, принявшего венец РѕС‚ отца, владыки венцов, великославного, установившего Египет Рё благочестивого РІ служении богам, победителя супостатов, исправившего человеческую жизнь, владыки тридцатилетий РїРѕРґРѕР±РЅРѕ великому Гефесту (С‚.В Рµ. Птаху), царя РїРѕРґРѕР±РЅРѕ Гелиосу (С‚.В Рµ. Р Р°), великого царя верхних Рё нижних мест, отпрыска Р±РѕРіРѕРІ-Филопаторов, которого Гефест РѕРґРѕР±СЂРёР», которому Гелиос доставил победу, живого образа Зевса, сына Гелиоса, Птолемея присносущего, возлюбленного Птахом…», причем разумеется Птолемей V Эпифан (С‚.В Рµ. Явленный [Р±РѕРі]), тогда, С‚.В Рµ. РІ 136В Рі., 12-летний мальчик. Р’СЃРµ же царь РїРѕРєР° только допускает, чтобы его называли Р±РѕРіРѕРј, сам РЅРµ пользуясь этим эпитетом РІ СЃРІРѕРёС… указах; РЅРѕ РІСЃРєРѕСЂРµ, еще РІ том же IIВ РІ., Рё этот последний остаток скромности был утрачен.

Э. Квеллиний. Ясон и Золотое руно. Холст (ок. 1670 г.).

Р’ царстве Селевкидов были сдержаннее. Селевк I официально игнорировал дафнейскую легенду Рѕ происхождении РѕС‚ Аполлона, оказывая РІСЃСЏРєРѕРіРѕ СЂРѕРґР° почести своему земному отцу Антиоху; лишь после смерти РѕРЅ получил РѕС‚ своего сына божеские почести, зато чрезмерные, как — даже РЅРµ просто «бог», Р° «Зевс-Победоносец» (О–ОµП…Пѓ ОќО№ОєО±П„ОїПЃ). Кто РІРёРґРёС‚ РІ своем отце Зевса, тот себя как Р±С‹ РїСЂРѕРІРѕРґРёС‚ РІ Аполлоны; Рё действительно, этот сын, очень деятельный Рё дельный Антиох I, был после смерти обожествлен, как «Аполлон-Спаситель». РќРѕ РїСЂРё жизни впервые его сын Антиох II, современник Рё враг Птолемея Филадельфа, последовал примеру последнего Рё установил РІ своем царстве для себя божеские почести СЃРѕ жрецами, храмами Рё жертвоприношениями; РѕСЃРѕР±РѕРіРѕ культового имени РѕРЅ РЅРµ получил, Р° был назван просто «богом», каковым именем его впервые приветствовали милетцы Р·Р° то, что РѕРЅ признал РёС… независимость, РѕСЃРІРѕР±РѕРґРёРІ РѕС‚ тирана. Р’СЃРµ же сам себя называет Р±РѕРіРѕРј впервые Антиох IV Эпифан — тот самый, неудачная политика которого РІ Р?удее повела Рє восстанию Маккавеев около середины II РІ.

Пример Селевкидов повлиял, в свою очередь, на царей Пергама; но здесь это движение остановилось. Македония осталась верна здравым традициям Антипатра и Антигона Гоната, и Сиракузское царство, несмотря на все свое сходство с эллинистическими монархиями, тоже осталось свободным от неутешительной аберрации религиозного чувства. Если, таким образом, оставить в стороне явно льстивые заявления некоторых общин коренной Греции, относившиеся исключительно к чужим, а не к своим властителям, то эту аберрацию можно будет ограничить варварской территорией эллинизма.

Но все же она существовала и требует себе объяснения. Группе в своей рационалистической истории греческой религии говорит, что «человек, обожествляя себя, не столько человека возвышает к богам, сколько богов низводит к людям»; это заявление, подкупая своей эпиграмматичностью, не оправдывается историей: мы встречаем апофеоз в эпохе не падения, а, наоборот, подъема религиозного чувства. Было бы неправильно видеть здесь своего рода Rückbildung, уродливый продукт старческой немощи; надо искать иного объяснения. Для него нам открывается несколько путей.

Э. Берн-Джонс. Зловещая голова. Холст (1887 г.). Персей и Андромеда рассматривают в воде отражение Горгоны Медузы.

Одним из сынов возрожденной Эпаминондом и просветленной таинствами Деметры Мессенской был знаменитый Евгемер; родившись вскоре после основания Мессены, он стал приближенным македонского царя Кассандра, вообще жаловавшего философов. Уже после его смерти он написал свое главное сочинение, находясь, быть может, в тогдашнем убежище выдающихся литераторов, на острове Кос.

Этим сочинением была «священная запись». Р’ ней автор рассказывал РѕР± РѕРґРЅРѕРј РёР· СЃРІРѕРёС… «многочисленных путешествий, предпринятых РїРѕ поручению Кассандра»; РѕРЅРѕ завело его РЅР° РіСЂСѓРїРїСѓ островов Р?РЅРґРёР№СЃРєРѕРіРѕ океана, РѕРґРёРЅ РёР· которых, остров Панхея (С‚.В Рµ. РїРѕ-дорически «всепрекрасный») Рё привлек его РѕСЃРѕР±РѕРµ внимание. Евгемер описывал внешний РІРёРґ острова Рё нравы его жителей — трезво Рё деловито, чуждаясь обычных РІ утопических романах того времени преувеличений Рё прикрас, чем Рё заслужил доверие серьезных людей также Рё РІ главной части своего сочинения, для которой описание самого путешествия было только внешней рамкой.

Дело в том, что в главном храме Панхеи Евгемер прочел на золотом столбе запись, имевшую своим составителем древнего царя страны, Зевса; ее содержанием были деяния как деда и отца составителя, Урана и Кроноса, так и его собственные. Они все были благодетелями человечества, создав своими трудами его культуру; между прочим, первый, Уран, установил также почести «небесным богам» и был, таким образом, творцом религии. Взамен этих благодеяний Зевс установил божеские почести также и им, благодетелям, притом деду и отцу после их смерти, а самому себе еще при жизни. Когда он в свою очередь умер — а именно на Крите, где и показывается его могила, — его дело продолжали дети, как об этом свидетельствовало продолжение записи Зевса, составленное Гермесом; все они были удостоены звания богов, кто за одни, кто за другие заслуги.

Такова «история»; Р° РІРѕС‚ какова заключающаяся РІ ней религиозная философия. Почитаемые Элладой Р±РѕРіРё — РЅРµ что РёРЅРѕРµ, как обоготворенные люди. Значит ли это, что Евгемер был атеистом? Р’РѕРІСЃРµ нет. Р’Рѕ-первых, РѕРЅ признавал наличность «небесных Р±РѕРіРѕРІВ», именно тех, которым учил поклоняться Уран — правда, РЅРµ РіРѕРІРѕСЂСЏ, РїРѕ-РІРёРґРёРјРѕРјСѓ, кто РѕРЅРё такие. Рђ РІРѕ-вторых, что же РёР· того, что Зевс, Аполлон, Гермес были некогда людьми? Это РЅРµ мешало РёРј быть теперь настоящими богами. Р?менно ознакомление СЃ египетской религией подсказывало такое решение РІРѕРїСЂРѕСЃР°. Ведь, согласно ей, Рё РћСЃРёСЂРёСЃ, Рё Р?СЃРёРґР°, Рё Гор, Рё РўРѕС‚ были некогда людьми; несмотря РЅР° то, РѕРЅРё египтянами почитались как Р±РѕРіРё, Рё притом такие, выше которых нет. Как люди РѕРЅРё «упорядочили Египет». Да Рё грекам эта мысль РЅРµ была совсем чужда: Дионис, сын смертной Семелы, жил некогда среди людей Рё Р·Р° принесенный РёРј дар РІРёРЅР° был удостоен высших почестей — это РЅРµ мешало ему быть полноправным Р±РѕРіРѕРј наравне СЃ высшими. Конечно, строгая философия требовала — РІ силу принципа «всякому происшедшему будет конец» — предвечности для вечных Р±РѕРіРѕРІ; Гесиод, например, РІ своей «Теогонии» держался иных взглядов, Рё РјРЅРѕРіРёРµ шли Р·Р° РЅРёРј.

РћРґРЅРёРј словом, РїСЂСЏРјРѕРіРѕ атеизма РІ учении Евгемера еще РЅРµ было; РІСЃРµ зависело РѕС‚ ответа РЅР° РІРѕРїСЂРѕСЃ: «суть ли обоготворенные настоящие Р±РѕРіРё или только считаются таковыми?В». Р?, РїРѕ-РІРёРґРёРјРѕРјСѓ, РѕРЅ имел благоразумие ответа РЅРµ давать.

А раз положительный ответ был логически возможен — евгемеризм мог дать настоящую философскую и историческую подкладку самообожествлению Птолемея Филадельфа и его последователей. Величайшие благодеяния может оказать стране ее царь; этим путем он становится богом на вечные времена. Желательно только, чтобы эти благодеяния были настоящими благодеяниями, чтобы действительность не опровергала образа, созданного верою и любовью; и вот это-то удавалось далеко не всегда, несмотря на благотворную силу «пафоса дистанции».

Другой друг Кассандра, Деметрий Фалерский, философ-перипатетик, правил по его поручению Афинами от 317 до 307 г., правил умно и благополучно, но все же в духе поддерживаемой Македонией аристократической партии. Когда поэтому его тезка, Деметрий Полиоркет, «освободил» Афины от Кассандра, ликованию демократов не было конца. Этому Деметрию с его отцом Антигоном был определен божеский культ под именами «богов-спасителей», их позолоченные статуи были поставлены на городской площади рядом со статуями тираноубийц, в их честь были названы две новые филы, Антигонида и Деметриада, и празднества сменялись одно другим. На одном из них была исполнена «итифаллическая» песнь, сохраненная в значительной части Атенеем; в ней встречались, между прочим, следующие стихи:

Будь счастлив, Посейдона с Афродитой сын,

Доблестный Деметрий!

Ведь все другие боги далеко от нас,

Р?ль РѕРЅРё без слуха,

Р?ль РёС… нет, или дела нету РёРј РґРѕ нас;

А тебя мы видим:

Не древо ты, не камень — настоящий бог;

Молимся тебе мы.

Молимся, да — через сто лет после того как казнили Сократа за то, что он якобы «не верует в тех богов, в которых верует государство, и взамен их признает новые божества».

В вышесказанных словах заключена целая богословская теория; сводится она к следующему: 1) про богов народной веры неизвестно, существуют ли они вообще, а если существуют — способны ли они услышать нас, а если способны — заботятся ли они о нас; 2) их деревянные и каменные кумиры, подавно бессильны; 3) раз бог есть сила, то богом должно быть признано сильнейшее существо, а таковым показал себя Деметрий. Другими словами, мы имеем здесь антрополатрию на почве агностицизма; эпитет бога отнимается у сомнительных владык Олимпа и присуждается гораздо более слабому, но зато реальному существу.

Б. Женнари-мл. Тесей и Ариадна. Холст (1702 г.). Справа — сестра Ариадны Федра.

Каковы же были на самом деле теоретические постулаты апофеоза?

Сопоставим прежде всего различные его разновидности: а) Александр признается сыном Зевса-Аммона, Селевк — сыном Аполлона; это вполне в духе древнегреческой религии.

Точно так же ведь Рё РњРёРЅРѕСЃ признавался сыном Зевса, Рё Р?РѕРЅ афинский сыном Аполлона; это давало РёРј право РЅР° героизацию после смерти.

б) Тот же Селевк получил после смерти героические почести в основанной им Селевкии; это опять-таки в духе древнегреческой религии. Постулатом была вера, что просветленная душа «героя» живет в его всеми почитаемой могиле, как могучий дух-хранитель основанного им города.

в) Он получил не героические, а божеские почести. Это значит, что ему надлежало приносить жертвы не ночью, а днем, не на «очаге», а на алтаре и т. д. Постулатом была вера, что душа покойного не заключена в его могиле, а вознесена к богам на Олимп, или в эфир. Отсюда легенды о птицах — орлах или коршунах, — поднявшихся с костра, где сжигались останки покойного, таковая или сама была его душою, или уносила ее.

г) Ему эти самые почести воздавались уже при жизни. Теологически это трудно было мотивировать, но психологически объясняется легко, как предварение, льстивое, с одной стороны, и тщеславное — с другой.

Во всех этих случаях новый бог или герой чествовался под своим собственным именем; но вот нечто новое:

д) Птолемей I с женой после смерти получают божеский культ как «боги-Спасители», Селевк — как «Зевс-Победоносец» и т. д.: следует заметить, что терминология тут последовательна, что никогда не говорится официально о «боге Птолемее», о «боге Селевке», а именно только о «боге-Спасителе», о «Зевсе-Победоносце». Вот это действительно новшество. Разгадку дает нам второй случай. Очевидно, Зевс частью своего естества воплотился в Селевке, он стал его душою; в момент смерти эта душа оставила тело Селевка, которое отныне покоится в могиле, сама же она вознеслась на Олимп; чествуют поэтому бога «Зевса-Победоносца». Но как же понимать это воплощение Зевса при продолжении его деятельности как царя Олимпа? Да так же, как и службу Марии-привратницы в христианской легенде, обработанной Метерлинком в его «Сестре Беатрисе»: бог и вездесущ, и бесконечно делим. А как Зевс-Победоносец он остается в связи с Селевком? В сознании людей — да; так же, как Зевс Додонский пребывает в связи с Додоной, несмотря на одновременное существование Зевса Олимпийского.

Рµ)В Р? СЃ этой точки зрения даже полный апофеоз — С‚.В Рµ. воздавание Р±РѕРіСѓ-Адельфу, Р±РѕРіСѓ-Эвергету Рё С‚.В Рґ. соответственных почестей РїСЂРё РёС… жизни, покажется РЅРµ алогическим предварением, внушенным лестью или тщеславием, Р° вполне последовательным развитием догмата. Раз признано, что РІ Птолемее III воплотился Р±РѕРі, которого люди, РЅРµ зная его подлинного имени, назвали Р±РѕРіРѕРј-Благодетелем, то РЅРµ только позволительно, РЅРѕ Рё необходимо воздавать этому Р±РѕРіСѓ соответственные почести уже РїСЂРё жизни того бренного тела, которое РѕРЅ избрал СЃРІРѕРёРј временным местопребыванием.

Вполне ли это догмат новый? Зародышевые его формы, несомненно, имелись уже и в древнегреческой религии. Если у Гомера Афина является Телемаху и другим в образе Ментора и в качестве такового с ним путешествует, ест, пьет и т. д., то здесь мы, несомненно, имеем воплощение божества; но, во-первых, настоящий Ментор живет независимо от этого своего подобия, а во-вторых, это лишь кратковременная иллюзия, а не воплощение на всю жизнь, почему Платон в своем «Государстве» и протестует против этого «обмана». Затем известно, что Софокл после своей смерти был героизован не под именем Софокла, а под именем Дексиона, т. е. Приемлющего — на память о том, что он по легенде «принимал» у себя бога Асклепия. Это — внешняя параллель к переименованию Птолемея в бога-Спасителя, но не более. Мы не знаем в точности богословского основания этого переименования; думаем, однако, что оно аналогично с представлением о преображении героизованного. Впрочем, оно не было обязательно: большинство героев почиталось под теми именами, которые они носили при жизни.

Да, зародыши были, но именно только зародыши: и фактом остается, что благодаря почину Птолемея Филадельфа религия эллинизма обогатилась новым догматом, и религиозное сознание людей стало свыкаться с мыслью, что бог может избрать себе земным местопребыванием тело человека от его рождения вплоть до его смерти.[57]

Другие мифы этого «разряда» повествуют о военных походах, важнейшими из которых античная мифология признает поход семерых микенских вождей на Фивы и последующий поход ахейцев на Трою. [Необходимо отметить, что наше разнесение героических мифов по разрядам и категориям является сугубо условным и ни в коей мере не содержит в себе строгой хронологической последовательности; так, поход Семерых, о котором речь сейчас, был вызван взаимной враждой сыновей Эдипа, о котором будет сказано ниже, при анализе мифов другой «смысловой» категории. ] Троянский цикл еще активно «использует» образы богов; само начало конфликта между троянцами и ахейцами возводится к суду Париса, среди трех богинь отдавшего первенство Афродите; боги вмешиваются в боевые действия, сражаются на стороне тех, кто им приятен, оказывают своим любимцам всяческую поддержку (правда, и Аполлон не в силах помешать Ахиллу сразить Гектора), однако исход осады решается не вмешательством богов, а военной хитростью Одиссея, предложившего хитроумный план с троянским конем. В фиванском же цикле участие богов минимально; более того, Семеро бросают вызов не только Фивам, но и самим богам, отказываясь признать их волю и отступить от осажденного города.

Клятва Семерых. Р?ллюстрация Рє «Греческим сказаниям» (1880В Рі.).

По Гесиоду, в двух этих войнах, под Фивами и под Троей, поколение героев было практически уничтожено:

Снова еще, поколенье четвертое создал Кронион

На многодарной земле, справедливее прежних и лучше, —

Славных героев божественный род. Называют их люди

Полубогами: они на земле обитали пред нами.

Грозная их погубила война и ужасная битва.

В Кадмовой области славной одни свою жизнь положили,

Р?Р·-Р·Р° Эдиповых стад подвизаясь Сѓ Фив семивратных;

В Трое другие погибли, на черных судах переплывши

Ради прекрасноволосой Елены чрез бездны морские.

Ж.О. Энгр. Эдип и Сфинкс. Холст (1808 г.).

Многих в кровавых боях исполнение смерти покрыло;

Прочих к границам земли перенес громовержец Кронион,

Дав пропитание им и жилища отдельно от смертных.

Когда упорядочено мироздание и обустроено (освоено) человеческое пространство, наступает пора обустройства социума. Античная мифология содержит немало «социальных мифов»; среди них наиболее известны два — миф об Оресте и миф об Эдипе, причем эти мифы надлежит рассматривать в совокупности, поскольку они трактуют фактически одну и ту же ситуацию.

Эдиповский миф — тот самый, из которого З. Фрейд вывел свою знаменитую теорию «эдипова комплекса», — еще обращен в матриархальное прошлое: история Эдипа есть история ребенка, выросшего в условиях родонаследования по материнской линии (матрилокального родства); при таких условиях ребенок не может знать отца и потому не в состоянии узнать его при встрече. По замечанию Р. Грейвса, «может быть, Эдип пытался заменить матрилинейные законы патрилинейными, но был за это изгнан своими подданными».

Миф об Оресте, «опровергающий» участь Эдипа, примыкает к троянскому эпическому циклу: Орест — сын ахейского царя Агамемнона, предводителя ахейского войска под Троей. Когда Агамемнон был убит собственной женой Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом, Орест бежал из дома и до совершеннолетия жил на чужбине. Вступив в возраст, он получил от дельфийского оракула наказ отомстить за смерть отца:

Свершится, не обманет слово Локсия.

Он сам вещал мне, строго заповедуя, —

Р?дти РЅР° РІСЃРµ! Грозил РѕРЅ, — Рё РѕС‚ тех СѓРіСЂРѕР·

Кровь стыла в жилах: горе мне, когда с убийц

Я платы равноценной не взыщу мечом.

Не буду знать, куда мне деться, мучимый

Проклятьем, что пристанет, как свирепый бык.

Страданьем безысходным возмещу я сам

Невзысканную пеню за прощенный грех.[58]

Орест исполняет приказ и убивает мать. За это преступление его преследуют богини справедливости и мести Эриннии. По совету Аполлона Орест обращается за помощью к Афине как покровительнице всех эллинов. Богиня созывает в своем городе (Афинах) совет старейшин, который и рассматривает дело Ореста. На суде все решает голос Афины:

Орест. Мрамор (ок. 200 г. до н. э.).

Кладу я за Ореста этот камешек.

Мне не было родимой, нет мне матери, —

Мужское все любезно, — только брак мне чужд;

Я мужественна сердцем, дщерь я отчая.

Святее крови мужа как могу почесть

Жены, домовладыку умертвившей, кровь?

Орест оправдан, даже если поровну

Легли в сосудах жребии…

Оправдан подсудимый! В урне милости

Р? РІ СѓСЂРЅРµ смерти то же голосов число. (Р­СЃС…РёР». «Эвмениды»)

Этот сюжет представляет собой миф о преодолении в социуме кровной мести; Орест оправдан ареопагом, то есть государством, которое тем самым отвергает кровную месть.[59] Эриннии вдобавок олицетворяют в мифе матриархальное прошлое, которому на смену пришел патриархат (убийство матери — своего рода антитеза убийству мужа и хозяина дома).

Наконец последний героический миф Средиземноморья, подводящий итог всей прежней деятельности богов и людей и повествующий о новом миротворении (социальном, ландшафтном, отчасти космическом) — это миф об Энее.

Гомер называет Энея, сына Анхиса и богини Афродиты, славнейшим троянским героем:

Трои сыны ополчались, заняв возвышение поля,

Окрест великого Гектора, Полидамаса героя,

Окрест Энея, который, как бог, почитался народом…

Неизвестный художник. Суд Париса (XVII в.).

Р’ В«Р?лиаде» Эней — герой вполне эпический; РЅРµ троянец РїРѕ происхождению, РѕРЅ присоединяется Рє защитникам РўСЂРѕРё, чтобы отомстить Ахиллу, изгнавшему его РёР· родных мест. РћРЅ доблестно бьется СЃ ахейцами, Рё РЅРµ его РІРёРЅР°, что РІ поединках СЃ Диомедом Рё Ахиллом РѕРЅ терпит поражения — ведь врагам помогает Афина:

Прянул на землю Эней со щитом и с огромною пикой

В страхе, да Пандаров труп у него не похитят ахейцы.

Около мертвого ходя, как лев, могуществом гордый,

Он перед ним и копье уставлял, и щит круговидный,

Каждого, кто б ни приближился, душу исторгнуть грозящей

Криком ужасным. Но камень рукой захватил сын Тидеев,

Страшную тягость, какой бы не подняли два человека

Ныне живущих людей, — но размахивал им и один он;

Камнем Энея таким поразил по бедру, где крутая

Лядвея ходит в бедре по составу, зовомому чашкой;

Чашку удар раздробил, разорвал и бедерные жилы,

Сорвал и кожу камень жестокий. Герой пораженный

Пал на колено вперед; и, колеблясь, могучей рукою

В дол упирался, и взор его черная ночь осенила.

Тем не менее, он бежит из Трои — по воле богов, ибо Посейдон открывает ему, что не кому другому, как Энею, назначено сохранить царский род Дардана.

Новые качества Эней приобретает лишь позднее — в мифологии этрусков, перенявших у греков миф о разорении Трои, и в «Энеиде» Вергилия. Последняя вобрала в себя всю совокупность культурных традиций Балкан, Апеннин и Малой Азии; в результате из homo trojanus Эней благодаря таланту Вергилия превратился в homo mediterraneus: именно в этом качестве образ Энея закрепился в европейской культуре.

Φ. Перье. Эней со спутниками сражается с гарпиями. Холст (1646–1647 гг.).

Рђ. Аллори. Одиссей Рё Р±РѕРіРёРЅСЏ Р?РЅРѕ. Фреска (1580В Рі.).

Р’.Рќ. РўРѕРїРѕСЂРѕРІ пишет: «Постоянное Рё актуальное присутствие РјРѕСЂСЏ (более полное Рё активное, чем РіРґРµ-либо еще РІ Средиземноморье), СЃ трех сторон окружающего Балканы, причудливо выстраивающего линию побережья Рё глубоко вдающегося внутрь суши, неотвратимо ставит перед Балканами СЃРѕ всей конкретностью Рё насущностью некий ключевой РІРѕРїСЂРѕСЃ-вызов, РЅР° который нельзя РЅРµ отвечать Рё который, приглашая homo balcanicus выйти РёР· своей обжитости, уютности, укрытости-потаенности РІ сферу „открытости“, заставляет этого „балканского человека“ задуматься над проблемой СЃСѓРґСЊР±С‹, соотношения высшей воли Рё случая, жизни Рё смерти, РѕРїРѕСЂС‹-РѕСЃРЅРѕРІС‹ Рё безосновности-бездны, над самой стратегией существования „перед лицом моря“ (Sein zum Meer, РїРѕ аналогии СЃ Sein zum Tode), над внутренними Рё внешними ресурсами человека РІ этой пограничной ситуации. Р?наче РіРѕРІРѕСЂСЏ, „открытость“ РјРѕСЂСЏ, РІСЃРµ его опасности, неопределенности, тайны, исключение запланированных Рё даром дающихся гарантий, приглашение Рє испытанию Рё СЂРёСЃРєСѓ, Рє личному выбору Рё инициативе, Рє адекватной РјРѕСЂСЋ „открытости“ самого человека перед лицом „последних“ РІРѕРїСЂРѕСЃРѕРІ — РІСЃРµ это более чем что-либо РґСЂСѓРіРѕРµ складывает духовный облик „балканского человека“ Рё префомирует РІСЃРµ типологическое разнообразие антропоморфных вариантов, участвующих РІ решении сотериологической задачи, которая была РѕСЃРЅРѕРІРѕР№ для Балкан РІ течение, РїРѕ меньшей мере, семи последних тысячелетий.

Протагонистами этой драмы, начиная СЃ безымянных Великой Матери Рё мужского божества плодородия, были РћСЃРёСЂРёСЃ Рё Таммуз, Адад Рё Ваал, Телепинус Рё Аттис, РђРґРѕРЅРёСЃ Рё Дионис, Астарта-Р?штар Рё Деметра, Персефона Рё Триптолем, Кадм Рё Прометей Рё С‚.В Рї. РќРѕ РІСЃРµ РѕРЅРё — персонажи божественного СѓСЂРѕРІРЅСЏ, Рё человеческая ментальность Рё соответственно человеческое поведение отражаются РІ РЅРёС… косвенно, периферийно. РќРѕ Рё РЅРµ РІСЃРµ протагонисты человеческой РїСЂРёСЂРѕРґС‹ РїРѕРґ указанным углом зрения равно диагностичны: РѕРґРЅРё рано стали достоянием индивидуализированного коллективного мифа, РІ котором индивидуально-человеческое сильно растворилось (Гильгамеш, Залмоксис Рё РґСЂ.), РґСЂСѓРіРёРµ слишком тесно соединились СЃ неким принципом, абстрактной идеей (Гайомарт, Адам Кадмон Рё РґСЂ.), третьи, напротив, выступают как носители неких уникальных глубоко философизированных концепций (Пифагор, Гераклит, Парменид, Эмпедокл, Сократ Рё РґСЂ.).

Одиссей Сѓ волшебницы РљРёСЂРєРё. Р?ллюстрация Рє „Сказаниям Танглвуда“ (РѕРє. 1920В Рі.).

Среди всех этих персонажей Эней занимает совершенно РѕСЃРѕР±РѕРµ место: будучи просто человеком Рё представляя СЃРѕР±РѕР№ определенный тип комплексной ментально-поведенческой структуры, РѕРЅ так последовательно Рё блестяще выполняет стоящую перед РЅРёРј задачу, что его опыт спасения приобретает парадигматическое значение, Р° ему самому уготован божественный статус… Тень мифа РЅРµ прошла РјРёРјРѕ Энея, РЅРѕ достоянием мифа РІ процессе мифологизации стал РЅРµ столько РѕРЅ сам, сколько его ментально-поведенческая структура, известная нам благодаря Вергилию (прежде всего) РІРѕ РјРЅРѕРіРёС… отражениях Рё СЃ разнообразными подробностями, что также придает образу Энея РѕСЃРѕР±РѕРµ значение. Р? наконец, мало кто теснее связан СЃРѕ Средиземным морем, чем Эней; Рё РЅРµ СЃ морем вообще, РЅРѕ конкретно СЃ РјРѕСЂСЃРєРѕР№ стихией, СЃ ее волнами Рё ее треволнениями. Р? хотя опыты Энея Рё СѓСЂРѕРєРё, РёР· РЅРёС… извлеченные, актуальны Рё Р·Р° пределами Средиземноморья, РІСЃРµ-таки РѕРЅРё укоренены именно здесь Рё имеют преимущественный смысл для „средиземноморского человека“ РЅР° его путях Рє спасению РІ отличие, например, РѕС‚ вселенского значения РґСЂСѓРіРѕРіРѕ опыта спасения, локально связанного СЃ тем же Средиземноморьем… Эней отличен Рё РѕС‚ РґСЂСѓРіРѕРіРѕ многострадального скитальца, долгие РіРѕРґС‹ проблуждавшего РїРѕ волнам Средиземного РјРѕСЂСЏ, РѕС‚ Одиссея, также РіРѕРЅРёРјРѕРіРѕ гневом Р±РѕРіРѕРІ Рё также успешно прошедшего через РІСЃРµ испытания, РЅРѕ избравшего РґСЂСѓРіСѓСЋ, можно сказать, противоположную линию поведения. Там, РіРґРµ Эней вверяет себя СЃСѓРґСЊР±Рµ, Одиссей „работает“ СЃРѕ случаем, ищет его, если надо, подчиняется ему СЃ тем, чтобы, прибегнув Рє собственному СѓРјСѓ Рё хитрости, склонить случай РІ СЃРІРѕСЋ пользу Рё построить такой СЂСЏРґ „случайных удач“, который РјРѕРі Р±С‹ превозмочь злую СЃСѓРґСЊР±Сѓ (недаром Р±РѕРіРё опасаются, что РѕРЅ может вопреки СЃСѓРґСЊР±Рµ самостоятельно решать СЃРІРѕРё задачи). Р’ отличие РѕС‚ всегда серьезного Энея РІ Одиссее присутствует некое авантюрное начало. РћР±Р° скитальца различны РїРѕ характеру Рё темпераменту, РїРѕ целям, которые стоят перед РЅРёРјРё, Рё РїРѕ способам достижения РёС… (стоит напомнить, что пути Энея РЅРµ раз пересекаются СЃ Одиссеевыми Рё что первый очень РЅРµ любит второго), наконец РїРѕ тому, как смотрят РЅР° РЅРёС… высшие силы: Энею СЂРѕРєРѕРј предназначено спасение; Одиссей РЅРµ может спастись, полагаясь исключительно РЅР° самого себя, Рё Рє его инициативам, РІ том числе Рё потенциальным, Р±РѕРіРё относятся настороженно.

Эней „средиземноморский“, вступив РЅР° берег Р?талии, подчиняет РІСЃСЋ СЃРІРѕСЋ деятельность исполнению велений СЃСѓРґСЊР±С‹, Рё отдаленное видение Р РёРјР° сейчас, РєРѕРіРґР° РїРѕРґ ногами РЅРµ палуба раскачиваемого корабля, Р° твердая земля, как Р±С‹ изолирует Энея РѕС‚ „эмпирического“ средиземноморского окружения Рё выстраивает фундамент будущего „римского“ контекста».

Эней Вергилия — и, как следствие, всей позднейшей европейской культуры — носитель провиденциальной миссии: высшие силы уберегают его от гибели при разорении Трои для того, чтобы он основал, после многих испытаний, в пределах Средиземноморья новую Трою — город, которому судьбой суждено стать Вечным.

Голова Одиссея. Фрагмент скульптурной группы «Ослепление Полифема Одиссеем». Мрамор. I в.).

РџР Р?ЛОЖЕНР?Р•

Глоссарий

Рђ РђР’Р“Р?Р™

Царь племени эпеев РІ Элиде, сын Гелиоса, владел подаренными ему отцом бесчисленными стадами. Геракл обещал РђРІРіРёСЋ Р·Р° сутки очистить заросший навозом скотный РґРІРѕСЂ; Р·Р° это РђРІРіРёР№ соглашался отдать Гераклу десятую часть своего скота. Геракл направил РІРѕРґС‹ протекавших поблизости рек так, что РѕРЅРё смыли РІСЃРµ нечистоты. Очищение Авгиевых конюшен — РѕРґРёРЅ РёР· двенадцати РїРѕРґРІРёРіРѕРІ Геракла. РџРѕ Павсанию, РђРІРіРёР№ после смерти почитался как герой. АВГУРР?Р?

В Риме система гаданий, при помощи которых жрецы-авгуры улавливали поданные божествами знаки и толковали их. В систему авгурий включались: толкование атмосферных явлений, предсказания по полету птиц, по поведению священных кур, по голосам и звукам и пр. Коллегия авгуров существовала вплоть до эпохи империи, в которую постепенно утратила свое значение. По Цицерону, в его время авгуры смотрели друг на друга с улыбкой, поскольку сами уже не верили в свои гадания. АВЕРН

Озеро вулканического происхождения неподалеку РѕС‚ Рі. РљСѓРјС‹ РІ Кампании. Согласно мифу, близ Аверна находился РѕРґРёРЅ РёР· РІС…РѕРґРѕРІ РІ подземный РјРёСЂ. Р?менно через этот РІС…РѕРґ РІ РђРёРґ проникли Одиссей Рё Эней.

0|1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|11|12|13|14|15|16|17|18|