Грэм Хэнкок Свсрхестественное. Боги и демоны эволюции.

Вполне возможно, что это был сердечный приступ, спровоцированный стрессом и ледяной водой. Но когда мы спросили об этом Маму Магабу, она объяснила нам, что все, включая и самого посвященного, ожидали подобного исхода событий и что для шамана было большой удачей перейти в мир духов во время такой церемонии. Тогда я поинтересовался, почему эта смерть не была для них неожиданностью. И Мама Магаба рассказала, что прошлой ночью, когда все они сидели в хижине на берегу реки, их посетили могущественные существа, которых в этих местах называют "речным народом". По ее словам, это были высокие и темнокожие люди с золотистыми волосами. Жили они в больших реках, но иногда выбирались из воды и приходили в селения к людям, порой творя добро, а порой — зло. В прошлую ночь они вот так же появились из глубин, сопровождаемые змеями и другими животными, вошли в хижину и потребовали душу посвященного. Тайна речного народа

Позже мне удалось немного лучше разобраться в этом вопросе. На языке нгуни таинственных речных людей обычно называют абантубомламбо. Говорят о них обычно вполголоса, как о существах благожелательных и злокозненных одновременно — а потому и непредсказуемых. Эти создания могут принимать не только человеческий, но и змеиный облик [551]. Возможно, именно из-за этой способности их нередко ассоциируют с гигантскими водяными змеями, известными как иханти. Говорят, что они живут рядом с речным народом глубоко под водой, в потустороннем мире [552]. Многие современные ученые полагают, что именно этих змей рисовали бушмены сан в своих скальных убежищах в районе Драконовых гор [553]. И прежде всего на эту мысль наводит то обстоятельство, что таинственные иханти являются "мастерами преображений", способными менять облик с поистине гипнотической быстротой: "Иханти могут принять любую внешность — от змеи до козы и от железной цепи до перышка" [554].

В двадцатых годах XX века целителей коса расспрашивали о том, как они воспринимают эти случайные преображения. И оказалось, что

им нравится наблюдать за тем, с какой скоростью меняются узоры в калейдоскопе иханти. Возможно, именно эта стремительная трансформация обусловила веру в то, что иханти способны зачаровывать людей [555].

В 1931 году антрополог Дж. Х. Сога первым обратил внимание на то, что истории об иханти — он называл их "водными духами" — очень похожи на изложение галлюцинаций [556]. Благодаря современным знаниям, мы могли бы еще более конкретизировать этот вопрос. Описание стремительно меняющихся геометрических узоров, смешанных с портретными образами, и в самом деле похоже на тот галлюцинаторный процесс, который лежит в основе нейропсихологической модели пещерной и наскальной живописи. В свою очередь, сообщения антропологов лишь подкрепляют предположение, согласно которому и иханти, и связанный с ними речной народ берут свое начало в процессе видений:

В период посвящения прорицатели из племени нгуни путешествуют во сне и в трансе в подводное царство, где они встречают огромную змею, иксанти [иханти], окруженную более мелкими змеями, которые ассоциируются у нгуни с духами предков. Посвященные должны схватить одну или несколько таких змей… В этом царстве можно встретить и других сверхъестественных существ, известных как Речной Народ, абантубомламбо…[557]

Последним кусочком этой головоломки является то обстоятельство, что шаманы нгуни сами нередко ассоциируются со змеями: "Они верят в то, что могут управлять змеями, а в некоторых случаях — и превращаться в этих существ" [558].

Таким образом, мы вновь оказываемся на привычной уже территории видений с ее комплексными представлениями о духах, иных мирах и териантропических трансформациях. И даже подводная тема, как мы уже отмечали в предыдущих главах, является весьма типичным шаманским верованием, включающим в себя образы водных ям, воронок и водоворотов [559]. Именно поэтому Дэвид Льюис-Вильямс и не хочет включать предполагаемые изображения спиралей и воронок, встречающихся порой в пещерных и наскальных росписях, в общую категорию энтоптических феноменов, предпочитая рассматривать их — вкупе с рассказами о странствиях в подводных и подземных мирах — как часть тех галлюцинаций, что возникают при переходе на самый глубокий уровень транса [560]. Льюис-Вильямс указывает также на то, что западные участники экспериментов использовали такие понятия, как "конус", "сосуд" или "воронка", чтобы описать этот самый водоворот [561]. В ряде других культур этот же психологический феномен нередко ощущается как спуск по подземному туннелю, заполненному шумящей водой:

Вероятно, потому, что в измененном состоянии сознания люди часто слышат шум и гул… Когда инуит живет на льду, его путь в подземный мир проходит сквозь море: "Он практически скользит, как если бы падая вниз сквозь воронку" (Рамуссен, 1929, 124). Отверстие, по которому опускается шаман самоедов, ведет к реке, воды которой текут в противоположных направлениях. Существует и множество других сообщений об этих универсальных, психологически обусловленных видениях, связанных с путешествиями в подземный и подводный миры [562].

Все вышесказанное верно и в отношении Южной Африки. Современные антропологи провели опрос среди бушменов Ju/'hoansi (! Kung) из пустыни Калахари. Оказалось, что шаманы этого племени часто рассказывают о том, что по мере углубления транса они обретают способность путешествовать под воду, а также в глубины земли [563]. А благодаря документам Блика и Ллойд мы знаем, что информанты сан из Капской провинции рассказывали

о шаманах, погружающихся в "водную яму", где вода, по их словам, была "живой". Там они ловили! khiva-ka хого, дождевое животное, которое затем убивали — так, чтобы из его крови и молока пошел дождь. Кагтен, главное божество бушменов, являющийся, помимо всего прочего, шаманом, также погружался во время транса в эти водные ямы [564].

А у основания этих отверстий, ведущих в иные миры, Жили гигантские змеи, ассоциирующиеся порой все с теми Же дождевыми животными. Племена нгуни называли этих змей иханти. Помимо них в подводных мирах обитали и другие существа — абантубомламбо, речные люди. Все они были не более чем галлюцинациями и все же могли выбираться на сушу, шествовать по берегу реки в сопровождении свиты из водных змей и похищать по собственному усмотрению души людей. Восемь главных аномалий

В том же апреле 2004 года, покинув район реки Гамтус, я отправился в Драконовы горы, где можно увидеть большое количество наскальных росписей сан — в том числе и изображения гигантских змей, которых ученые нередко отождествляют с иханти [565]. Причем повод для такого отождествления дали все те же этнографические записи. В XIX столетии художник Джордж Вильям Стоу не раз показывал бушменам свои замечательные репродукции наскальных росписей сан. В их числе было изображение большой рогатой змеи, скользящей по поверхности скалы. Пожилая женщина из племени сан, которую звали Коуке, тут же опознала рисунок и заявила, что в прежние времена такие огромные змеи "жили в реке" [566]. Мы уже знаем, что это выражение является распространенной метафорой транса. Так что сказать "они жили в реке" — все равно что сказать "это существа из мира видений" (подобно обитающим в реке иханти).

И все же это было далеко не единственной причиной, почему я решил взглянуть на подобные изображения. Я и сам встречался с гигантскими змеями, находясь под воздействием южноамериканского галлюциногена аяуаски. И этот опыт оставил после себя странное впечатление. Мне казалось, будто мои видения не были просто видениями, что я на самом деле встречался с разумными духовными существами, общавшимися со мной на телепатическом уровне. Я понимаю, что подобные идеи выглядят довольно-таки странно с точки зрения современных ученых, которые знают (или полагают, что знают) немало ценного о деятельности мозга. Однако нашим доисторическим предкам, не обладавшим подобными сведениями, ощущение абсолютной и безусловной реальности, окружающее подобные видения, должно было представляться чем-то само собой разумеющимся. Стоит ли удивляться, что они прониклись искренней уверенностью в существовании иного мира, населенного нематериальными, меняющими облик созданиями.

И я не сомневаюсь, что человек, сумевший войти в транс (с помощью любых средств) и испытавший на себе необычайную мощь галлюцинаций, обязательно захотел бы поделиться своим опытом с другими. Наверняка наши предки испытывали то же чувство удивления и любопытства, что и мы сами. И им было бы интересно рассказать другим о тех удивительных вещах, которые они увидели в состоянии транса — и не просто рассказать, но и осмыслить увиденное. Так, уже спустя несколько поколений история их видений превратилась в развернутую и последовательную мифологию [567].

Наконец, руководствуясь все той же логикой, можно предположить, что некоторые люди захотели нарисовать свои видения на подходящей поверхности — например, на стенах и потолках пещер и скальных укрытий. И потому я никак не могу согласиться с уже упомянутыми мною критиками Льюиса-Вильямса — Полом Баном и Патрицией Гельвенстон (чья статья была опубликована в Кембриджском археологическом журнале), которые назвали "весьма странной догадкой" идею о том, что "наскальные росписи могут являться результатом галлюцинаторного опыта" [568]. История взаимоотношений человечества с растительными галлюциногенами насчитывает не одну тысячу лет (смотри главу двадцать первую и двадцать вторую). С учетом этого обстоятельства возможность существования в разных регионах мира наскальных и пещерных росписей, вдохновленных трансовыми видениями, представляется отнюдь не "странной", но вполне разумной. Как отметил в ответ на критику Вана и Гельвенстон археолог Дэвид Пирс, подобная возможность кажется странной лишь человеку двадцать первого столетия, привыкшему с пренебрежением относиться к иррациональным аспектам сознания и использованию средств, кардинально меняющих его состояние. Однако краткий обзор мировой этнографии способен вынести на наше обозрение целый список культур, необычайно высоко ценящих подобные состояния. И вряд ли представителям этих культур могло показаться "странным" предположение, согласно которому часть наскальных росписей имеет непосредственное отношение к измененным состояниям сознания [569].

Чем дольше я изучал имеющиеся на данный счет теории и чем внимательнее присматривался к альтернативным концепциям, тем больше крепла во мне уверенность в том, что Льюис-Вильямс прав и что пещерное искусство европейского палеолита и наскальные росписи бушменов сан действительно являются отражением трансовых видений. Как бы то ни было, но в отношении искусства сан это объяснение считается на сегодняшний день наиболее приемлемым — во многом благодаря обстоятельным этнографическим записям. Что касается пещерных росписей европейского палеолита, то здесь мы можем лишь предполагать схожее развитие событий. Однако в пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что рисунки европейских художников имеют немало общего с рисунками бушменов сан. А это значит, что любая теория, пытающаяся дать наиболее полное истолкование всей системе образов, должна учесть и эти аномальные сходства. Как мы уже говорили в пятой главе, в их число входят:

1. Териантропы.

2. Химеры — животные, сочетающие в себе характеристики двух и более видов.

3. Чудовища — причудливые и фантастические животные, порой не имеющие ничего общего с реальными существами.

4. Наличие абстрактных и геометрических узоров и частое их сочетание с портретными образами.

5. Типичный для обеих систем способ рассматривать поверхность скалы как проницаемую завесу, скрывающую от наших глаз потусторонние миры.

6. Изображение фигур поверх уже имеющихся рисунков.

7. Отсутствие основания и линии горизонта, а также пренебрежение относительными размерами фигур.

8. Странные изображения "раненых людей", пронзенных стрелами или копьями. Истолкование, предлагаемое нейропсихологической моделью

Мы уже говорили в предыдущих главах о том, что фигуры, относящиеся к 1-й, 2-й и 3-й категориям, регулярно встречаются в доисторическом искусстве Европы и Южной Африки [570]. И это очень важно, поскольку в обычном состоянии сознания люди не видят ни териантропов, ни химер, ни чудовищ — как не видели они их и в прошлом. Таким образом, вряд ли подобные изображения, дошедшие до нас с незапамятных времен, могут объясняться повседневным опытом человечества.

Но можно ли, например, предложить в качестве объяснения творческую фантазию отдельно взятых художников? Разумеется, мы не вправе отбрасывать такую возможность. Однако подобное допущение потребует дальнейших разъяснений: почему, например, все эти индивидуальные таланты выступили с общей концепцией зверолюдей, причудливых монстров и гибридов животных? И чем можно объяснить тот факт, что подобные представления вошли в историю искусства с первых моментов его возникновения? В принципе для ответа на этот и целый ряд других вопросов мы могли бы при желании использовать концепцию Юнга о коллективном бессознательном. Проблема лишь в том, что сама эта концепция требует дополнительного истолкования. Что представляет собой это коллективное бессознательное? Проявляло ли оно себя когда-нибудь с достаточной убедительностью? Как оно действует? И где именно черпает оно эти причудливые образы? Иными словами, выбирая в качестве объяснения "коллективное бессознательное", мы рискуем оказаться перед новой загадкой, вместо того чтобы решить прежнюю.

Я хочу сказать, что не исключаю окончательно идею о коллективном бессознательном. И все же, как мне кажется, нет никакой необходимости использовать столь туманный феномен, для того чтобы интерпретировать очевидное присутствие в искусстве доисторической Европы и наскальной Живописи сан фигур териантропов, химер и чудовищ.

Что касается искусства бушменов, то тут мы уже знаем — благодаря этнографическим записям, — что значительная часть его рисунков и гравюр является отражением тех галлюцинаций, которые наблюдали в состоянии транса шаманы сан. Именно они зарисовали позднее свои преображения в мире духов, куда они, по собственному их убеждению, могли переноситься в образе животных [571].

Однако подобные видения не ограничиваются одной лишь культурой сан. Мы уже знаем, что имеем в данном случае дело с универсальным феноменом, опирающимся на общечеловеческую способность входить в измененное состояние сознания. И хотя мы не можем непосредственно опросить людей эпохи верхнего палеолита, мы тем не менее можем быть уверены в том, что некоторые из них сталкивались с галлюцинациями. И это столь же неоспоримо, как и знание того, что все они в обязательном порядке ели и пили. В третьей главе этой книги мы еще будем говорить о том, насколько универсальны все эти видения и как часто в число их входят фигуры чудовищ, химер и териантропов. И вряд ли стоит удивляться тому, что эти существа занимают такое место в пещерных росписях европейского палеолита.

Об этом же свидетельствует и мой собственный, пусть и не слишком большой опыт. Я видел териантропов, чудовищ и химер, представленных в наскальных росписях сан — тех самых росписях, которые, как мы теперь знаем, воспроизводят видения шаманов. Да и сам я под воздействием аяуаски наблюдал удивительного и необычайно реалистичного териантропа, следил за тем, как бабочка превращается в змею, а змея — в ягуара, и вынужден был терпеть присутствие чудовищных драконов и человекообразного насекомого. И потому я полностью согласен с Льюисом-Вильямсом в том, что образы териантропов, чудовищ и химер, столь характерные для пещерного искусства европейского палеолита, также могли возникнуть под воздействием галлюцинаторного опыта.

Это предположение покажется еще более достоверным, если мы вспомним о регулярном сочетании абстрактных и геометрических "знаков" с полноценными портретными образами. И это характерно как для искусства южноафриканских бушменов, так и для европейских пещерных росписей (категория 4 в представленном выше списке). Точно так же, как и в случае с первыми тремя категориями, нейропсихологическая модель Льюиса-Вильямса предлагает простое, логичное и внутренне последовательное решение столь "непостижимой" ранее загадки знаков [572]. Все они являются отображением энтоптических феноменов, наблюдаемых в состоянии транса. Универсальность же их объясняется тем простым фактом, что эти феномены контролируются нервной системой самого человека.

То же самое можно сказать и о категориях 5, 6 и 7, которые мы подробно разбирали в предыдущих главах. Почему, например, поверхность скалы регулярно включается в состав самих рисунков таким образом, что камень вдруг начинает казаться проницаемой завесой, отделяющей наш мир от мира духов? Почему эти образы вновь и вновь накладываются поверх других? Почему художники пренебрегают соотносительными размерами и линией горизонта, позволяя фигурам свободно "парить" в пространстве? И если другие теории оказываются не в состоянии удовлетворительно объяснить подобные факты, то нейропсихологическая модель дает им вполне разумное истолкование:

• во-первых, художники входили в состояние транса в пещерах и скальных укрытиях — с помощью танца в Южной Африке; благодаря употреблению Psilocybe semilanceata или других видов псилоцибиновых грибов в Европе эпохи палеолита (хотя не исключены и другие, физические методы изменения сознания);

• затем они начинали видеть галлюцинации, которые словно бы возникали из стен и потолков пещер — как если бы они и в самом деле прорывались сквозь завесу из потустороннего мира в наш собственный. Нередко эти образы громоздились друг на друга или же свободно "парили" перед мысленным взором человека, не имея четкого местоположения в пространстве;

• наконец, вернувшись в привычное состояние сознания, художники стремились запечатлеть свои видения именно там, где они и наблюдали все эти образы — то есть на стенах и потолках пещер и скальных укрытий. Все это позволяло им отметить подобные места как ворота в потусторонний мир.

Совсем необязательно, чтобы все происходило именно таким образом — деталь за деталью. Однако общая схема представляется в данном случае абсолютно верной. Как бы то ни было, но она позволяет объяснить такие особенности наскального и пещерного искусства, которые доселе казались ученым совершенно неразрешимой загадкой. И если мы вспомним, что та же самая модель уже позволила ответить на целый ряд других "непостижимых" вопросов, объяснив, в частности, загадку териантропов, химер, чудовищ и геометрических знаков, то поймем, насколько ценным является открытие Дэвида Льюиса-Вильямса для тех, кто желает постичь прошлое человечества.

И в самом деле, если принять во внимание восемь главных аномалий, характерных как для наскальных росписей Южной Африки, так и для пещерного искусства европейского палеолита, то нельзя не признать, что нейропсихологическая модель без труда позволила расшифровать первые семь категорий. Восьмым пунктом в этом списке идут изображения "раненых людей". Вполне естественно, что любая теория, пытающаяся доказать свою научную состоятельность, должна объяснить и эти загадочные образы. На самом деле существует и девятая аномалия, которую также необходимо учесть. Просто она ограничена сферой одного лишь европейского искусства. Сформулировать же эту проблему можно следующим образом: почему так много замечательных рисунков и гравюр находится в наиболее темных и труднодоступных местах пещер? Ведь для того, чтобы увидеть их здесь, необходимо использовать искусственное освещение.

Надо сказать, что одной из наиболее приятных особенностей нейропсихологической модели является ее способность прояснять те моменты, которые прежде казались абсолютно неразрешимыми. С ее помощью, как мы увидим в десятой главе, можно интерпретировать и две последних аномалии. В пользу этой модели говорит и то обстоятельство, что она вновь и вновь подтверждает свою интерпретационную силу практически перед любой композицией, созданной южноафриканскими бушменами или европейцами эпохи палеолита. Не стоит забывать и о том, что в случае с росписями сан правильность этих истолкований легко подтвердить с помощью этнографических записей.

Я успел убедиться в этом во время путешествия по Драконовым горам, куда направился вскоре после событий на реке Гамтус. Загадки Длинного панно и Змеиной скалы

В Главных пещерах (являющихся на самом деле целой серией скальных укрытий), расположенных в самом сердце Драконовых гор, в заповеднике "Замок Гиганта", я провел немало часов, внимательно изучая весьма необычную композицию, длина которой превышает пять метров. Как раз по этой причине она и получила свое незамысловатое название — Длинное панно. Я уже описал вкратце две главные фигуры, составляющие центр всей композиции (смотри четвертую главу).

Териантропы из "Замка Гиганта". Обратите внимание на змей с головами антилоп, которые обвились кольцами вокруг правой фигуры

Они представляют собой териантропов с человеческими руками, ногами и ягодицами. При этом у существ — головы антилоп. Вокруг правой фигуры обвились кольцами две гигантские змеи, которые при ближайшем рассмотрении сами оказываются разнородными существами — настоящими химерами с телом змеи и головой антилопы. Что касается левой фигуры, то ее характерной особенностью можно считать две длинных перьеобразных ленты, отходящих от центра спины. А слева от нее и чуть выше находится еще одно изображение химеры, на этот раз — полухищника-полуантилопы. Нельзя не обратить внимания и на целый ряд точек, выписанных вдоль хребта животного. При этом каждая точка немного выходит за рамки тела.

Сочетание хищника с антилопой

В нескольких метрах от Длинного панно лежит на земле большой, зазубренный кусок скалы, вес которого составляет, должно быть, не менее двух тонн. Этот обломок, получивший название Змеиной скалы, упал еще в незапамятные времена, отколовшись от потолка. Позднее сюда пришли шаманы сан и расписали эту плиту красной охрой. В числе прочих изображений здесь можно увидеть и двух змей. Первая из них, словно бы выползающая из трещины в скале, изображена с головой и ушами антилопы. При этом из носа у нее сочится кровь. Змея свисает со скалы, опустив голову вниз, а прямо под ней находится многоплановая и многообразная композиция, центральное место в которой занимает вторая змея. В общем и целом, она ничем не напоминает химеру — обычная змея от головы до кончика хвоста. Однако и у нее из носа течет кровь.

"Змеиная скала" — вся сцена полностью

Четырьмя огромными кольцами обернулась она вокруг человеческой фигуры с необычайно длинным и тонким туловищем. Такие же худые, неестественно вытянутые люди парят в непосредственной близости от фигуры.

"Змеиная скала", фрагмент изображения

Разве могли бы мы разгадать хоть один из этих загадочных образов без нейропсихологической модели и тех указаний, которые сохранились в этнографических записях? Но благодаря этим средствам немые ранее рисунки раскрывают перед нами историю трансового опыта.

Летающая антилопа

Два териантропа с Длинного панно — это шаманы, готовые отправиться в мир духов и принимающие с этой целью форму антилоп. Перья, растущие из спины того териантропа, что находится слева, могут свидетельствовать о дальнейшем уровне превращений. Судя по всему, этот шаман преображается в птицу или то крылатое существо, которое часто можно увидеть на рисунках племени сан.

Оно сочетает характеристики птицы и антилопы, так что исследователи называют его alites, "существом из транса", или "летающей антилопой" [573]. Естественно, что подобные гибриды — как и другие сверхъестественные создания — можно увидеть лишь в измененном состоянии сознания.

Две змеи, обвившиеся вокруг верхней части тела одного из териантропов, являются химерами, поскольку туловище пресмыкающихся сочетается у них с головой антилопы. Разумеется, и эти существа принадлежат миру видений. Очень важным представляется в данном случае то обстоятельство, что одна из змей изображена с рогами. Ведь когда этнографы XIX века показали схожее изображение пожилой женщине из племени сан, та объяснила, что в прежние времена такие огромные и могущественные создания "жили в реках" — а это выражение, как мы знаем, является общеупотребительной метафорой транса. И в этой связи трудно не вспомнить о загадочных змеях иханти, о которых можно услышать от шаманов нгуни. Иханти тоже живут в реках и являются частью мира видений [574].

Благодаря антропологическим исследованиям мы знаем и о том, что посвященные из племени нгуни должны совершить своего рода духовное странствие в мир иханти, где им следует "поймать одну или нескольких змей" [575]. В связи с этим можно предположить, что на Длинном панно изображена схожая экспедиция, предпринятая шаманами сан. В частности, один из них схватил двух змей, которые затем обвились вокруг его тела (точно так же другие шаманы сан ловили в мире духов дождевых животных).

Столь же нелегко было бы разобраться без нейропсихологической модели в том, какой смысл вкладывали художники в изображение химеры (полухищника-полуантилопы), которая находится слева от териантропов. В свою очередь, благодаря фактам, собранным воедино Льюисом-Вильямсом, мы можем быть уверены в том, что подобные существа — отнюдь не редкость в мире видений. И даже точки, нарисованные вдоль спины и хвоста химеры, носят "нереалистический" характер, поскольку все они выходят за рамки тела животного. В данном случае, используя все ту же нейропсихологическую модель, можно предположить, что мы имеем дело с энтоптическим узором, объединенным здесь с полноценным портретным образом. Мы можем провести и дальнейшие аналогии, опираясь на этнографические записи, посвященные культуре сан. Вот что пишет по этому поводу Дэвид Льюис-Вильямс:

Бушмены считали позвоночник очень важной частью человеческого тела, поскольку именно по нему сверхъестественная сила поднималась из района живота к голове. Затем она вырывалась наружу, перенося шамана в мир духов. Нельзя не упомянуть и о том, что крупные хищники считались порой олицетворением злых шаманов. Таким образом, этот рисунок вполне может быть изображением шамана, превращающегося в леопарда, а точки на спине указывают на то, что он наполнен сверхъестественной силой [576].

Если же мы обратимся к Змеиной скале, расположенной справа от Длинного панно, то увидим здесь изображение змеи с головой антилопы. Это существо расположено над Другими фигурами, и из носа у него течет кровь. Таким образом, перед нами — явное указание на то, что художник нарисовал здесь шамана, запечатлев его в момент превращения в химеру. У второй змеи также течет кровь из носа, и это опять же свидетельствует об опыте вхождения в транс. Что касается неестественно вытянутой человеческой фигуры, сжатой со всех сторон кольцами змеи, то и тут нейропсихологическая модель может предложить нам вполне разумное объяснение. Как установили ученые, у человека, входящего в транс, очень часто возникает ощущение, будто тело его удлиняется и утончается. Соответственно, перед нами может быть наглядное отображение этого процесса [577].

Но почему вторая змея вообще обвила тело человека?

Мы можем лишь догадываться о том, какой смысл вложил художник в этот безусловно значимый символ. Лично мне вспоминаются в данном случае речные люди, которых нередко отождествляли со змеями, а также шаманы, которые превращались в змей, чтобы попасть в подводное царство. Наконец, я готов утверждать на основании личного опыта, что подобные вещи очень часто можно увидеть в состоянии транса. В частности, я уже описывал в третьей главе одно из таких видений — золотую змейку, обвившуюся вокруг моей левой ноги и приподнявшую голову (как если бы она желала получше рассмотреть меня).

И вот теперь, находясь в самом сердце Драконовых гор и внимательно изучая загадочные росписи сан, я внезапно обнаружил, что меня окружает уже знакомая атмосфера потусторонней реальности.

Видение аяуаски. Фрагмент картины перуанского шамана Пабло Амаринго Полицейские и контрабандисты

Змеи являются неотъемлемой частью подземных и подводных миров, попасть в которые можно лишь в состоянии транса. В свою очередь, мы вправе предположить, что уже упоминавшиеся нами "существа из галлюцинаций" олицетворяют собой противоположное ощущение полета и безмятежного парения, которое также нередко возникает у тех, кто входит в состояние транса. Большое количество этих неприглядных созданий изображено на стенах убежища Джанкшен, расположенного к северо-западу от Главных пещер, в пятидесяти километрах от Длинного панно и Змеиной скалы. Находится это место неподалеку от входа в необычайно красивое и торжественно-мрачное ущелье Дидима.

Весь путь от лагеря Дидима до убежища Джанкшен занимает около четырех часов — сорок минут езды на машине и еще три часа пешего подъема. Но это при условии, что ваш проводник знает, где находится это убежище. С другой стороны, если он никогда там не был, вы сможете насладиться трехчасовой прогулкой, состоящей главным образом в карабканье по склонам гор, прежде чем проводник не признает наконец, что заблудился. И все, что вам останется в этом случае, — совершить тот же путь в обратном направлении, торопясь попасть в лагерь до наступления темноты.

Вторая наша попытка оказалась более удачной. Большой грузовик отвез нас до полицейского участка, расположенного в нескольких милях от дороги. Здесь пограничники устраивают засады на контрабандистов, которые доставляют из соседнего Лесото грузы с марихуаной. На этот раз нашим проводником оказался высокий мужчина без передних зубов. Из-за пояса у него торчала рукоять автоматического пистолета. И хотя похож он был не столько на полицейского, сколько на контрабандиста, он тем не менее прекрасно знал дорогу до убежища Джанкшен, куда и повел нас быстрым шагом.

Спустившись с холма, на котором размещался полицейский участок, мы пошли вдоль возделываемых полей, пока наконец не оказались возле широкой, но в то же время не слишком глубокой реки. На другом берегу ее, метрах в двухстах вниз по течению, была расположена небольшая ферма, состоящая из полудюжины тростниковых хижин. Ферма эта, судя по всему, была давно заброшена. В отдалении возвышались зазубренные отроги гор, а вокруг нас простиралось настоящее царство пышной зелени.

Мы скинули ботинки и шагнули в воду, кристально чистую и в то же время холодную как лед. На другом берегу мы свернули направо и пошли вверх по течению, все больше удаляясь от заброшенной усадьбы. Мы двигались в полном молчании, среди океана густой травы, возвышавшейся у нас над головами. Когда же мы вышли наконец на открытое место, я обнаружил, что находимся мы теперь на склоне холма, полого спускающегося в глубокую долину. На дне ее, окруженная рядами деревьев, текла та самая река, через которую мы перебрались немногим ранее.

Я бы не хотел навязывать вам никаких сравнений, и все же должен сказать, что горы Франко-Кантабрии с их удивительными пещерными росписями и Драконовы горы, известные своей наскальной живописью, имеют между собой немало общего. И там, и там можно увидеть красочные горные пики и отвесные скалы, поросшие лишайником. И в европейских, и в южноафриканских горах вы встретите те же глубокие долины, изумрудные луга, поросшие лесом холмы, то же синее небо и удивительно чистый воздух. И потому немного странно путешествовать в одном регионе сразу после того, как вы уже побывали в другом. Не только искусство, но и пейзажи двух этих земель настолько похожи, что у вас невольно возникает чувство дежавю.

Около 11 часов утра мы перешли реку в том месте, где долину, с правого ее конца, пересекала еще одна, более глубокая и широкая, долина, по которой тоже текла река. Измученный утренней жарой, я с облегчением вылил себе на голову несколько пригоршней холодной воды, затем наполнил флягу и двинулся дальше за своим беззубым и, судя по всему, неутомимым проводником.

Теперь нам предстояло подняться по склону долины. Поначалу мы довольно уверенно шли прямо вверх, но затем, оказавшись среди глубоких расщелин, стали продвигаться вперед с большой осторожностью, обходя наиболее опасные участки пути. В результате весь подъем занял у нас не меньше часа. Наконец мы добрались до подножия отвесной скалы, венчавшей собой один из склонов долины. Несколько сот метров в сторону — и вот мы уже находимся под обширным навесом убежища Джанкшен.

Область, прикрытая этим навесом, занимает в глубину не более двух метров, а общая длина ее составляет метров тридцать. Однако в самом центре ее находится значительное углубление. Именно здесь, на правой его стене, можно увидеть изображения "летающих антилоп". Еще несколько групп этих существ разбросаны по всей поверхности скалы. При ближайшем рассмотрении эти странные создания с крыльями птиц и крупными телами млекопитающих (не столько пегасы, сколько летающие свиньи) неожиданно представляются не лишенными грации. Такое чувство, будто они то выплывают из поверхности скалы, то погружаются в нее вновь, как если бы сами они, невзирая на упитанные тушки, были легче воздуха.

"Летающая антилопа" из убежища Джанкшен

Однако я потратил два дня на то, чтобы добраться сюда, не только ради возможности лицезреть эти причудливые создания. Где-то здесь находилась еще одна композиция, на которую обратил мое внимание Дэвид Льюис-Вильямс. Произошло это несколькими неделями ранее, когда мы беседовали с ним в Центре изучения наскальных росписей Йоханнесбурга.

Очень часто рисунки сан выглядят на фотографиях куда больше, чем они есть на самом деле, так что бывает достаточно сложно отыскать ту или иную композицию. И потому, желая найти нужное мне изображение, я начал внимательно и систематично осматривать поверхность скалы. Время уже перевалило за полдень, и солнце припекало с нещадной силой. Изнемогая от жары, я скинул рубашку и тут же обнаружил, что вокруг летают пчелы. Одна из них вяло стукнулась о мою грудь и сразу отлетела в сторону. Эти пчелы были гораздо больше европейских, а своим узким брюшком и длинным, изогнутым жалом они отчасти напоминали ос. В прошлом укус пчелы неизбежно вызывал у меня приступ аллергии, однако на тот момент я даже не испугался. Вполне возможно, объяснялось это тем простым обстоятельством, что у меня был при себе препарат адреналина, который я мог использовать в случае анафилактического шока. Мост загадок

Наконец, в нескольких метрах от правого края убежища я нахожу интересующую меня композицию. Общая площадь ее составляет не более квадратного метра.

Среди горстки ученых, которые отважились добраться сюда, чтобы лично взглянуть на сцену, бытует убеждение, что художники племени сан изобразили здесь целую группу людей, переходящих подвесной мост. Так оно и кажется на первый взгляд.

Изображение "моста", убежище Джанкшен

Однако опыт знакомства с искусством сан должен был предостеречь нас от любых поспешных выводов. Вот одно из наиболее прямолинейных описаний сцены, пренебрегающее любой возможностью нюансов или символизма. Оно было сделано Бертом Вудхаусом в 1978 году:

Внешне это напоминает мост, который пересекает группа воинов, вступившая на него с правой стороны. На них смотрят два юноши и одноногий человек средних лет, а две женщины приветствуют их прибытие. Что касается истолкования этой сцены, то тут можно предположить следующее: группа охотников, пересекающих мост, — это бушмены. Они прибыли сюда, чтобы вернуть двух женщин своего племени, которых похитили негры. Последних, кстати говоря, нет на месте — за исключением двух юношей и двух пожилых мужчин, один из которых в состоянии опьянения лежит под мостом [578].

В связи с вышесказанным хотелось бы отметить, что так называемый "Одноногий мужчина" на самом деле обладает двумя ногами (в чем читатель может убедиться, взглянув на иллюстрацию). Просто одна его нога частично скрыта за отметиной в скале [579]. Я понимаю, что это всего лишь недосмотр, который не способен нарушить общий ход рассуждений Вудхауса. Однако он проигнорировал и другой аспект сцены — в частности, вторую группу лиц, которые словно парят в пространстве под "мостом". И эти фигуры уже позволяют усомниться в любом реалистическом истолковании. Вот, например, гораздо более вдумчивая попытка интерпретации, предпринятая в 1975 году Гаральдом Пейджером:

В загадочной композиции убежища Джанкшен мы наблюдаем трех "летающих антилоп". Здесь же изображено несколько человек, бегущих по веревочному мосте Складывается впечатление, что одна из фигур падает вниз — возможно, навстречу своей смерти. Нижняя часть сцены может символизировать потусторонний мир, где "летающие антилопы" и другие мифические существа приветствуют новое лицо. Тем не менее истинное значение этой сцены по-прежнему ускользает от нас [580].

Опять же хотелось бы уточнить, что на композиции на самом деле представлено на три, а целых шесть "летающих антилоп" [581]. Помимо них здесь же представлены 13 человеческих фигур. Однако это ни в коей мере не вредит аргументации Пейджера, поскольку наличие даже одной-единственной летающей антилопы (в мире, где эти животные никогда не отращивают крыльев и не поднимаются в воздух) способно поставить под сомнение любую реалистическую интерпретацию.

Кроме того, летающие антилопы — далеко не единственный элемент композиции, требующий объяснения. Почему, например, восемь из тринадцати человеческих фигур представлены в итифаллической форме — то есть с эрегированными пенисами? Да и в самом ли деле некоторые из них являются людьми? Ведь изображения их лиц и голов отличаются большой специфичностью, напоминая то животных, то существ, которых вообще невозможно встретить на земле… И опять же: почему две фигуры представлены с текущей из носа кровью? Почему многие "люди" размахивают на бегу метелками? Почему от головы одной из фигур тянутся странные линии? Почему у женщин, стоящих слева от моста, на руках всего по четыре пальца? И, наконец — что самое важное — как объяснить то обстоятельство, что "мост" на самом деле вовсе не мост? При внимательном изучении становится понятным, что две горизонтальные линии нигде не соединяются поперечными перекладинами — как можно было бы ожидать от обычного моста. Напротив того, штрихи, которые некоторым хотелось бы принять за подобные перекладины, свободно свисают с каждой из параллельных линий, не позволяя интерпретировать их как единое целое. Некоторые ответы

Я находился практически вплотную к композиции. Лучи полуденного солнца обжигали мне плечи и слепили глаза, отражаясь от поверхности скалы. И даже две пчелы, ударившиеся одна за другой в мою спину и затем улетевшие прочь, так и не смогли вывести меня из глубокой задумчивости. Я думал о том, что вновь нахожусь перед изображением, которое более чем очевидно с точки зрения нейропсихологической модели и теряет всякий смысл, если рассматривать его под каким-либо иным углом зрения.

Возьмем, к примеру, такую деталь, как итифаллические мужчины. Они неизбежно представляли проблему для любой чересчур прямолинейной интерпретации этой сцены. Если предположить вслед за Бертом Вудхаусом, что перед нами — изображение межплеменной битвы, то тут же возникнет вопрос: почему "сражающиеся" стороны находятся в состоянии эрекции? Ведь именно ситуация сражения делает подобное состояние совершенно неприемлемым.

Ответ можно почерпнуть из исследований, посвященных измененным состояниям сознания. Люди, на себе испытавшие подобное состояние, говорили потом о безудержном "всплеске энергии… течение которой было направлено затем в единое русло, обратившись на область гениталий" [582]. А вот что сообщал один из информантов после погружения в глубокий транс: "Энергия, бушевавшая во всем теле, внезапно сконцентрировалась в области гениталий, а затем начала подниматься вверх" [583].

Другой описывал этот процесс так: "Возбуждение пронзило мою грудь. Более всего это чувство напоминало мне оргазм — только сконцентрирован он был в моей голове. Какая-то сила словно бы выжимала все из моего тела" [584]. Все это очень похоже на описание той сверхъестественной мощи (fgi, смотри главы семь и восемь), которая, как утверждали шаманы сан, "вскипала" во время танца в нижней части их живота, затем поднималась вверх по позвоночнику и "взрывалась" в голове, выбрасывая их в потустороннюю реальность [585]. Не исключено, что именно этим внезапным пробуждением энергии и объясняется состояние мужчин на мосту [586].

Теперь мы подходим к проблеме четырехпалых женщин, стоящих слева от моста. Возможно, читатель припомнит, что мы уже встречались с подобным отклонением от нормы, когда говорили о пещерной живописи европейского палеолита. В частности, во французской пещере Ласко, у основания узкой и глубокой Шахты Мертвого Человека можно увидеть изображение птицеголового териантропа с четырьмя пальцами на руках.

Археологи Деморест Девенпорт и Майкл А. Джохим интерпретировали его как шамана, находящегося в процессе трансформации. Надо сказать, что и эта фигура представлена в итифаллической форме — что опять-таки полностью соответствует измененным состояниям сознания, в которых происходят подобные преображения (фактически, это единственные состояния сознания, в которых вообще возможны такие превращения!). Но не только птицеподобная голова и клюв заставили археологов усомниться в человеческой сущности этой фигуры, но и четыре пальца на ее "руках":

Четыре — это как раз то число пальцев, которое находится на лапах у птицы. Замещение человеческих рук четырехпалыми птичьими лапами было совершенно намеренным. Таким образом художник хотел еще больше подчеркнуть птичьи черты этого облика… Изображенный гуманоид — не человек и не птица. Он — существо, сочетающее черты двух этих видов… [587]

И поскольку в рисунках сан можно увидеть немало образов людей, превращающихся в птиц [588], вполне допустимо предположить, что четырехпалые женщины из убежища Джанкшен служат той же самой цели — показать, что перед нами не просто люди, но люди, превращающиеся в птиц. Нам доподлинно известно, что в обществе сан были женщины-шаманы — как есть они и сейчас среди бушменов Ju/'hoansi (!Kung) [589]. Мы знаем также, что роль женщин во время ритуального танца (в том числе и тех, которые были шаманами) включала в себя, помимо прочего, ритмичное хлопанье в ладоши [590]. И то обстоятельство, что женщины, изображенные в убежище Джанкшен, представлены хлопающими в ладоши, играет очень важную роль — причем вне зависимости от того, превращаются они в птиц или нет. И дело здесь, конечно, не в том, что они — как предположил в свое время Вудхаус — приветствуют прибытие своих соплеменников (смехотворно этноцентрическая идея!), но в том, что ритмичное хлопанье в ладоши является неотъемлемой составляющей ритуального танца. При ближайшем рассмотрении выясняется, что еще одна фигура в композиции представлена не с пятью, а с четырьмя пальцами. И она также хлопает в ладоши. Изображена она справа от "летающих антилоп", в пропасти под мостом. Рядом с ней можно увидеть фигуру мужчины (вновь в итифаллической форме), руки которого отведены за спину.

Вот как Дэвид Льюис-Вильямс оценивает всю сцену:

Две женщины слева, хлопающие в ладоши, и еще одна (видимо, женская) фигура, расположенная в правом нижнем углу сцены… указывают на обстановку ритуального танца. Рядом с самой нижней из этих фигур представлено изображение мужчины, чьи руки отведены назад — что опять-таки типично для состояния транса. К другим факторам, свидетельствующим о переходе в иную реальность, можно отнести кровотечение из носа у двух фигур на "мосту" и метелки [согласно утверждениям этнографов, эти предметы использовались исключительно во время ритуального танца] [591]. Что касается "крылатых антилоп", то они, судя по всему, представляют шаманов, находящихся в процессе преображения. Отходящие от них линии символизируют сверхъестественную силу, проникающую в их спины либо же покидающую их. Наконец, длинные полосы, пририсованные к голове третьей слева фигуры (из тех, что находятся на "мосту"), могут свидетельствовать о том, что дух этого человека отправляется в потустороннее странствие. Все эти характеристики являются элементами ритуального танца. Таким образом, что бы ни означал этот самый "мост", данная композиция имеет безусловное отношение к тем превращениям, которые шаманы сан осуществляли в состоянии транса. И уже одно это обстоятельство позволяет усомниться в правильности интерпретации, подразумевающей, что перед нами — веревочный мост [592]. Раскрываем тайны моста

И все же, как отмечает Льюис-Вильямс, если мы желаем разгадать всю сцену, нам необходимо двигаться дальше. И прежде всего он обращает наше внимание на научные изыскания Ричарда Катца, работавшего с бушменами Ju/hoansi из пустыни Калахари, чьи традиции, связанные с опытом вхождения в транс, вполне сопоставимы с практикой шаманов сан. Катц, будучи по профессии психиатром, просил бушменов Ju/hoansi нарисовать себя такими, какими они сами себя представляли. Те, у кого не было опыта вхождения в транс, рисовали простые фигурки из прямых линий (сверху).

Спирали и зигзаги, автопортрет шамана Ju/'hoansi(по Катцу, 1982)

Зато изображения шаманов, привычных к измененным состояниям сознания, были совершенно иными (о чем свидетельствует два нижних рисунка).

Один шаман начертил семь параллельных зигзагов. Та линия, к которой были приделаны ноги, представляла, по его словам, позвоночник. Другие зигзаги олицетворяли уносимое прочь тело. Другой шаман нарисовал три вертикальных спирали и сказал, что это и есть его тело [593].

Мы уже говорили в прошлых главах о том, что узоры подобного рода являются не чем иным, как энтоптическими феноменами, наблюдаемыми в измененном состоянии сознания, и что люди нередко воспринимают их в связи с полноценными портретными образами. Кстати говоря, это свидетельство в очередной раз сводит на нет нападки Бана и Гельвенстон на нейропсихологическую модель Льюиса — Вильямса. Как утверждают два эти критика, ни один "естественный" транс (то есть ни одна форма транса, за исключением тех, которые были вызваны приемом ЛСД, мескалина или псилоцибина) не способен вызвать ту последовательность энтоптических феноменов и портретных галлюцинаций, которые необходимы для подтверждения нейропсихологической модели. Однако то состояние транса, в которое входят шаманы Ju/'hoansi, обретается естественным путем — а именно, с помощью ритуального танца. И все же, как доказывают рисунки бушменов, их видения состоят из того же смешения энтоптических и портретных элементов, которое было предсказано нейропсихологической моделью. И вряд ли можно счесть случайностью то обстоятельство, что зигзаги — как обособленные, так и в соединении с другими фигурами — постоянно встречаются в наскальных росписях сан. Мы уже говорили в пятой главе о том, что в Драконовых горах можно увидеть весьма примечательное изображение человеческой фигуры с шестью пальцами на каждой руке.

Превращение в зигзаг (справа, RARI)

Интересно, что шея и ноги этого существа сформированы из зигзагов [594]. Фигура из Юниондейла (рисунок вверху, справа) представляет человека, погруженного в ритуальный танец — о чем свидетельствует специальная "палка танцора". Таким образом, можно предположить, что шаману, все глубже погружающемуся в состояние транса, собственное тело казалось чем-то вроде зигзагообразной линии.

Все это свидетельствует о наличии в культуре сан весьма своеобразного феномена, который был отмечен в том числе и среди западных добровольцев, принимавших участие в нейропсихологических экспериментах. Оказалось, что вхождение в состояние транса нередко сопровождается значительными изменениями в восприятии собственного тела [595]. В результате таких исследований, подтвержденных, в свою очередь, многими рисунками сан, оказалось, что "соматические галлюцинации" включают в себя полимелию (появление дополнительных рук, ног и пальцев), а также ощущение того, что собственные тело и конечности удлиняются самым невероятным образом [596].

Наконец, благодаря этнографическим записям мы знаем и о том, что шаманы сан рассказывали о волосах, которые вырастают у них на теле в момент вхождения в транс. Льюис-Вильямс предполагает, что это описание является не чем иным, как попыткой истолковать то ощущение покалывания и дискомфорта, которое ассоциируется обычно с ранними стадиями транса [597].

Наскальные росписи сан служат наглядным свидетельством того, что шаманы, входя в измененное состояние сознания, начинали по-новому видеть свое тело

Наконец, внимательно присмотревшись к некоторым изображениям "летающих антилоп" в убежище Джанкшен, можно обнаружить, что крылья этих существ состоят из параллельных линий, весьма напоминающих параллельные полосы предполагаемого "моста". А от этих линий отрастают перья, совершенно идентичные тем "нитям", которые свисают с "моста".

Неудивительно, что Льюис-Вильямс, сложив вместе все эти свидетельства, пришел к выводу, что так называемый "мост" состоит на самом деле из двух преображенных шаманов, стоящих на некотором расстоянии друг от друга. Руки этих шаманов вытянулись и обросли перьями или волосами (подобно крыльям "летающих антилоп"). По замыслу художника, оба эти человека обращены лицом друг к другу, а руки их соединены и образуют таким образом единое целое. Отсюда и возникает впечатление "опорных линий" моста.

Более того, так называемые "колышки", якобы поддерживающие мост, следует рассматривать как тела без ног, но с головами, обращенными внутрь — то есть по направлению друг к другу. В любом случае прежнее истолкование представляется неверным хотя бы потому, что будь это подпорки моста, то их головки смотрели бы в ином направлении. Как свидетельствуют фигуры, нарисованные информантами Катца, столь радикальное преображение тела было вполне привычным для шаманов сан. В свою очередь, это обстоятельство подтверждается и результатами нейропсихологических исследований [598].

Еще три пчелы ударились о мою спину. И хотя вновь обошлось без укусов, было в их поведении что-то такое, что впервые заставило меня подумать… это не к добру. Однако я еще не закончил с осмотром композиции. Снова натянув на себя рубашку, я забрался под низкий навес, откуда была хорошо видна нарисованная сцена и где, как мне казалось, я буду меньше раздражать пчел. Мост в неизвестность?

Теперь я без труда мог разглядеть то, о чем говорил Льюис — Вильямс. Без сомнения, в центре всей композиции находился не обычный веревочный мост, но соединенные руки двух радикально изменившихся шаманов. Наполненные сверхъестественной энергией, они удерживали от падения в пропасть многочисленные фигуры из верхней части композиции. Короче говоря, это было как раз то устройство, которое могла бы создать группа шаманов, путешествующих в потустороннем мире, если бы им вдруг потребовался мост, чтобы преодолеть неведомые нам опасности.

Куполообразные черепа и узкие подбородки

Я и так уже лежал на животе возле самой картины, а теперь подвинулся еще ближе, чтобы разглядеть предполагаемого одноногого старика, находящегося на левой стороне моста. Совершенно очевидно, что у этой фигуры было две ноги, а также необычайно большой пенис. Однако больше всего мое внимание привлекла форма его головы — с куполообразным лбом и узким, заостренным подбородком. Взглянув на эти бчертания, я сразу почувствовал в них нечто знакомое. Хотя у этого существа не было узких, с щелевидным разрезом глаз, в остальном оно до странности напоминало раненого человека из пещеры Пеш-Мерль, расположенной на юго-западе Франции.

Но затем я осознал, что мое ощущение было вызвано отнюдь не сходством двух этих фигур, а совсем иными образами, всплывшими сейчас на поверхность сознания. Разве не напоминали эти лица с их широкими лбами и заостренными, треугольными подбородками облик тех "эльфов" и "инопланетян", которых я видел в трансе, вызванном приемом аяуаски? [599]

Существа, наблюдаемые в видениях аяуаски.

Набросок из записной книжки автора

Я понимал, что на тот момент моя восприимчивость к подобного рода деталям была обострена настолько, что я пытался проводить параллели, которые не могли прийти на ум даже столь вдумчивым исследователям, как Дэвид Льюис-Вильямс. И потому, хоть фигура на мосту и напоминала отчасти существо из моих галлюцинаций, лицо его представляло собой не более чем пятно краски, в спешке нанесенной неизвестным художником. Так что было бы опрометчивым делать из этого сколько-нибудь определенные выводы.

Решив, что не стоит далее испытывать судьбу и сердить пчел, которые кружили вокруг с большой настойчивостью, я привстал и начал выпрямляться. Однако в этот момент какое-то внутреннее чувство заставило меня взглянуть наверх. Примерно в метре над моей головой висел пчелиный улей — цвета выбеленной кости и размером с большой грейпфрут. Вся его поверхность так и кишела пчелами, сновавшими туда-сюда с неутомимостью маленьких автоматов.

Сначала в моей душе вспыхнуло облегчение: Господи! Ведь я мог сунуть туда голову! Но тут же пришла следующая мысль: Быстрее отсюда! И в этот же момент меня окружило облако пчел, и я почувствовал, как правую сторону лица обжег сильный укус.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СУЩЕСТВА

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПУТЕШЕСТВИЕ В СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ

Океан сверхъестественного огромен и непредсказуем. В нем нельзя плавать без карт. Следует использовать все возможности, чтобы отыскать ориентиры, по которым и выстраивать затем свой курс.

Первым моим ориентиром и первой загадкой, побудившей меня начать эти исследования, стало осознание того, что самое древнее изобразительное искусство на земле отразило встречи со сверхъестественными существами — я имею в виду изображения териантропов, появившиеся впервые около 30 тысяч лет назад. Затем я узнал, что шаманы, принадлежащие к современным охотничье-собирательским культурам, также встречают подобных существ во время пребывания в трансе. Наконец, я и сам столкнулся с подобными созданиями под влиянием тех галлюциногенов, которые традиционно употребляют шаманы Африки и Южной Америки. И это окончательно убедило меня в том, что здесь кроется какая-то тайна, которую необходимо изучить.

Разумеется, те загадочные "существа", которых я увидел благодаря аяуаске и ибогену, вполне могли оказаться порождением моего собственного мозга, взбудораженного галлюциногенами (как считают, например, западные ученые). Однако мое впечатление от этих встреч было совсем иным. Все, через что провели меня растительные галлюциногены, оказалось более чем убедительным. Это было похоже на то, как если бы передо мной открыли двери в совершенно иную, непохожую на нашу реальность. Этот опыт затронул самые глубины моей души. Как я уже сказал, он был на редкость убедительным, волнующим, а в ряде случаев — даже зловещим и пугающим.

Сколько я ни пытался, я не мог убедить себя в том, что вся эта сложная картина мира вкупе с удивительными образами, не имеющими ничего общего с моей прежней шкалой интересов, является всего лишь порождением моего бедного мозга, взбудораженного приемом наркотиков. Интуиция подсказывала, что мне удалось уловить — пусть на короткое время и в искаженной форме — кусочек иного мира с населяющими его существами. И эти существа, игнорируемые наукой, были по-своему абсолютно реальны. Обитая рядом с нами, они не просто знают о нашем присутствии, но и испытывают к нам глубочайший интерес. Однако вибрации их мира соответствуют частотам, недоступным ни нашему восприятию, ни нашим инструментам, так что обычно эти создания остаются для нас невидимыми.

Разумеется, я был далеко не первым, кому пришла в голову подобная мысль. Еще в 1901 году, вдохнув психоактивную дозу веселящего газа и испытав вслед за тем интенсивные галлюцинации, известный психолог и философ Уильям Джеймс был поражен метафизическим откровением относительно способов взаимодействия нашего сознания с реальностью:

В тот момент в мою голову пришла одна мысль, и я до сих пор уверен в ее истинности. Я понял, что наше обычное сознание, с гордостью именуемое нами "рациональным", является всего лишь особым типом сознания, позволяющим познавать привычную действительность. Ну а за пределами его, отгороженные тончайшей ширмой, лежат совершенно иные формы сознания. И мы можем прожить всю жизнь, даже не подозревая об их существовании. Но стоит подобрать соответствующий стимул, и они тут же являются во всей своей полноте… Ни одно представление о вселенной не может считаться окончательным, пока мы пренебрегаем этими сферами сознания… Во всяком случае, они предостерегают нас от слишком поспешных выводов о характере действительности [655].

Полвека спустя, в 1953 году, писатель Олдос Хаксли пришел к такому же выводу после употребления небольшой дозы мескалина, психоактивного алкалоида, извлеченного из кактуса пейота. Размышляя над этим и последующими опытами с мескалином — а также с псилоцибином и ЛСД, — Хаксли окончательно убедился в том, что "функции мозга, нервной системы и органов чувств носят не столько продуктивный, сколько исключающий характер". Иными словами, эти органы являются прежде всего "сдерживающим клапаном", который защищает нас от перенасыщения бесполезными сведениями, которые легко могут сбить нас с толку. Благодаря такому клапану мы исключаем большую часть этих данных и воспринимаем лишь то, что имеет доя нас чисто практическую ценность… Ну а на другом конце этой цепочки находится наше сознание с его жалкими хитростями, позволяющими нам оставаться на поверхности данной конкретной планеты… Подавляющему большинству людей известно лишь то, что проходит сквозь ограничивающий клапан и что возведено нами в ранг истинно реального. Однако некоторые люди от рождения наделены свойствами, позволяющими получать информацию помимо такого клапана. У других подобный прорыв в иную реальность происходит спонтанно или же в результате специальных "духовных упражнений", а то и как следствие употребления наркотиков. Благодаря этим постоянным либо же временным прорывам… мы получаем информацию, не желающую вписываться в ту приземленную картину мира, которую наш сугубо материальный рассудок почитает полной и окончательной [656].

В 1983 году швейцарский ученый Альберт Хоффман, первым синтезировавший ЛСД (и сам не раз экспериментировавший с этим мощным галлюциногеном), отметил следующее:

Реальность непостижима без познающего субъекта. Она является продуктом внешнего мира, выполняющего роль передатчика, и нашего эго, которое выступает в роли приемника. Именно в его глубинах эманации внешнего мира, зарегистрированные органами чувств, становятся осознаваемыми… Ну а вторжение иной реальности под воздействием ЛСД можно объяснить тем, что человеческий мозг, являющийся приемником сигналов, значительно меняется в биохимическом плане. Приемник настраивается на ту длину волн, которая уже не соответствует нашей повседневной действительности. И поскольку бесконечное многообразие вселенной проявляется в том числе и в различной длине волн, то, в зависимости от настройки приемника… можно получить картину самых разных форм действительности… Истинная значимость ЛСД и прочих галлюциногенов заключается в способности менять настройки воспринимающего "я", что позволяет нам осознать совершенно иные формы реальности. Поистине, такую способность можно назвать космогенической, и она делает понятным столь частое обожествление психоактивных растений [657].

Особенно в том случае, могли бы добавить мы, если подобное изменение в восприятии позволяет нам получить реальный доступ к "высшим духовным планам". И вновь Уильям Джеймс:

Совершенно очевидно, что обычное — бодрствующее — сознание открывает наши чувства навстречу материальному миру. Соответственно, мы можем предположить, что если бы существовали высшие духовные планы бытия, то мы могли бы соприкоснуться с ними при посредстве нашего подсознания, имеющего доступ к иным измерениям. Суета повседневной жизни закрывает те двери, которые остаются распахнутыми на подсознательном уровне… И если бы существовали высшие силы, способные воздействовать на нас, то они могли бы найти к нам доступ исключительно через врата подсознания [658].

В 2001 году ведущий американский психиатр, доктор медицины Рик Страссман из университета Нью-Мексико, опубликовал результаты исследований, посвященных воздействию галлюциногенов на человеческую психику. Надо сказать, что это было первое за двадцать лет исследование, одобренное и поддержанное на государственном уровне [659]. Проект доктора Страссмана растянулся на 11 лет. Все это время добровольцам, изъявившим желание принять участие в этом эксперименте, вкалывали диметилтриптамин (ДМТ), тот самый психоактивный алкалоид, который является главной составляющей аяуаски. И то, что люди рассказывали затем о своих ощущениях, было настолько неожиданным и экстраординарным, настолько не поддающимся привычному объяснению, что Страссману даже пришлось изменить свой взгляд на природу действительности.

Подобно Хаксли и Хоффману, он был вынужден признать, что галлюциногены вполне способны "перенастроить" наш мозг, позволив ему вступить в контакт с "невидимыми мирами и их обитателями" [660], невидимыми для нас в обычном состоянии сознания и все же безусловно реальными. Воспользовавшись аналогией между мозгом и телевизором, доктор Страссман отметил, что ДМТ не просто увеличивает яркость, контрастность и расширяет цветовую гамму (как это бывает в случае с алкоголем и прочими наркотиками, не относящимися к категории галлюциногенов), но переключает наше внимание на совершенно новые каналы:

Мы уходим с обычного канала, на котором наблюдаем повседневную действительность. ДМТ обеспечивает нам регулярное и надежное подключение к другим каналам. И там уже присутствуют иные уровни существования. На самом деле они не там, а здесь, ведь передача идет все время! Но мы просто не приспособлены для того, чтобы принимать их. Все наши настройки держат нас привязанными к обычному каналу. Но требуется лишь одна или две секунды — несколько ударов сердца, — чтобы "духовная молекула" [ДМТ] проделала свой путь к мозгу и открыла нам эти иные формы существования. Как такое вообще может быть? Я не слишком разбираюсь в соответствующих теориях о параллельных вселенных. Но то, что мне известно, позволяет предположить, что именно туда и переносит нас ДМТ… [661] Две главных линии исследования

Следовательно, я был в хорошей компании, когда предполагал, что те "духовные миры" и "сверхъестественные существа", о которых говорили шаманы и которых я видел лично, являются столь же реальными, как и мы сами. И в этом случае они представляют собой объект восприятия мозга, погруженного в состояние транса, а вовсе не беспорядочное нагромождение иллюзий, созданных самим мозгом. Я с облегчением узнал, что даже мыслители такого уровня, как Уильям Джеймс, Олдос Хаксли и Альберт Хоффман, экспериментировали с галлюциногенами, чтобы определить границы сконструированной нами реальности и понять, что же находится за ее пределами. Все это еще больше Укрепило мою уверенность в том, что подобные эксперименты представляют собой вполне обоснованный и весьма плодотворный метод исследования. И в результате я пришел к выводу, что имеет смысл продолжить опыты с психоактивными препаратами.

Я решил поэкспериментировать с псилоцибином, поскольку именно он, судя по всему, положил начало видениям, легшим в основу пещерного искусства европейского палеолита.

Немалый интерес — с учетом поразительных результатов, полученных Риком Страссманом, — представлял для меня и чистый ДМТ. Подробные рассказы лиц, принимавших участие в экспериментах американского психиатра, не оставляли сомнений в том, что инъекции очищенного и концентрированного ДМТ оказывали на сознание людей несколько иное воздействие, чем такой напиток, как аяуаска. Думаю, объясняется это тем, что в аяуаске присутствуют и другие ингредиенты, призванные нейтрализовать те ферменты, которые в ином случае просто не позволили бы проявиться психоактивным свойствам ДМТ. И эти ингредиенты (главным образом, гармалин) также оказывают определенное воздействие на человеческий мозг, настраивая его на ту "длину волн", которая является типичной именно для аяуаски [662].

Судя по исследованиям Страссмана, можно предположить, что чистый ДМТ, отделенный от прочих ингредиентов, настраивает наше сознание на совершенно иную длину волн. Во многом это подтверждается тем, что рассказывают представители целого ряда индейских племен, обитающих в джунглях Амазонки. Эти люди регулярно используют психоактивные нюхательные порошки, полученные из растений семейства вирола, в которых содержится высокая концентрация чистого ДМТ [663]. Мы уже говорили о том, что индейцы тукано часто употребляют аяуаску и с большим почтением относятся к этому напитку (смотри седьмую главу). Тем не менее, как сообщает антрополог Жерардо Рейчел-Долматофф, шаманы тукано считают порошок виролы, который они называют вихо, "наиболее важным средством, позволяющим установить контакт с потусторонней реальностью, чтобы испросить совета у обитающих там духов". Наиболее влиятельным из этих духов считается Вихо-махсе, собственник и владыка нюхательного порошка. Индейцы рассказывают, что домом ему служит Млечный Путь, откуда он неустанно наблюдает за поступками людей [664].

Я понимал, что вряд ли смогу достать синтезированный ДМТ того типа, который доктор Страссман использовал в своих лабораторных экспериментах. Однако я узнал, что порой на черном рынке можно купить это вещество в форме, пригодной для курения. Наконец, я мог достать смолу виролы, чтобы затем сделать из нее нюхательный порошок. В качестве еще одной альтернативы предлагался смоляной экстракт чистого ДМТ из коры австралийской акации, который можно было курить с помощью трубки.

Разумеется, я мог бы при желании использовать и другие галлюциногены, однако это совершенно не входило в мои планы. Более того, после интенсивных экспериментов с аяуаской и ибогеном я не чувствовал ни малейшего желания начинать опыты с псилоцибином и ДМТ. По сути, я испытывал весьма двойственные чувства по отношению к галлюциногенам и тому воздействию, которое они способны оказать на мое сознание. Разумеется, я был искренне рад возможности хотя бы на время обрести то состояние сознания, которое делало меня особенно восприимчивым к духовным планам бытия. И я был рад тем неожиданным открытиям, которые даровало мне такое состояние сознания. И все же, подобно подавляющему большинству тех, кто на личном опыте познакомился с воздействием галлюциногенов, я чувствовал сильный страх перед их (или моей?) темной стороной, ставящей меня лицом к лицу с очень странными, а то и просто пугающими созданиями. Я боялся, что эти вещества смогут увлечь меня в своего рода духовную преисподнюю, откуда я уже не смогу вернуться в прежнем состоянии рассудка. И вряд ли эти страхи можно назвать безосновательными. Как сказал однажды антропологу Эдуардо Луне перуанский шаман дон Эмилио Андраде Гомез, при исследовании сверхъестественного человек должен сознательно ограничивать себя в стремлении обрести новые знания. И ему ни в коем случае не следует "действовать излишне усердно" [665].

Какое там усердно — я был просто напуган! И в то же время я понимал, что для успешного завершения исследований мне необходимо побороть свой страх. И вот я стал изыскивать способы, позволяющие заполучить необходимые мне субстанции (стараясь по возможности действовать в рамках закона). Наряду с этим я начал готовить себя к тем сюрпризам, которые неизбежны при употреблении галлюциногенов.

В то же время я не забывал и о втором направлении своих исследований.

В связи с этим мне пришлось вернуться к загадке раненых людей, представленных в пещерном искусстве европейского палеолита, и гипотезе Дэвида Льюиса-Вильямса, предположившего, что эти пронзенные фигуры "олицетворяют мучения шаманов в ином мире, их "смерть" и посвящение, тесно ассоциировавшиеся с галлюцинациями". Думаю, читатель припомнит чудовищные детали тех мук и истязаний, которые, по словам шаманов, им пришлось выдержать в потусторонней реальности от рук сверхъестественных существ (причем подобные легенды характерны как для аборигенов Австралии, так и для обитателей Гренландии). "Несмотря на то что в этнографических и антропологических исследованиях, посвященных первобытным обществам, очень часто встречается изложение подобны: историй, ученые так и не сочли нужным поинтересоваться не кроется ли за этими рассказами о "волшебной хирургии", имплантации "кристаллов" в головы и тела посвященных, "расчленении", извлечении из тела мозга и глаз, нечто очень странное и в то же время совершенно реально И хотя подобные истории изучаются ради той информации, которая способна пролить свет на определенные тенденции в развитии первобытных обществ, в самих историях, по мнению ученых, нет ни грамма истины. Все это — суеверные выдумки людей, лишенных какого бы то ни было научного знания и оттого склонных слепо доверять всему, что рассказывают им шаманы. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что схожие истории излагают и по сей день здравомыслящие, респектабельные, хорошо образованные люди, проживающие в таких высоко технологически развитых странах, как Англия, Япония и Соединенные Штаты Америки.

0|1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|