Стихи - Фотография - Проза - Уфология - О себе - Фотоальбом - Новости - Контакты - |
Я тоже видел НЛО под влиянием наркотика — только в моем случае это был не псилоцибин, а аяуаска. И я пришел к тем же выводам, что и Билл Хикс. Но вряд ли стоит удивляться такому совпадению, ведь ДМТ (основной компонент аяуаски) и псилоцибин необычайно близки друг другу по свойствам. В частности, тот же Рик Страссман называет псилоцибин орально активным ДМТ [1491]. Именно его можно счесть наиболее вероятным галлюциногеном, употреблявшимся древними шаманами в эпоху верхнего палеолита. Ведь в Европе последнего ледникового периода произрастала как Psilocybe semilanceata, так и целый ряд других психоактивных грибов [1492]. Кроме того, ученые пришли к выводу, что именно P. semilanceata вдохновляла мастеров эпохи позднего неолита, творивших среди мегалитических памятников Карнака в Британии, а также Нью Грейнджа и Даута в Ирландии [1493]. Несмотря на то что здесь невозможно увидеть полноценные портретные образы, энтоптические узоры представлены в большом количестве. Кроме того, когда смотришь на эти изображения, возникает чувство внутренней преемственности. Кажется, будто искусство доисторических пещер не исчезло раз и навсегда, но каким-то странным образом возродилось тысячи лет спустя среди мегалитов.
Существует и еще одно, не менее загадочное сходство. В европейском фольклоре неолитические монументы неизменно ассоциируются с феями. Древние погребальные холмы и каменные кольца мегалитов — такие, например, как Гавринис, Нью Грейндж и Вест Кеннет Лонгбарроу, — издавна наводили на людей страх. Ведь здесь, по мнению наших предков, находился вход в Волшебную страну [1494].
Приняв все это во внимание, я счел, что подобное место прекрасно подойдет для моего последнего опыта с псилоцибином. Я говорю последнего, поскольку к тому времени уже успел поэкспериментировать со значительными дозами Psilocybe cubensis, Psilocybe mexicana и Psilocybe semilanceata и теперь испытывал страх при мысли о новой попытке.
Даже не понимаю, чего я так боялся, ведь до этого со мной не произошло ничего страшного. Да что — страшного! Со мной вообще ничего не произошло. Используя грибы, никогда не знаешь, к чему тебя это приведет. В первые два раза я не испытал никаких психоделических ощущений. На третий раз все было несколько иначе — возможно, потому, что я использовал сразу 13 граммов сушеной Psilocybe semilanceata (почти в три раза больше той дозы, после которой Билл Хикс увидел НЛО).
Я поместил крохотные грибы в кастрюлю с водой и, дав им закипеть, варил около получаса. В результате в моем распоряжении оказалось около литра темно-коричневой жидкости. Я поднял со дна кашицу из грибов, положил ее в сито и выжал оттуда как можно больше жидкости. Затем я съел эту массу и выпил весь настой (который, кстати, оказался не так уж плох на вкус).
В течение примерно получаса перед моим взором непрерывно мелькал калейдоскоп цветов и энтоптических узоров. Понемногу, однако, картина стала меняться. Странная метаморфоза произошла и с моей комнатой, и с теми членами моей семьи, которые находились в комнате. Стены изогнулись и запульсировали, пол стал невероятно большим, лица людей исказились, а кожа их приобрела мертвенно-бледный оттенок. Такое чувство, что все в моем привычном мире сдвинулось на шаг в сторону и оттого стало каким-то нереальным. Но в то же время я отчетливо осознавал, кто я такой, где и с кем я нахожусь. И я понимал, что мои ощущения — всего лишь реакция на наркотик, воздействие которого закончится через несколько часов.
Наша дочь Шанти заиграла на стареньком фортепьяно, и я стал вслушиваться в чудесные звуки музыки. Срываясь из-под ее пальцев, ноты словно бы обретали облик. Порой это были плотные занавеси света, напоминающие своими переливами северное сияние. Иногда ноты разлетались вокруг искрами фейерверков и вспышками звезд, а порой превращались в загадочных крылатых существ. Мое сознание то устремлялось за нотами в полет, то покачивалось на их волнах, убаюканное чудесными звуками.
Когда Шанти закончила играть, я встал и прошелся по комнате. Порой я поглядывал на свои ноги и обнаруживал их где-то далеко внизу — примерно этажа на два подо мной. Чуть позже я заметил, что вокруг моей левой руки появилась цветная, чуть размытая аура. Желая повнимательнее присмотреться к ней, я поднял руку и слегка расставил пальцы. И в этот момент я понял, что они практически в точности соответствуют тем негативным отпечаткам человеческих кистей, которые я видел на стенах древних европейских пещер.
Я почувствовал, что замерз, и лег на диван, закутавшись в теплое одеяло. Санта присела рядом со мной. Спустя некоторое время в комнату вошла наша дочь Лейла и рассказала душераздирающую историю о беременной самке шимпанзе, которую убили африканские охотники. Эта история наполнила меня невыразимой печалью, и следующий час я провел в слезах. К тому времени, когда я наконец обрел душевное равновесие, мое психоделическое путешествие было окончательно завершено.
Что ж… опыт мой оказался достаточно эмоциональным и необычным. И я даже сумел извлечь из него кое-что ценное (обе мои дочери преподали мне важный урок, касавшийся как прекрасных, так и печальных сторон нашей действительности). Но страха я не испытывал. Псилоцибин не открыл мне никакой ужасающе иной реальности — просто потому, что он вообще не открыл мне никакой иной реальности. В отличие от аяуаски и ДМТ, которые перенесли меня непосредственно в потусторонний мир, и в отличие от ибогена, который познакомил меня с душами мертвых, большая доза псилоцибиновых грибов так и не вызвала у меня полноценных галлюцинаций. Наркотик лишь поиграл с моим чувством реальности, намекнув на таящиеся в нем безграничные возможности. У каждого человека есть свой собственный порог для психотропных веществ. Совершенно очевидно, что мой порог для псилоцибина был очень высок. Но если я хотел погрузиться в настоящий транс, как это произошло с Хиксом (а может быть, и с доисторическими художниками), я должен был переступить этот самый порог. Но что это означало на практике? Двадцать граммов сушеных грибов? А может быть, тридцать?
Потусторонний мир бывает порой весьма неприятным местом. И я уже начал спрашивать себя, и в самом ли деле я хочу туда попасть. Разумеется, псилоцибин переправит меня в иную реальность, если я решусь и приму героическую дозу этого вещества. Но действительно ли мне это так уж нужно? И что, собственно, я хочу там найти? Даруют ли мне грибы, если я попрошу их о том (как это делала индианка Мария Сабина в пятидесятых годах двадцатого века), нечто вроде прозрения или ответа на мучающие меня вопросы? Ну что ж, такое вполне возможно. И есть ли надежда на то, что я встречу во время этого псилоцибинового путешествия дух моего отца и перестану с такой скорбью думать о его смерти? Опять же, в этом нет ничего невозможного. Многие из тех, кто регулярно употребляет галлюциногены, рассказывают поистине удивительные вещи о том, что им довелось увидеть. Но хватит ли у меня мужества после двух лет настойчивых исследований отправиться в такое путешествие? Особенно если учесть накопившуюся усталость и страх перед миром духов. Что ж, у меня были все основания сомневаться в собственной решимости.
И все же за пару недель до весеннего равноденствия 2005 года я отправился вместе с тремя друзьями (каждому из них было не занимать опыта в использовании психоделиков) к пятитысячелетнему кругу мегалитов в Эйвбери. Сайта и наш сын Люк тоже поехали с нами — на случай, если бы вдруг потребовалось оказать какую-нибудь помощь. На повестке дня у нас вновь была Шапка Свободы, Psilocybe se— milanceata — гриб, в изобилии растущий на лугах Ирландии, Британских островов и европейского континента. Один из нас принес маленькие грибы в рюкзаке, и мы начали есть их сырыми — как это делали наши предки в незапамятные времена.
Спустя какое-то время я потерял точный счет съеденным мною грибам. Знаю лишь, что их было не меньше пятидесяти. Не представляю, сколько это должно было весить в сушеном виде, однако уверен, что здесь было куда меньше грибов, чем в тот раз, когда я варил из них суп. И поскольку тогда мне так и не удалось войти в состояние транса, не было никаких шансов на то, что это удастся сейчас, после столь незначительной дозы. И в то же время мне становилось плохо при мысли, что нужно съесть еще несколько десятков грибов.
Мы сидели на краю огромной насыпи в форме круга, под которой тянулась глубокая канава. Я смотрел на эту колоссальную насыпь, воздвигнутую еще в глубокой древности, на внушительные силуэты мегалитов, возвышавшиеся передо мной подобно вратам в иные миры. Близился вечер, серый и холодный. Пронизывающий ветер раскачивал голые ветки деревьев. Людей вокруг почти не было.
Я съел еще пять грибов и завязал рюкзак…
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ I
КРИТИКА "НЕИРОИСИХОЛОГИЧЕСКОИ ТЕОРИИ" НАСКАЛЬНОГО И ПЕЩЕРНОГО ИСКУССТВА, СОЗДАННОЙ ДЭВИДОМ ЛЬЮИСОМ-ВИЛЬЯМСОМ
(NB: В данном приложении развивается тема, затронутая в седьмой и восьмой главах этой книги, так что здесь могут повторяться отдельные отрывки из этих глав.)
Британский археолог Пол Бан получил докторскую степень в Кембриджском университете в 1979 году. К настоящему моменту он успел стать одной из наиболее влиятельных фигур среди тех, кто контролирует передачу широкой публике сведений, касающихся состояния пещерного искусства. Будучи необычайно плодовитым эссеистом, Бан стал автором и соавтором сотен статей, опубликованных в самых разных научных журналах. А благодаря целой серии документальных фильмов и научно-популярных книг за Баном закрепилась слава одного из главных посредников между миром ученых и миром простых людей — слава человека, способного профессионально обрисовать состояние дел в сфере изучения пещерного искусства [1495]. В 1986 году он стал первым за 54 года иностранным ученым (после аббата Брейля), который выступил в Китае с публичной лекцией об искусстве палеолита. В 1988 году Пол Бан издает книгу "Образы ледникового периода" (Images of the Ice Age). Читатели и критики очень высоко оценили эту работу. Многие называли ее "замечательным критическим анализом и обзором тех фактов, которые касаются изучения пещерного искусства" [1496]. Книга эта, переизданная в 1997 году под названием "Путешествие сквозь ледниковый период" (Journey through the Ice Age), по-прежнему остается наиболее популярным обзором искусства эпохи палеолита — во всяком случае, из тех, что доступны широкой публике [1497].
В 2003 году Бан еще более укрепил свою репутацию, возглавив команду археологов, впервые обнаруживших пещерные росписи в Британии (до сих пор здесь находили лишь небольшие фрагменты портативного искусства). Эта находка, возраст которой составляет около 12,5 тысячи лет, была сделана в Кресвелл Крэггс в Дербишире 14 апреля 2003 года. Она представляет собой две группы выгравированных на стене пещеры фигур, в число которых входят самец ибекса и две птицы [1498]. Дальнейшие исследования, проведенные в 2004 году, позволили обнаружить более широкий комплекс изображений, состоящий примерно из "80 гравюр животных, танцующих женщин и геометрических узоров" [1499]. Смена настроений
При упоминании о пещерном искусстве, в котором геометрические узоры расположены рядом с фигурами людей и животных, всякий, кто знаком с нейропсихологической моделью Дэвида Льюиса-Вильямса, тут же начинает мыслить категориями транса, энтоптических феноменов, полноценных галлюцинаций и духовных странствий в иные миры. В 1988 году, когда научный мир впервые заговорил о нейропсихологической модели, Пол Бан также оказался в ряду ее сторонников. Вот что он, в частности, утверждал: "С помощью этой теории можно постичь то, что кроется за некоторыми из "знаков" эпохи верхнего палеолита" [1500]. Порой воображение Бана подсказывало ему такие ходы, которые не могли прийти в голову даже Льюису-Вильямсу. Так, в своей книге Бан указывает на то, что нейропсихологическая модель могла бы объяснить, каким образом в столь разных культурах возникли столь схожие элементы — причем элементы куда более сложные, чем обычные меандры или геометрические фигуры. К примеру, в южноафриканской наскальной живописи можно ветретить изображение целителя в состоянии транса, который находится рядом с умирающей антилопой (явная аналогия между состоянием животного и шамана, который тоже "умирает" во время транса). Это изображение во многом напоминает сцену из Ласко с ее птицеголовым человеком и раненым бизоном. В свою очередь образ человека из Ласко с его эрекцией и "птицей на палке" заставляет вспомнить наскальную гравюру из Аризоны, где представлен такой же итифаллический человек с птицей на палке… Можно ли счесть это просто совпадением? Или же мы являемся очевидцами широко распространенного феномена — своего рода "универсального мифа" древности? А может быть, в этих сценах проявилось нечто похожее на фосфены — конкретные образы, наблюдаемые в состоянии транса? [1501]
Насколько мне известно, Бан никогда не пытался развить эти идеи. Напротив, с течением времени его отношение к нейропсихологической модели становилось все более негативным. Эта модель неизменно ассоциировалась с личностью и достижениями Дэвида Льюиса-Вильямса, обретшего в итоге значительное международное признание. К тому моменту, когда было опубликовано "Путешествие сквозь ледниковый период", в настроениях Бана произошел значительный перелом. Теперь он готов был настаивать на том, что идеи Льюиса-Вильямса представляют собой "пустые мечтания", основанные на недобросовестных исследованиях [1502]. В 2001 году, поняв, что ученые по-прежнему с интересом относятся к нейропсихологической модели и даже популярные издания стали проявлять к ней повышенный интерес, Бан в очередной раз выразил свое возмущение:
Столь опрометчивое распространение этих идей в средствах массовой информации более всего достойно порицания, поскольку может оказать самое негативное воздействие на взгляды широкой публики. Вот почему необходимо оценить эту догму так, как она того заслуживает. Все это — только болтовня, пустая болтовня" [1503].
И это оказалось далеко не единственной атакой Бана на теорию Льюиса-Вильямса. В скором времени в научной литературе появились следующие его работы: "Мембрана и тупая голова" ("Membrane and Numb Brain") [1504], "В тщетных поисках галлюциногенных растений" ("Desperately Seeking Trance Plants")[1505], "Сохрани для меня последний транс" ("Save the Last Trance for Me") [1506].
Причем столь бесцеремонные и глубоко личные нападки являются отличительной чертой не одного лишь Бана. За это время он успел обрести значительную поддержку в лице таких ученых, как Патриция Гельвенстон, Анри-Поль Хамайон, Сирил Хромник, Энн Соломон, и целого ряда других [1507]. Некоторые из этих лиц приступили недавно к координированным действиям, ориентируясь при этом на самую широкую публику [1508]. Совершенно очевидно, что эти люди воспринимают растущую популярность нейропсихологической модели как серьезную угрозу, способную самым негативным образом сказаться на правильной оценке нашего далекого прошлого. Естественно, что с подобной угрозой необходимо бороться любыми способами. В результате, как мы увидим, эти люди решили поставить под сомнение научную репутацию Дэвида Льюиса-Вильямса. При этом в ход идут любые, самые бесчестные обвинения, ведь главное здесь — добиться того, чтобы другие ученые перестали использовать в своей практике нейропсихологическую модель пещерного искусства. "Опасный дух догматизма"
В 2002 году Пол Бан и Патриция Гельвенстон, работавшая ранее психологом в клиниках США, решили, что обладают информацией, которая способна окончательно повергнуть профессора Льюиса-Вильямса. Они предложили свой материал Кембриджскому археологическому журналу в надежде на то, "что этот материал выйдет в свет уже в октябре 2002 года" [1509]. Следуя обычной в таком случае процедуре, издатели журнала направили статью Бана и Гельвенстон на обзор их коллегам-археологам. Однако некоторые из этих ученых заявили, что статья нуждается в серьезной доработке и не может быть опубликована в том виде, в котором она была предложена журналу. Когда же издатель журнала предложил Бану и Гельвенстон доработать их материал, чтобы опубликовать его затем в следующем номере, возмущению последних не было предела:
Мы чувствовали, что наша статья должна появиться как можно скорее, чтобы искусствоведы и археологический мир в целом могли убедиться в тех заблуждениях, которые лежат в основе нейропсихологической модели… И поскольку объем и формат статьи препятствуют ее скорейшей публикации в каком-либо ином журнале, мы решили, что должны поступить так, как поступали до нас и другие ученые, — то есть опубликовать статью самостоятельно, с целью скорейшего распространения известных нам фактов [1510].
В результате работа "В тщетных поисках галлюциногенных растений" (общим объемом в 62 страницы) вышла в свет уже в 2002 году [1511]. Куда более короткая ее версия, озаглавленная "Проверяем модель "трех стадий транса", была опубликована в Кембриджском археологическом щ>журнале в 2003 году [1512]. Мне трудно судить, и в самом ли деле сокращение оригинала более чем на пятьдесят страниц — до тех четырех, что вышли в свет в КАЖ, — позволило справиться с теми проблемами, о которых упоминали рецензенты Бана. Во всяком случае, у некоторых ученых остались серьезные претензии и к этой укороченной версии. В частности, в "Комментариях" рецензентов, опубликованных в том же номере журнала, было отмечено, что редакция КАЖ значительно сократила критическую статью археолога и эксперта по наскальным росписям Кристофера Чиппендейла (Кембриджский университет). Сам же Чиппендейл пишет о том, что любые исследования, касающиеся нападок Бана и Гельвенстон на работу Льюиса-Вильямса, к сожалению, затенены "социальным контекстом" в самой археологической среде [1513]. Как отмечает Чиппендейл, в его неизданных комментариях были приведены конкретные факты, призванные подтвердить обоснованность его высказываний, но именно они-то и оказались не опубликованы:
Невзирая на то что читателям недоступны вышеупомянутые факты, они все же вправе знать о том, что именно я хотел доказать своей статьей. Я намерен полностью опровергнуть аргументы Бана и Гельвенстон, поскольку строятся они в основном на предубеждениях, а не на честном рассмотрении имеющегося материала. Сожалею, что не могу опубликовать те данные, которые и привели меня в итоге к этому печальному выводу [1514].
Звучит несколько безнадежно, однако подобный тон не нов в непредсказуемом мире исследований наскальной и пещерной живописи. Очень жаль только, что ученые настолько не сошлись во мнении относительно первой за сто лет теории, которая способна объяснить не только наиболее характерные особенности доисторического искусства, но и мельчайшие его детали. Разумеется, мы вправе допустить, что нейропсихологическая модель обладает определенными недостатками и потому нуждается в дополнительной переработке. Тем не менее мы должны быть уверены в том, что руководствуемся в своих действиях не тем "опасным духом догматизма", который препятствует развитию всего нового, — как это было, например, сто лет назад в случае с Картальяком и его коллегами, не пожелавшими услышать правду о росписях Альтамиры [1515]. Обвинения в недобросовестном подборе информации
Один из первых выпадов против нейропсихологической модели Дэвида Льюиса-Вильямса был сделан Баном в его "Путешествии сквозь ледниковый период":
Те африканские исследования, на которые опирается новая модель, представляют собой всего лишь ряд допущений, ставших возможными только благодаря чрезмерной вольности в интерпретации фактов. На самом деле не существует никаких этнографических свидетельств, которые позволили бы увязать наскальные росписи бушменов с шаманами — и уж тем более с состоянием транса. В частности, в этнографических записях не содержится никаких упоминаний ни о трансе, ни о практиках или верованиях, которые подразумевали бы подобное состояние. Однако авторы нейропсихологической модели утверждают, что существуют безусловные свидетельства, позволяющие отождествить целителей и "заклинателей дождя" с шаманами, а тех, в свою очередь, с наскальными росписями [1516].
Чуть ранее, в 1991 году, южноафриканский ученый Сирил Хромник опубликовал в журнале Rock Art Research статью, в которой также обвинил Дэвида Льюиса-Вильямса в том, что тот подгоняет этнографические записи девятнадцатого века (в частности, документы Блика и Ллойд) под собственную теорию, желая хоть как-то обосновать содержащиеся там идеи [1517]. На самом же деле, как отмечает Хромник:
Ни в одной из рукописей Блика, которые столь активно цитирует Льюис-Вильямс, не сказано, что данные практики или верования подразумевали состояние транса. Да и в Словаре бушменов Блика нет отдельной статьи для данного слова [1518].
Кроме того, Хромник обвинил Льюиса-Вильямса в том, что он искажает и современные этнографические записи, касающиеся бушменов Ju'/hoansi (JKung) из Калахари. В седьмой главе этой книги мы уже говорили о том, что целительские практики и обрядовый танец, сохранившиеся в племени Ju'/hoansi, стали веским аргументом в пользу того, что схожие обряды практиковались южноафриканскими бушменами и в девятнадцатом веке. Однако Хромник утверждает, что Катц [американский антрополог Ричард Катц, один из главных источников Льюиса-Вильямса по Ju/'boansi, который подробно изучал магико-медицинские практики бушменов Калахари, не нашел ни одного целителя, которого бы он с полным правом мог назвать шаманом. Их целительные практики никак не связаны с трансом [1519]. Изучаем этнографические записи
В том случае, если даже одно из этих обвинений окажется верным, это может нанести непоправимый урон научной репутации Льюиса-Вильямса. Однако у нас есть веские причины усомниться в серьезности представленных здесь замечаний. Оказывается, еще за шесть лет до того, как Бан обвинил Льюиса-Вильямса в злоупотреблении этнографическими источниками, южноафриканский профессор публично опроверг схожие нападки Хромника. Тем не менее Бан предпочел этого не заметить.
Кстати говоря, само опровержение в данном случае достаточно просто. Совершенно верно, что в словаре Блика (который сам по себе ни в коей мере не может считаться полноценным лексиконом языка сан) [1520] "нет отдельной статьи для слова "транс". Тем не менее Бан решительно не прав, когда утверждает, что "в этнографических записях не содержится никаких упоминаний ни о трансе, ни о практиках или верованиях, которые подразумевали бы подобное состояние". Напротив, если только вы не подразумеваете под трансом весьма специфичное и одному лишь вам понятное состояние, вы сразу же найдете в этнографических записях слово /хаи, которое подразумевает отделение от собственного тела [1521] — совершенно явная характеристика транса. В семейном архиве Блика хранятся документы, в которых это слово переводится следующим образом: "отправиться в волшебное странствие" [1522].
Опять же, вопреки утверждениям Бана, в этнографических записях можно встретить упоминание весьма специфичных практик, включающих танец и сверхъестественное исцеление. И для этих практик совершенно необходимо, чтобы участвующие в них люди входили в состояние /хаи. В записях также содержатся указания на таинственную силу fgi (смотри главу седьмую). Именно она позволяет перенести человека из его привычного, повседневного состояния в состояние /хаи. Люси Ллойд и прочие члены семейства Блика переводили fgi как "волшебная сила" или "волшебство". А мы уже знаем о том, что те представители племени сан, которые обладали большим количеством fgi, получали особое наименование [1523]. Вот что говорит об этом Льюис-Вильямс, который каждое свое высказывание подтверждает ссылкой на оригинальный источник:
"Волшебная сила" или "волшебство", как называли это представители семейства Блика… выступало под именем fgi…Лицо, обладавшее этой силой, называлось! gi: xa(мн. ч.! gi: ten). Суффикс ха означает "полный". То есть мы имеем дело с человеком, полным волшебной силы. В. Х. И. Блик и Ллойд переводили Igi. xaкак "волшебник". А Д. Ф. Блик посвятил деятельности этих людей три выдержки из коллекции рукописей. Таким образом,! gi: xaбыл человеком, "полным" сверхъестественной силы, которую он мог использовать для исцеления соплеменников, путешествий в потустороннюю реальность, превращения во льва или какое-либо другое существо, для заклинания дождя, защиты людей от грозы и т. п…[1524]
Второе обвинение Бана заключается в том, что в этнографических записях не содержится никаких свидетельств, которые позволили бы увязать целителей и заклинателей дождя с шаманизмом. Слово! gi: xa и в самом деле порой переводится как "целитель" или "лекарь" [1525]. Однако мы уже отмечали выше, что такая деятельность! gi: ten, как вызывание дождя, сверхъестественное исцеление, превращение в животных, путешествия вне тела и тому подобное, относится к наиболее явным характеристикам шаманизма. И все эти формы деятельности подробно описаны в этнографической литературе, посвященной бушменам сан. Как же еще можно обозначить причудливое поведение! gi: ten в состоянии /хаи, если не словом "шаманизм"?
Южноафриканские! gi: tenстановятся словно безумными, и в этом состоянии они бьют окружающих, дрожат столь сильно, что порой даже падают на землю, и "вытягивают" из людей болезни. Еще у них из носа идет кровь, а жилы их словно бы каменеют. Другие же люди все это время поют и танцуют [1526].
Неудивительно, что Дэвид Льюис-Вильямс приходит к следующему выводу:
Поведение этих самых! gi: ten со всей очевидностью доказывает, что они были… людьми, которых я и прочие авторы привыкли считать шаманами в состоянии транса. Именно транс являлся центральным компонентом верований сан, так что связь между трансом (со всеми вытекающими из него последствиями — вроде обладания сверхъестественной силой, путешествий вне тела и т. п.) и наскальными росписями бушменов представляется вполне естественной.
Еще одно голословное утверждение Бана, призванное поставить под сомнение научную репутацию Дэвида Льюиса-Вильямса, звучит следующим образом: "Не существует никаких этнографических свидетельств, которые позволили бы увязать наскальные росписи бушменов с шаманами". Если учесть неизбежное в данном случае наложение слов "шаманизм" и "волшебство", окажется, что точку зрения Бана легко опровергнуть с помощью того единственного свидетельства, которое позволяет понять, кем были художники и для чего были созданы эти изображения. Во всяком случае, еще в девятнадцатом веке один из информантов сан сказал геологу Джорджу Вильяму Стоу, что рисунки были "сделаны волшебниками" [1527]. Или, как переводит это Льюис-Вильямс, рисунки были "сделаны шаманами".
Наконец, если мы примем во внимание шаманское поведение и шаманские практики! gi: ten (как они описаны в этнографической литературе), а также редкие, но все же имеющиеся указания на связь! gi: ten с наскальными росписями, позиция Бана станет еще более уязвимой.
Диаквайну, одному из наиболее важных информантов Блика и Ллойд, показали высококачественную копию древнего рисунка сан, выполненную Г. В. Стоу. На этом рисунке было изображено большое животное — наполовину буйвол, наполовину гиппопотам, которое Диаквайн назвал! khwa— ka xorro. Вели это существо несколько человек, которых Диаквайн назвал! khwa-ka! gi: ten. Мы уже обсуждали ранее значение слова Igiiten. В свою очередь,! khwa означает "дождь". Так что дословный перевод этой фразы будет звучать так: "шаманы дождя" [1528]. Слово хснто означает "большое животное", и потому! khwa-ka xorro можно перевести как "большое животное дождя" [1529]. В седьмой главе мы подробно описывали этих галлюцинаторных "дождевых животных", равно как и шаманов, которые приводили их из мира духов сквозь поверхность скалы. Соответственно, указание Диаквайна на наличие в древних росписях! khwa-ka хопо и! khwa-ka! gi: ten как раз и является тем самым этнографическим свидетельством, которое позволяет судить о связи доисторических росписей сан с шаманизмом.
И это далеко не единственный пример. Еще одному из бушменов по имени Кинг, свидетельства которого стали частью этнографических записей, также было предложено истолковать данный рисунок. И Кинг, изъясняясь метафорами, объяснил, что люди, ведущие большое животное, — это "те, кто испорчен танцем, поскольку из носа у них течет кровь" [1530].
Как мы уже отмечали в седьмой главе, судя по этнографическим записям, у! gi: ten во время ритуального танца нередко текла из носа кровь. Однако наблюдения Кинга интересны прежде всего тем, что на показанном ему рисунке у! gi: ten вовсе не шла кровь из носа [1531]. Соответственно, бушмен прекрасно знал, что изображенные здесь люди — это шаманы, одним из признаков которых является кровотечение из носа. Вот почему он охарактеризовал их подобным образом. Подобное предположение подтверждает и рассказ Кинга о самом ритуальном танце, который, согласно утверждению бушмена, был дарован племени сан богом Каггеном — "Богомолом". Это же описание полностью соответствует современному танцу бушменов! Kung\
Мужчины и женщины следуют друг за другом по кругу, и так они танцуют всю ночь. Некоторые падают на землю. Некоторые становятся похожи на больных или безумных. У других из носа течет кровь… и они едят волшебные лекарства… Когда человек болен, такой танец устраивают вокруг него. Танцоры кладут руки себе под мышки, а затем прикладывают ладони к больному… [1532]
Еще более значимо, хотя и не менее метафорично, интерпретировал Кинг другое изображение. На этот раз речь идет не о копии, но о подлиннике, который он рассматривал непосредственно на поверхности скалы. Это изображение и по сей день находится в ущелье Меликане, в отдаленной части горного хребта Молоти (в глубь страны от Драконовых гор). На нем представлена группа териантропов с телами людей и головами антилоп. Все три существа наклонились вперед, и из носа у них течет кровь. Мы уже говорили о том, что именно так изображают шаманов сан в состоянии транса. Вот что сказал об этих фигурах Кинг: "Это люди, которые умерли и теперь живут в реках. Они были испорчены в то же время, что и антилопы, и сделано это было с помощью танца, изображение которого вы уже видели" [1533].
На самом деле это загадочное утверждение достаточно легко поддается расшифровке. "Смерть", состояние "испорченности" и состояние нахождения "под водой" — включая такую конкретную его форму, как "жизнь в реках", — все это устоявшиеся метафоры для характеристики шаманского транса [1534]. Еще одним, не менее распространенным символом шамана была величественная антилопа-канна, крупнейшая из всех антилоп. Более того, как отметил в 1987 году сам Бан, многие из наскальных росписей активно используют это самое сходство между поведением шамана в трансе и поведением умирающей антилопы [1535]. Как отмечает Льюис-Вильямс, эта аналогия особенно уместна в том случае, когда речь идет об антилопе, в которую попала отравленная стрела. И шаман, и животное отчаянно дрожат, обильно потеют, шатаются, низко наклоняют голову Из носа у них течет кровь, изо рта — пена, и в конце концов оба падают на землю. Кроме того, шерсть умирающей антилопы становится дыбом. А бушмены сан рассказывали Блику и Ллойд, что на спине шамана порой вырастает львиная шерсть [1536].
Наконец, вряд ли можно счесть совпадением то обстоятельство, что современные бушмены! Kung из Калахари, чья культура имеет так много общего с культурой племени сан, используют одно и то же слово kxwia в значении "испортить" и "войти в состояние транса" [1537]. В связи с этим Льюис-Вильямс цитирует свидетельство американского антрополога Меган Бизеле:
Когда шаман лежит без сознания, в полном оцепенении, про него говорят, что он "испорчен". О том, что Кинг употреблял слово "испорчен" именно в этом смысле, а не в каком-либо ином, свидетельствует и то его высказывание, согласно которому люди с головами антилоп были "испорчены… при помощи танца, изображения которого вы уже видели" [1538].
На самом деле в подобном представлении нет ничего странного. Мы и сегодня говорим про человека, что он "вдребезги" пьян. Следуя той же логике, бушмены сан или! Kung говорили о своих шаманах, что те "испорчены" — когда они после многочасового танца впадали в состояние глубокого транса. Соответственно, используя это слово для характеристики изображенных на рисунке фигур, Кинг имел в виду, что здесь представлены шаманы в состоянии транса.
И в этой связи кажется неоправданным обвинение Бана в адрес Льюиса-Вильямса — когда он упрекает южноафриканского профессора в неверном истолковании этнографических материалов. На самом деле существует не так уж мало фактов, позволяющих связать шаманов с наскальными росписями сан. Да и в целом, как мы уже успели отметить, этнографические записи служат надежным фундаментом для теории Льюиса-Вильямса. Однако Бан и Хромник по каким-то причинам желают убедить читателей в обратном. Что же на самом деле утверждал Катц
То же самое касается и обвинений Хромника в злоупотреблении современными антропологическими материалами, относящимися к бушменам! Kung. И прежде всего Хромник обвиняет Льюиса-Вильямса в неверной интерпретации материала, собранного Ричардом Катцем, труды которого считаются главным источником информации о жизни бушменов Калахари. По мнению Хромника, Катц полагал, что целительские практики племени! Kung не имели никакой связи с состоянием транса. Кроме того, американскому исследователю (по словам того же Хромника) так и не удалось найти "хотя бы одного-единственного целителя, которого с полным правом можно было бы назвать шаманом" [1539].
И опять-таки, если эти утверждения справедливы, то это означает самые неприятные последствия для теории Льюиса-Вильямса, ведь многие ее положения основываются именно на шаманских практиках у бушменов! Kung. И вновь обвинения в недобросовестном использовании материала не имеют под собой никаких оснований. Мы уже говорили в седьмой главе о том, что главной характеристикой целительского или обрядового танца бушменов может считаться обретение измененного состояния сознания, называемого! kia. Сам Ричард Катц довольно подробно распространяется на эту тему. Лично он переводит слово! kia как "измененное состояние сознания, необходимое для исцеления" [1540]. Катц отмечает, что обычно это понятие переводят привычным для нас словом "транс" (к примеру: "! kia, обычно переводимое как "транс" [1541], "другие исследователи чаще всего переводят Ма как "транс") [1542]. Сам Катц использует это слово с некоторыми оговорками — причем не только в контексте обрядовой жизни бушменов, но и во всех прочих случаях. Поступает же он так просто потому, что нет стандартного научного определения для данного состояния. В результате повсеместное использование слова "транс" ведет "к определенной путанице в понятиях" [1543]. И потому, рассуждая о подобных вещах, Катц предпочитает "сохранять исконное слово Ма, проясняя данный феномен по ходу обсуждения проблемы" [1544]. Вряд ли на основании подобной семантической оговорки можно утверждать (как делает это Хромник), что Катц считает целительные практики бушменов "не имеющими никакой связи с состоянием транса". Американский антрополог со всей очевидностью заявляет, что подобные практики немыслимы без состояния!! kia, которое, по его же собственному утверждению, чаще всего переводится на европейские языки словом "транс". Наконец, как уже было отхмечено выше, сам Катц не раз описывает! kia как "измененное состояние сознания":
!Kiaследует рассматривать как измененное состояние сознания — измененное до такой степени, что оно фактически становится трансцендентным… Находясь в подобном состоянии, бушмен !Kung выходит за рамки привычного уровня бытия… Во время !kia все действия бушменов носят экстраординарный характер. Они исцеляют болезни, ходят по огню, видят внутренние органы человека и даже могут наблюдать за событиями, происходящими за много километров от самих бушменов… Выйдя за рамки собственного "я", такой бушмен способен вступить в контакт со сверхъестественным — той реальностью, где живут духи умерших предков… [1545]
И если это не тот же феномен, который представители самых разных культур справедливо именуют шаманизмом, то что же это тогда? Даже поверхностное изучение соответствующей литературы позволяет установить ошибочность заявлений Хромника. Ведь практически все ученые, занимавшиеся исследованием культуры! Kung, признавали за ритуальным танцем этого племени функцию шаманского трансового исцеления — то есть то, в чем ему решительно отказывает Хромник. "Специально обученные целители способны входить в состояние транса и лечить больных", — отмечает Р. Б. Ли. "Центральным событием в традиционной жизни! Kung является медицинский трансовый танец", — пишет М. Шостак. А вот комментарий Л. Маршалл: "Спустя час или два целители начинают входить в транс и выполнять процедуру исцеления". О том же пишет и М. Гуэнтер: "Исключительной задачей шаманского трансового танца… является исцеление больных" [1546]. Но особый интерес представляют наблюдения М. Бизеле:
Основной религиозный опыт бушменов Ju/'hoan [! Kungjобретается с помощью транса. В ритуальный танец включаются все без исключения члены общества — и те, кто входит в транс и лично исследует потустороннюю реальность, и те, кто приобщается к благам этой потусторонней реальности опосредованно, через лиц, умеющих входить в транс [1547].
Совершенно непонятно, почему Хромник не желает признавать эти и многие другие свидетельства, столь явно подтверждающие наличие у бушменов! Kung целительного шаманского транса. Шаманы, обладающие сверхъестественной силой
В числе прочего Катц сообщает (хотя у Хромника об этом опять же не сказано ни слова), что ученики шаманов, с трудом входящие в состояние Ма при помощи обычных методов (смотри главу седьмую), получают порой в начале танца порцию "местного наркотика":
Наркотик предлагается в качестве вспомогательного средства, которое позволяет ученику преодолеть страх и войти в состояние! kia. Подобный опыт становится чем-то вроде подготовки к! kia, поскольку обе эти формы напрямую связаны с измененными состояниями сознания. При этом наставник детально регулирует как дозу наркотика, так и время ее приема [1548].
Хромник вводит нас в заблуждение и в том случае, когда утверждает, что у бушменов! Kung нет шаманов. Если взять в качестве исходного пункта определение, согласно которому шаманом является индивидуум, способный входить в измененное состояние сознания и контактировать с миром сверхъестественного ради блага всего племени, то тут важно принять во внимание следующее свидетельство:
Многие бушмены!Kung— около половины взрослых мужчин и около трети взрослых женщин — обладают способностью входить в состояние !kia. В этом состоянии они исцеляют соплеменников и выполняют многочисленные религиозные функции… [1549] Находясь в состоянии!kia, целитель подходит к каждому из танцующих — вне зависимости от того, выказывает ли этот человек симптомы болезни или нет. Все без исключения получают защитную энергию исцеления. Кроме того, целитель общается с богами, умоляя их даровать больному здоровье. Он кладет руки на человека и вытягивает из него болезнь с жуткими криками и стонами, что свидетельствует о болезненном и сложном характере процедуры исцеления [1550].
В седьмой главе мы уже говорили о том, что бушмены называют таких целителей п/от k" xausi — "обладатели сверхъестественной силы". То есть здесь прослеживается та же тенденция, что — и в племени сан, где шаманы-целители (! gi: ten) дословно именовались "полными сверхъестественной силы". Учитывая способности и характер деятельности этих людей, можно не сомневаться в том, что в европейских языках им более соответствует слово "шаман".
Получается, что вся аргументация Хромника сводится в данном случае к мелочному копанию в семантической разнице слов. Истина же заключается в том, что племени! Kung прекрасно известен тот феномен, который чаще всего именуют трансом, — измененное состояние сознания, именуемое на языке племени! kia. Кроме того, у бушменов есть шаманы — те самые п/от k" xausi, которые ради блага соплеменников входят в состояние! kia и путешествуют вне тела в потустороннем мире. Там они общаются с богами и духами, помощь которых позволяет исцелять больных [1551]. Вот как описал это Катцу один из п/от k" xau\
В! kiaтвое сердце замирает, ты — мертв, твои мысли обращаются в ничто, дышишь ты с большим трудом. Ты видишь, как духи убивают людей, чувствуешь запах горящей, гниющей плоти. Затем ты приступаешь к лечению и вытягиваешь болезнь [1552]. Непредвзятое испытание?
В опубликованной частным образом брошюре (В тщетных поисках галлюциногенных растений, 2002) и в гораздо более кратком ее резюме ("Проверяем модель трех стадий транса"), появившейся в КАЖ в 2003 году, Пол Бан и Патриция Гельвенстон описывают то, что они сами называют непредвзятым испытанием нейропсихологической модели. Здесь же они приводят факты, призванные, по их мнению, подтвердить несостоятельность данной модели. Предполагается, что все эти научные свидетельства должны опровергнуть утверждение Льюиса-Вильямса и Доусона [1553], согласно которому процесс трех стадий транса универсален для всех без исключения людей — вне зависимости от эпохи и места обитания. Подобный универсализм объясняется единым строением человеческой нервной системы. И именно это позволило Льюису-Вильямсу и Доусону опробовать свою модель на столь разных формах искусства, как наскальные росписи бушменов сан из Южной Африки, индейцев косо из Северной Америки и, что самое главное, на образцах пещерного искусства эпохи европейского палеолита.
И если окажется, что предпосылка об универсальном характере транса неверна, то вся нейропсихологическая модель будет признана несостоятельной.
Суть аргументации Бана и Гельвенстон сводится к следующему. Предприняв то, что сами они называют "систематическим исследованием наиболее общих форм транса", эти ученые высокомерно информируют нас — как если бы цитируя божественное Писание или излагая всемирно признанный факт, — что единственное состояние транса, соответствующее модели ТСТ ["Три стадии транса"], — это формы наркотического транса, вызванные употреблением мескалина, диэтиламидализергиновой кислоты (ЛСД) и псилоцибина. Модель ТСТ не применима ни к естественным состояниям транса, ни к тем его формам, которые порождены употреблением других галлюциногенов [1554].
В конце своей статьи — "В тщетных поисках галлюциногенных растений" — два этих критика высказывают ту же самую мысль:
Ни одно из измененных состояний сознания, обретаемых естественным образом, не совместимо с "нейропсихологической моделью" Льюиса-Вильямса и Доусона. Что касается состояний транса, вызванных приемом наркотиков, то в рамки этой модели вписываются лишь те, которые обретаются с помощью ЛСД, мескалина и псилоцибина [1555].
Наконец, чтобы все стало уже окончательно ясно, это же утверждение повторяется в статье, опубликованной в Кембриджском археологическом журнале: "Ни одно из измененных состояний сознания не совместимо с моделью ТСТ, за исключением тех, которые были вызваны употреблением мескалина, псилоцибина и ЛСД" [1556].
Далее, отталкиваясь от этого якобы доказанного "факта", Бан и Гельвенстон заявляют, что нейропсихологическую модель следует считать несостоятельной (по крайней мере, в отношении искусства европейского палеолита), если Льюис-Вильямс и Доусон не смогут доказать, что: А) растения, содержащие мескалин, псилоцибин или ЛСД, "уже были распространены на территории Европы в эпоху ледникового периода" [1557];
Б) что остатки подобных растений были найдены при раскопках "тех пещер, росписи которых, по мнению авторов модели, возникли под воздействием транса, вызванного приемом ЛСД, мескалина и псилоцибина" [1558]. Именно это, как утверждают авторы статьи, позволяет "эмпирически проверить достоверность данной модели" [1559]. Устаревшие источники или отсутствие новых исследований?
Между двумя этими главными пунктами обвинения кроется целый ряд более мелких придирок. В частности, Бан и Гельвенстон обвиняют Льюиса-Вильямса и Доусона в том, что они неверно употребляют нейропсихологическую терминологию [1560], а то, что они называют шаманизмом, вовсе не является таковым [1561]. Кроме того, Льюису-Вильямсу и Доусону ставят в вину то, что они пользуются материалами, большая часть которых была опубликована до семидесятых годов двадцатого века. А это значит, что содержащиеся в них факты попросту устарели [1562]. Наконец, существует так много видов трансовых состояний, что не имеет смысла говорить о "трансе вообще" — как это делают авторы нейропсихологической модели [1563].
Не буду злоупотреблять вниманием читателя, еще раз вдаваясь в подробности семантической дискуссии насчет слова "шаманизм" (смотри главу седьмую). Судя по всему, подобные нападки были изобретены с одной-единственной целью — свести на нет многолетний труд и оригинальные концепции Дэвида Льюиса-Вильямса.
Обвинение в использовании устаревшего материала основывается на том, что Льюис-Вильямс и Доусон строят свою модель на базе очень старых нейропсихологических исследований, результаты которых были якобы опровергнуты новейшими экспериментами [1564].
На самом деле такое заявление по меньшей мере лицемерно — ведь Бан и Гельвенстон сами активно используют литературу, вышедшую в свет в 70-х годах прошлого века и ранее (в частности, произведение Людвига, которому посвящена по меньшей мере шестая часть их брошюры, было опубликовано в 1968 году) [1565].
Кроме того, оба эти критика игнорируют тот факт, что почти все исследования, касающиеся воздействия психотропных веществ на сознание человека, были проведены до середины 70-х годов двадцатого века, когда так называемая "война наркотикам" положила конец всем сколько-нибудь серьезным экспериментам в этом направлении. И в связи с этим представляется совершенно абсурдным утверждение Бана и Гельвенстон, согласно которому за последние годы в сфере изучения наркотических веществ — тех же мескалина, псилоцибина и ЛСД — наблюдался значительный прогресс. Это заявление в корне неверно! С конца 60-х годов двадцатого века не было проведено практически ни одного научного исследования, касающегося воздействия на сознание человека трех вышеперечисленных наркотиков. И объясняется это той простой причиной, что подобное исследование является незаконным в большинстве высокоразвитых стран! Еще раз повторюсь: сетовать на устаревший материал при отсутствии нового — это просто лицемерие. Когда транс — вовсе не транс
Десять страниц своей работы Бан и Гельвенстон посвящают буквальному воспроизведению и подробному обсуждению 75 различных способов вхождения в транс. Изначально список этот был представлен в книге некоего Арнольда М. Людвига (опубликованный, как мы уже говорили, в 1968 году). В то время Арнольд Людвиг руководил научными исследованиями в клинике Мадисона (Висконсин), так что нет никаких оснований сомневаться в качестве его работы. Другой вопрос, что Бан и Гельвенстон почему-то желают убедить нас, что это внушительное исследование способно свести на нет базовый тезис Льюиса-Вильямса и Доусона:
Учитывая, что существует по меньшей мере 75 видов транса (из которых лишь один носит определение шаманского), можно с полным правом назвать опрометчивыми любые попытки подогнать все эти формы под модель трех стадий [1566].
На самом деле, если обратиться непосредственно к Людвигу, то станет понятным, что речь идет вовсе не о 75 разных видах транса, но о 75 способах войти в состояние транса [1567]. А это, согласитесь, совершенно разные вещи. Людвиг и в самом деле называет "шаманским, ясновидческим и пророческим" лишь то состояние транса, которое обретается благодаря "усилению экстероцептивной стимуляции и/или двигательной активности и/или эмоции" [1568].
Разумеется, Людвига в данном случае никак нельзя счесть непогрешимым авторитетом. В частности, ошибкой было не упомянуть шаманский транс второй раз — когда он говорил об измененных состояниях сознания, возникающих благодаря "употреблению фармакологических средств… наркотиков и т. д." [1569].
В седьмой главе этой книги мы как раз и говорили о том, что у сибирских тунгусов (из языка которых, собственно, и взято слово "шаманизм") "некоторые шаманы едят наркотические грибы и в состоянии транса посещают мир духов, где находят ответы на беспокоящие их вопросы" [1570]. Разумеется, подобное поведение характерно не только для тунгусов. Шаманы самых разных племен чаще всего достигают измененного состояния сознания именно с помощью галлюциногенов, чем каких-либо иных техник.
Реальная проблема, однако, заключается не в том, что Людвиг сказал или не сказал о шаманизме, а в позиции Бана и Гельвенстон, которые решили внушить читателю, что перечень "не вполне шаманских" форм транса должен нанести сокрушительный удар по модели Льюиса-Вильямса и Доусона. На самом деле это совсем не так.
Факты, занимающие 10 страниц уже упоминавшейся нами брошюры (фактически шестая ее часть), не имеют никакого отношения к нейропсихологической модели. И в самом деле, как отмечает в своей книге Людвиг, существует такая вещь, как "транс чтения — и прежде всего это касается поэзии" [1571]. Совершенно верно, что свободные ассоциации во время психоанализа также способны вызвать порой состояние транса [1572]. Наконец, можно согласиться и с тем, что "длительная мастурбация" приводит иногда к состоянию, "очень похожему на состояние транса" [1573]. Но все это не имеет никакого отношения к интересующему нас феномену. Я имею в виду тот самый феномен, который описан нами в седьмой главе этой книги. Базируется он на универсальной способности всех людей входить в измененное состояние сознания и испытывать в этом состоянии галлюцинаторные видения, которые обычно интерпретируются как контакты с "миром духов" или "потусторонней реальностью" (расположенной обычно в небесах или под землей).
В свою очередь эти контакты используются для того, чтобы обрести целительские способности, а также силы, позволяющие контролировать погоду, руководить передвижениями животных и делать еще множество полезных вещей.
Мы уже знаем, что Льюис-Вильямс и Доусон заняты исключительно этим феноменом, который сами они называют "шаманским трансом". И их не интересует ни "поэтический транс", ни "мастурбационный транс", ни "свободноассоциативный транс", ни какое-либо подобное им состояние. И они нигде не пишут о том, что данные виды трансов следуют вышеупомянутой модели "трех стадий". Так что нет никакого смысла ссылаться на книгу Людвига как на материал, способный свести на нет теорию Льюиса-Вильямса и Доусона. Напротив, если существует 75 способов войти в транс и если хотя бы некоторые из подобных состояний влекут за собой галлюцинации, схожие с теми, которые возникают после приема психоактивных растений, то это ничуть не ослабляет, но усиливает теорию. Ведь главное, что лежит в ее основе, — это универсальная способность людей входить в измененное состояние сознания, в котором они начинают наблюдать всевозможные галлюцинации. Соответственно, существует большое количество культур, в которых подобная способность поставлена на службу всему обществу. Более того, эти люди не просто наблюдают всевозможные видения, но и зарисовывают их впоследствии. И если в списке Людвига содержится еще целый ряд способов, позволяющих достичь глубокого транса, то тем лучше для нейропсихологической модели.
По сути, Бан и Гельвенстон вводят нас в заблуждение, когда говорят о том, что Людвиг перечисляет 75 видов транса — тогда как он упоминает лишь о 75 способах вхождения в транс. Цель этой хитрости — заставить нас поверить, что шаманский транс Льюиса-Вильямса и Доусона, подразумевающий использование наркотиков или ритмичного танца, на самом деле является частью гораздо более обширной картины и просто не заслуживает того, чтобы на его основе делать какие-то общие выводы.
Немало страниц брошюры "В тщетных поисках галлюциногенных растений" посвящено проблеме гипнотического транса, который, судя по всему, вызывает особый интерес у Гельвенстон [1574]. Все это замечательно, но поскольку гипноз вообще не учитывается нейропсихологической моделью, то и дискуссия о том, что именно испытывают люди под гипнозом, не имеет никакого отношения к обсуждаемой проблеме. Такое чувство, что все это нагромождение фактов и наблюдений приводится только для того, чтобы создать видимость аргументированной критики, хотя на самом деле ее здесь просто нет. Во всяком случае, все это ни в коей мере не отменяет того универсального феномена, который подразумевает способность людей входить в состояние транса и испытывать в нем всевозможные галлюцинации, воспринимаемые как реальные встречи с обитателями "мира духов". Может существовать хоть 75, хоть 75 ООО способов вхождения в транс, а также 750 ООО различных видов транса. Однако все это ни в коей мере не отменяет вышеупомянутого феномена, столь характерного для самых разных культур.
Наконец, вопреки впечатлению, которое пытаются произвести своей статьей Бан и Гельвенстон, в книге Людвига нигде не сказано о том, что 75 способов вхождения в транс подразумевают наличие 75 различных видов транса. Напротив, Людвиг приходит к выводу, что измененные состояния сознания (ИСС) "имеют между собой немало общего", что позволяет предположить "единую для всех основу" [1575]. Чуть позже Людвиг говорит об "общем знаменателе", к которому можно свести разные на первый взгляд формы транса [1576]. Я был немало удивлен, когда обнаружил, что в сочинении, которое, по мнению Бана и Гельвенстон, призвано доказать разницу между измененными состояниями сознания, лишь пять страниц отведено самому перечню с описанием семидесяти пяти способов вхождения в транс. Ну а далее на десяти страницах Людвиг рассматривает те схожие элементы, которые объединяют в одно целое практически все формы транса. В их число входят "изменения в характере мышления", "нарушение чувства времени", "утрата самоконтроля", "смена эмоциональных проявлений", "изменение облика тела", "искажение восприятий", "изменение смысла или значимости событий", "невозможность выразить свои ощущения", "чувство омоложения", "сверхвнушаемость" [1577].
Соответственно, невзирая на все старания Бана и Гельвенстон, я не нашел в статье Людвига ничего, что могло бы опровергнуть теорию Льюиса-Вильямса. Более того, здесь представлено немало фактов, которые лишь подтверждают гипотезу южноафриканского профессора. Однако оба критика предпочитают обойти эти факты молчанием.
В заключение хотелось бы привести еще один образец подобного поведения. Мы уже говорили о том, что главный аргумент Бана и Гельвенстон опирается на предполагаемое единство трех растительных галлюциногенов. Это мескалин, ЛСД и псилоцибин. По мнению двух критиков, лишь эти вещества вызывают, видения, представленные смесью геометрических узоров и полноценных портретных образов. А значит, только они и соответствуют нейропсихологической модели Льюиса-Вильямса. Кроме того, Бан и Гельвенстон попытались особо выделить тот факт, что гипнотический транс и все прочие виды трансов в корне отличаются от того состояния сознания, которое обретается с помощью трех вышеупомянутых наркотиков. Я уже говорил о том, что эти критики охотно цитируют Людвига, когда это может пойти на пользу их аргументации. В свою очередь, вполне понятно, почему они решили обойти вниманием следующий пассаж из статьи американского ученого:
Психоделический опыт, обретаемый с помощью пейота, ЛСД, псилоцибина и мескалина, во многом напоминает субъективный опыт, обретаемый с помощью марихуаны, некоторых анестезирующих средств и опиума. В свою очередь, эти ощущения по многим параметрам похожи на те, которые возникают под воздействием гипноза, в творческом и мистическом состояниях, а также во время интоксикации организма [1578]. И напоследок…
Мы уже упоминали о том, что критика Бана и Гельвенстон опирается на два основных положения. Во-первых, как заверяют эти авторы, ни одно из измененных состояний сознания, кроме тех, "которые вызваны приемом мескалина, ЛСД или псилоцибина" [1579], не соответствует опыту ощущений, предполагаемых нейропсихологической моделью. Во-вторых, заявляют Бан и Гельвенстон, ни одно из вышеупомянутых веществ не было доступно европейцам эпохи верхнего палеолита. Однако и анализ ДНК, и мнения экспертов однозначно свидетельствуют в пользу того, что галлюциногенный гриб Psilocybe semilanceata является исконно европейским видом, что позволяет предположить его наличие здесь уже в эпоху палеолита. Так что вопреки аргументации Бана и Гельвенстон этот гриб вполне мог быть тем галлюциногенным средством, которое вдохновило наших отдаленных предков на создание пещерных росписей. Кроме того, чисто европейскими считаются еще около 30 видов псилоцибиновых грибов. И их также могли использовать для вхождения в транс первобытные шаманы. Тот факт, что эти средства лишь недавно стали использоваться нашими современниками в качестве галлюциногенов, еще ничего не говорит об их потенциальном употреблении охотничье-собирательскими племенами эпохи палеолита. Ведь эти люди — подобно всем прочим представителям первобытных культур — наверняка куда лучше нас разбирались в медицинских и прочих свойствах грибов и растений.
ПРИЛОЖЕНИЕ II
PSILOCYBE SEMILANCEATA –
ГАЛЛЮЦИНОГЕННЫЙ ГРИБ, ПРОИЗРАСТАЮЩИЙ В ЕВРОПЕ
Статья написана профессором Роем Уотлингом, ОБЕ, обладателем медали Патрика Нейла за исследования в сфере микологии (эта награда присуждается Королевским Эдинбургским обществом)
Несмотря на то что вид Psilocybe semilanceataшироко распространен на территории современной Европы, было выдвинуто утверждение, что родиной этого гриба следует считать Новый Свет. В Европу же он был завезен в конце пятнадцатого столетия, после открытия Америки. Профессор Уотлинг изучил эту гипотезу и высказал свое мнение по поводу происхождения данного вида.
Разговорное наименование вида Psilocybe semilanceata — Шапка Свободы. Появилось оно благодаря шляпке этого гриба, которая во многом напоминает каски французских пехотинцев периода Первой мировой войны (однако в последнее время данный вид все чаще именуют "волшебным грибом"). Psilocybe semilanceata хорошо известна как натуралистам, так и любителям — особенно тем, кого интересуют галлюциногенные растения. С научной точки зрения этот вид принадлежит к basidiomycetes — группе, в которую, помимо съедобных грибов и поганок (относящихся к классу пластинчатых), входят дождевики, древесные губки и т. п. Внутри группы Шапка Свободы размещается в ряду Cortimariales (вместе с культивируемыми грибами) и принадлежит к семейству Stropbariaceae.
Вид Psilocybe semilanceata весьма хорошо изучен. Принадлежит он, как уже стало понятно, к относительно небольшому роду. Однако, если принять во внимание все существующие в мире виды, придется признать, что Psilocybe semilanceata никак нельзя назвать типичным представителем своего рода. Подавляющее большинство неевропейских видов было описано учеными лишь во второй половине двадцатого века. И главная заслуга здесь принадлежит тем, кто занимается классификацией галлюциногенных растений.
В 1983 году Гузман написал монографию, посвященную в том числе и P. semilanceata. Он тщательно изучил материал практически изо всех европейских стран, а в дополнение к нему рассмотрел образцы из Австралии, Чили и Северной Америки. На самом деле вид этот неоднократно описывался европейскими учеными с момента формальной его регистрации, проведенной в 1838 году шведским ботаником Элиасом Фризом. В последние годы вид P. semilanceata также неоднократно являлся объектом экологических исследований. Был проведен и молекулярный анализ, подтвердивший значительное единообразие внутри рода. Примечательно, однако, что Стейметс, описавший галлюциногенные грибы (1996 год), отмечает наличие этого вида лишь на западе североамериканского континента — от северных районов Калифорнии до Британской Колумбии, где этот гриб произрастает осенью и в начале зимы. А в весенние месяцы P. semilanceata можно встретить иногда в штатах Орегон и Вашингтон. В принципе подобное распространение — если сравнивать его с европейским — характерно и для многих других видов. Зато восточные регионы Соединенных Штатов по климату сопоставимы скорее с умеренными и субтропическими широтами Азии. Р. semilanceata была описана и одним из наиболее влиятельных американских микологов — Чарльзом Пеком. Он отметил, что гриб этот весьма широко распространен на пастбищах и лугах, однако не сохранил никаких образцов (что вообще нетипично для этого исследователя). Материал ему присылали со всех регионов Северной Америки, так что он легко мог решить, что данный вид и в самом деле распространен в этих районах — особенно если учесть, что часть присланного ему материала была собрана в западных областях. Однако анализ образцов из гербария Пека в Олбани позволил установить, что этот ученый спутал Шапку Свободы с видом, который в то время был известен как Psilocybe foenisecii. В настоящий момент этот гриб носит название Panaeolus или Panaeolina foenisecii — в зависимости от того, кто употребляет этот термин. Несмотря на свою родовую принадлежность, данный вид во многом схож с грибами из совершенно иного семейства — Strophariaceae. Таким образом, оказывается, что старые записи относительно распределения P. semilanceata по восточным территориям Соединенных Штатов крайне немногочисленны и к тому же грешат неточностями. Не правда ли, довольно странно для гриба, который считается распространенным?
Если говорить о Британии, то здесь P. semilanceata встречается едва ли не повсеместно — начиная с самых северных островов Оркнейского и Шетландского архипелагов, включая и самые маленькие, необитаемые островки. Встречается этот вид и на Гебридах — в том числе и на отдаленной земле Св. Кильды. То же самое можно сказать о восточных и западных оконечностях Британии. Не удивительно, что ученые единодушно считают P. semilanceata местным видом. Встречается она чаще всего на лугах, которые оставались фактически нетронутыми в исторический период — возможно, с тех самых пор, как наши отдаленные предки очистили эти места от леса.
Широко распространен этот вид и в Европе — включая самые северные части континента (ну и, конечно же, Фарерские острова). Об этом свидетельствуют многочисленные публикации, равно как и личные коллекции автора и целого ряда его коллег из Швеции, Норвегии, Дании и Нидерландов. Причем некоторые из этих ученых написали целые монографии, посвященные распространению P. semilanceata у себя на родине. И все они единодушны в том, что нет никаких фактов, говорящих в пользу заокеанского происхождения этого вида. Единообразие P. semilanceata на европейском континенте подтверждено и отсутствием морфологических различий между коллекциями из разных стран, а также молекулярным анализом. Последний показал, что не существует никакой разницы между фрагментами ДНК, представляющими образцы со всей территории Европы — начиная от Шотландии и заканчивая Испанией (Уотлинг и Мартин, 2003).
P. semilanceata встречается и в других частях света. Вполне возможно, что она была завезена в Австралию, однако обнаружение ее на высокогорных лугах Новой Зеландии нуждается в тщательной интерпретации. P. semilanceata, произрастающая на территории Европы и Новой Зеландии, — это пастбищный вид, тяготеющий к азотистым почвам. Тем не менее он не растет непосредственно на помете животных (эту нишу занимает кольчатый гриб P. fimetaria, близкий родственник P. semilanceata). Несмотря на то что Шапка Свободы обычно ассоциируется с теми пастбищами, которые посещают домашние животные (коровы, овцы и даже кони), ее можно встретить и на лесных полянах, куда нередко приходят олени. Именно отсюда P. semilanceata распространилась на лужайки и площадки для игр — то есть гораздо ближе к местам обитания людей.
Надо сказать, что вид P. semilanceata ни разу не выказал того стремительного распространения, которое характерно для большинства растений-иммигрантов — таких, например, как ложный трюфель Paulocotylis, попавший в Британию из-за границы. Не похоже ее распространение и на экспансию, ставшую результатом появления подходящего субстрата. Именно так в течение последних сорока лет продвигался на север вид Schizophyllum, родиной которого считаются южные регионы Британии. И все мы знакомы с опустошительным распространением организма Ceratocystis ulmi, завезенным в страну вместе со строевым лесом. Разумеется, мы не можем отрицать существование исторических связей между Испанией и Британией. Однако единообразие произрастающих там образцов должно было бы найти отражение и в ДНК североамериканских экземпляров — во всяком случае, если взять за основу гипотезу о североамериканском происхождении P. semilanceata. Однако материал, собранный в этом регионе, во многом отличается от европейского.
Что касается коллекций, хранящихся в международном Генетическом банке, то по ним можно проследить последовательность молекулярного состава европейских образцов. Однако нет никакой возможности сопоставить их с американскими, поскольку, как уже было отмечено ранее, наши заокеанские коллеги допустили некоторую путаницу с отождествлением P. semilanceata. Но и существующих различий уже достаточно для того, чтобы предположить гораздо более длительное размежевание между популяциями Старого и Нового Света, чем те несколько веков, которые миновали с конца пятнадцатого столетия.
В Южной Америке P. semilanceata встречается достаточно редко. В частности, практически все известные записи относятся исключительно к территории Чили. Но если бы этот гриб и в самом деле так легко перемещался с континента на континент, то Южная Америка стала бы идеальным местом для его распространения, ведь испанские колонисты активно заселяли этот материк. Но поскольку этого не случилось, мы имеем еще одно доказательство в пользу того, что P. semilanceata является исконно европейским видом.
Ссылки:
Guzman G., 1983, "The Genus Psilocybe", Beih. Nova Hedw., 74: 1–439.
Noordeloos M., 1995, Notulae ad Floram Agaricinum Neer— landicum XXII, "Psilocybe & Pholiota", Persoonia, 16: 127–129.
Sowerby J., 1815, Coloured figures of English Fungi or Mushrooms, R. Wilks, Chancery-Lane, London.
Stamets P., 1996, Psilocybe mushrooms of the world, Ten Speed Press, Berkeley, California, 245 p.
Watling R. and Martin, M., 2003, "А sequestrate Psilocybe from Scotland", Bot. f. Scotland, 55: 245–248.
ПРИЛОЖЕНИЕ III
ИНТЕРВЬЮ С ДОКТОРОМ
МЕДИЦИНЫ
РИКОМ СТРАССМАНОМ
Рик Страссман проживает в западной части Нью-Мексико. Он — адъюнкт-профессор психиатрии на медицинском факультете университета Нью-Мексико. Доктор Страссман опубликовал уже около 30 научных работ. Он также работал научным обозревателем в многочисленных психиатрических журналах. В разное время Рик Страссман служил в качестве консультанта в Национальном институте по использованию медикаментов, в Управлении общественной безопасности и целом ряде других, как общенациональных, так и местных учреждений. В клинические исследования доктора Страссмана в университете Нью-Мексико входило в том числе изучение гормона мелатонина. Все это позволило команде доктора документально зафиксировать ту роль, которую мелатонин играет в организме человека. В главах одиннадцатой и восемнадцатой мы уже говорили о том, что доктор Страссман стал руководителем проекта, связанного с изучением того воздействия, которое оказывают на организм человека галлюциногены. Это был первый за два последних десятилетия проект, поддержанный и одобренный на государственном уровне. Результаты этих исследований были изложены доктором в книге с весьма многозначительным названием — "ДМТ: Молекула Духа" (Park Street Press, Rochester, Vermont, 2001). Эта беседа с доктором состоялась в мае 2005 года.
Грэм Хэнкок: На мой взгляд, наиболее интригующим аспектом ваших необычайно интересных исследований являются подробные сообщения добровольцев о встречах с некими "созданиями", "существами" и т. п. Не менее интересным представляется в данном случае и ваше предположение о том, что подобные сообщения могли бы лечь в основу исследований, касающихся истинной природы реальности. Вы указываете, в частности, на значительное сходство между рассказами ваших подопечных и теми историями о встречах с "инопланетянами", которые не раз приходилось выслушивать Джону Маку и его коллегам. Полагаю, вы также читали в этнографических и фольклорных источниках практически схожие сообщения о встречах с "феями", "эльфами" и всевозможными "духами". И поскольку мы знаем, что опыт ваших подопечных относится к сфере "галлюцинаций", как их обычно принято называть, вполне допустимо предположить, что и другие переживания подобного рода также должны быть галлюцинациями. Но если это и в самом деле так, то тут возникает другой вопрос. Способны ли устоявшиеся научные теории, описывающие характер создания мозгом подобных видений (из воспоминаний, личного опыта и т. п.), объяснить, каким образом столь разные люди, относящиеся к различным культурам и эпохам, наблюдают практически идентичные явления?
Рик Страссман: Главное, во что упирается эта проблема, — это необходимость определить, отражают ли подобные феномены внутренний опыт человека или же воспринимаются извне, а может быть, представляют собой сочетание того и другого? Разумеется, личный опыт человека оказывает воздействие на его мозг. Благодаря такому опыту мозг словно бы осваивает особый язык. В нем есть свой словарь — воспринимающий, познавательный и эмоциональный, который формируется под воздействием того, с чем нам приходится сталкиваться в жизни.
С учетом этого обстоятельства можно получить более объективную картину того опыта, который люди обретают под воздействием психоделиков. Нет никаких сомнений, что в такие моменты происходит всплеск мыслеобразов и эмоций, представляющих собой концентрат прежних впечатлений. Чаще всего такое наблюдается при низких дозах наркотика. То же самое можно сказать и о людях, которые — будь то по психологическим или биологическим причинам — обладают пониженной восприимчивостью к наркотикам. Однако при более глубоком погружении в транс ситуация может меняться самым кардинальным образом. Здесь на нас начинают влиять внешние силы, которые мы пытаемся обрядить в привычные для нашего сознания формы. Из этого следует то, что ангелы, демоны, черти, эльфы, карлики и т. п., являются по сути своей одними и теми же сущностями, которые мы интерпретируем в соответствии со своими культурными и персональными предпочтениями. И здесь вполне уместно провести параллель с кораблями капитана Кука, которые туземцы принимали либо за огромные океанские волны, либо за чистую иллюзию — и так до тех пор, пока они не смогли приблизиться к кораблям и увидеть их собственными глазами.
Так, благожелательных существ нередко представляют в образе "ангелов", тогда как злые силы преображаются в "демонов". Порой возникают самые странные образы — в зависимости от природы явленных сил, а также общественного и культурного контекста, в котором обитает каждый отдельно взятый человек.
Наркотики, подобные ДМТ, открывают нам доступ к таким сверхъестественным силам и существам. Наблюдаем же мы их не иначе, как сквозь призму собственной личности и культуры, и тут самую серьезную роль может сыграть этическое, религиозное и нравственное воспитание. Необходимо иметь возможно более незапятнанную личность и психологию. Не так уж важно, насколько сильным будет наркотик. Ведь если он воздействует на сознание, запачканное самыми низкими эмоциями, он все равно не поможет нам увидеть то, что способен воспринять человек, десятилетиями занимавшийся самосовершенствованием. Наконец, те знания, которыми обогащает нас расширенное сознание и которые мы может затем воплотить в жизнь, также зависят от склада нашей личности.
На самом деле, пытаясь объяснить "галлюцинации" своих подопечных, я перебрал самые разные возможности.
Однако, пытаясь представить их опыт чем-то иным, чем он был на самом деле, я столкнулся с целым множеством проблем. Во-первых, подавляющее большинство добровольцев описало свои ощущения не просто как реальные, но даже более реальные, чем те, которые они испытывают в повседневной действительности. Эти ощущения были более эмоционально насыщены и более глубоки, чем все то, что этим людям довелось переживать до сих пор. Наконец, мои подопечные практически единодушно заявили, что никогда прежде они не воображали и не придумывали того, что увидели теперь в состоянии транса.
Начал я и в самом деле с модели галлюцинаций. То есть я говорил своим добровольцам: "Увиденное вами — продукт деятельности вашего собственного мозга". Однако они отвергли эту теорию как нереалистичную: "Каким образом мозговые центры могут выстроить столь сложную и слаженную картину образов и событий?" Затем я обратился к выдвинутой Фрейдом теории бессознательного: все, что приходилось переживать в состоянии транса моим подопечным, было символическим проявлением подавленных желаний, чувств и импульсов. Однако и эта модель показалась им несостоятельной. Тогда я предложил им концепцию Юнга, согласно которой эти видения должны были представлять архетипические конструкции. И вновь неудача.
Порой видения и в самом деле попадали под категорию снов. И в этом случае было достаточно просто убедить добровольцев следовать заданным маршрутом — то есть изучить, что подобные сны могут означать в их жизни. Однако такие видения были достаточно редки.
В конце концов я решил воспринимать этот опыт таким, каков он есть. Иными словами, коль скоро они встречались с тем, что представлялось им существами из иной реальности, я решил принимать это именно так. Я перестал "превращать" их опыт во что-то такое, чем он якобы мог быть на самом деле. В результате мои подопечные стали сообщать все более и более странные детали, касающиеся их ощущений в состоянии транса. В свою очередь я стал более продуктивно анализировать эти ощущения, обнаружив в них немало схожих элементов.
Но если они и в самом деле были тем, чем казались, то откуда могли возникнуть подобные реальности? Именно тогда я стал всерьез задумываться над тем, что ДМТ может открывать нам врата в иные измерения — возможно, те самые параллельные вселенные, о которых я размышляю в своей книге.
Грэм Хэнкок: Можно ли сказать, что вы по-прежнему придерживаетесь этой гипотезы? Готовы ли вы и впредь исследовать поднятые ею проблемы, чтобы досконально разобраться в природе реальности и сознания?
Рик Страссман: Я предан этой идее еще больше, чем прежде. Однако главная проблема заключается в том, что для подтверждения истинности моих гипотез мне недостает специального оборудования. Наши технические возможности очень невелики, и это усложняет все дело. Ведь если бы мы могли, например, сфотографировать то, что видят мои добровольцы, мы бы все пришли к согласию относительно истинного существования подобных вещей. Тем не менее меня вполне убедили в этом те общие элементы, которые прослеживаются в рассказах моих добровольцев и прочих лиц, переживших подобные ощущения под воздействием галлюциногенов и даже спонтанно — возможно, благодаря увеличению уровня эндогенного ДМТ в их организме.
Научный метод ведет к научному осмыслению. В семидесятых годах двадцатого века Чарльз Тарт написал для журнала Science небольшую статью, посвященную "науке специфических состояний". В этой статье он описывает требования, которым должны соответствовать люди, изучающие измененные состояния сознания. В частности, они должны использовать фундаментальные средства научного метода: накапливать факты, основанные на сообщениях очевидцев, вырабатывать гипотезы, экспериментировать, накапливать еще больше сведений, пересматривать на основании новых данных прежние теории и т. д. Именно так можно создать поколение ученых, которые будут подлинными экспертами в данной сфере исследований. Понятно, что Тарт предлагает свой научный метод не столько для изучения объективной внешней реальности, сколько для анализа состояний сознания. Но если вы замените "состояние сознания" на "состояние реальности", я готов буду подписаться под каждым словом этой статьи.
Грэм Хэнкок: Вы противопоставляете биологическому редукционизму очень важную идею, которую в числе прочих поддерживали Уильям Джеймс, Олдос Хаксли и Альберт Хоффман. Эта идея связана с представлением о мозге как приемнике, который с помощью определенных галлюциногенов (и целого ряда других техник) можно перенастроить таким образом, что он будет принимать уровни реальности, недоступные ему в обычном состоянии. Известны ли вам какие-либо факты, способные целиком и полностью опровергнуть эту точку зрения? И если нет, то что, по вашему мнению, заставляет большинство ученых с пренебрежением относиться к галлюцинациям, отказывая им в какой бы то ни было достоверности?
Рик Страссман: Тут мы фактически вторгаемся в сферу "философии науки", в которой я, к сожалению, разбираюсь довольно слабо. Не сомневаюсь, что некоторые ученые способны "опровергнуть" вышеупомянутую модель с помощью так называемого материалистического аргумента. Поскольку концепция мозга как приемника волн извне выходит за рамки того, что мы "знаем" или считаем "реальным", она изначально предполагается несостоятельной. Лично мне подобный подход представляется незрелым. И уже не раз в истории человечества он был отвергнут самой наукой.
Что касается обсуждаемой здесь модели, то суть ее очень проста. Мозг воспринимает информацию с того уровня реальности, на который он настроен в данный конкретный момент. Разумеется, существуют чисто технические средства, позволяющие менять спектр нашего восприятия, — микроскоп, к примеру, или приборы ночного видения, а также телескоп, радар. Медитация представляет собой "субъективную" и в то же время хорошо проработанную технику, которая позволяет воспринимать вещи, недоступные нам в обычном состоянии. К таким средствам относится и "обратная биосвязь" — когда мы, с помощью машины, начинаем чувствовать те физиологические функции, которые прежде были вне пределов нашей досягаемости.
Что касается теорий, которые относят к числу подобных средств всевозможные психоделики, то они являются совсем небольшим — пусть и достаточно радикальным — дополнением к уже имеющимся биомедицинским концепциям.
ДМТ в данном случае интересен тем, что это — эндогенный психоделик, изначально присутствующий в мозгу человека. И именно способность воздействовать на наше сознание столь радикальным образом делает эту субстанцию особенно притягательной для современных ученых.
Грэм Хэнкок: Еще одна гипотеза, которую вы рассматриваете как возможную, звучит следующим образом: "Мы активизировали определенные участки мозга, которые и спроецировали в сознание весь этот калейдоскоп видений. Откуда еще у людей может быть столько общих галлюцинаций — вроде тех же насекомоподобных рептилий?" (ДМТ: Молекула Духа, с. 200). Однако вы видите и те трудности, которые влечет за собой подобная модель. Недаром на той же странице вы спрашиваете: "Можно ли поверить в то, что куски мозговой ткани, при должной их активизации, способны вызвать в сознании целый всплеск образов, включая встречи со сверхъестественными существами?" А что вы думаете об этом теперь? В конце концов, сегодня много рассуждают о том (как правило, вне контекста), что так называемые энтоптические феномены систематически наблюдают в измененном состоянии сознания, поскольку они "впечатаны" в нервную систему человека. Не может ли быть так, что и более сложные образы являются неотъемлемой частью этой нервной системы?
Рик Страссман: Энтоптические феномены представляют собой кусочки информации, из которой складываются более сложные конструкции. И тут мы можем взглянуть на проблему несколько под иным углом. Вполне возможно, что не мозг формирует сознание, но сознание — мозг. Таким образом, энтоптические кусочки, впечатанные в структуру мозга, — это то, в чем нуждается наше сознание, чтобы проявить уже имеющиеся в нем феномены.
В данном случае опять же очень удобна аналогия с телевидением. Ею, кстати говоря, я обязан своему другу и наставнику Руперту Шелдрейку. Так, мы можем разобрать на части телевизор и попытаться выяснить, каким образом работает в нем каждый транзистор и переключатель. Но даже если мы поймем принцип действия каждого из механизмов, это ничего не скажет нам о характере программ, которые доходят до зрителя через телевизор.
У каждого из нас есть ДНК, митохондрии, ткани и клетки. Все они объединяются друг с другом, что позволяет им формировать внутренние органы и конечности. Ну а из них, в свою очередь, строится человеческое тело. Однако и оно, безжизненное, представляет собой не более чем кусок плоти. И если бы не тот всеобъемлющий принцип, который оживляет материю, это тело просто не заслуживало бы отдельного упоминания. Так же и энтоптические феномены, впечатанные, по мнению ученых, в наш мозг, существовали бы в полной пустоте, если бы не опыт трансовых состояний, позволяющих организовать эти феномены особым образом.
Грэм Хэнкок: Возвращаясь к тому, о чем мы говорили прежде, хотелось бы задать вам вот какой вопрос. А в состоянии ли вы представить себе тот эволюционный процесс (уместившийся в рамки пяти-семи миллионов лет, отделяющих нас от общего с шимпанзе предка), который как раз и внедрил в нервную систему человека способность наблюдать в состоянии транса образы, относящиеся к сверхъестественным существам, опыту встреч с ними и т. п.? На мой взгляд, это одна из наиболее серьезных проблем, связанных с данной моделью. Если подобная информация и в самом деле была внесена в нервную систему человека, то когда именно и каким образом это могло произойти?
Рик Страссман: Если рассматривать проблему с точки зрения ДМТ, то подобный механизм присущ всем без исключения млекопитающим. ДМТ присутствует в мозгу, крови и спинномозговой жидкости людей, мышей, крыс и приматов. ДМТ был обнаружен в большом количестве растений. Есть он и у рыб, и у беспозвоночных.
Все сколько-нибудь значимые религии подчеркивают духовный характер всего сущего, в том числе — растений, животных, минералов, пространства, времени, энергии и тд. Что касается ДМТ, то хотя бы на материальном, биологическом уровне это вещество является связью, механизмом действия, с помощью которого и проявляется эта духовная природа. Бог хочет, чтобы мы были религиозными. Так, находясь возле Бога, мы учимся подражать Ему. А ДМТ как раз и является одним из способов, с помощью которых мы можем общаться с Богом более дерзновенно — уж не знаю, к лучшему или к худшему.
Грэм Хэнкок: Как вы считаете, можно ли назвать тот опыт, который мы обретаем с помощью ДМТ, "адаптивным" в плане эволюционного развития?
Рик Страссман: Этот вопрос затрагивает проблему, над которой я размышляю несколько последних лет. В чем заключается адаптивная/эволюционная роль эндогенного ДМТ? Несколько лет назад меня попросили написать отзыв на статью Карла Янсена, опубликованную в Journal of Near Death Studies. В этой статье он излагает теорию, согласно которой опыт переживаний человека во время клинической смерти обусловлен наличием эндогенного соединения, родственного кетамину. Карл — мой давний друг и коллега, и нам уже не раз приходилось обсуждать проблему, изложенную в этой статье.
Насколько мне известно, Карл выдвигает гипотезу, согласно которой предполагаемые соединения в нашем мозгу действуют наподобие кетамина. Последний же обладает нейрозащитными свойствами и предохраняет мозг в случае кислородной недостаточности. Кроме того, кетамин с полным правом относят к числу психоделиков. Карл предполагает, что именно эндогенные соединения, во многом похожие на кетамин, как раз и провоцируют опыт, близкий смерти. Самое интересное, что это является всего лишь побочным эффектом от их основной деятельности, которая состоит в необходимости защищать мозг в случае нанесенной ему травмы.
И тут хотелось бы отметить, что первоначальные сообщения о нахождении таких эндогенных соединений так и не нашли дальнейшего подтверждения.
Как бы то ни было, лично я склонен оценивать ситуацию несколько иначе. Мне кажется, что те психоделические ощущения, с которыми люди сталкиваются порой в состоянии клинической смерти, объясняются воздействием ДМТ и родственных ему веществ. И происходит это именно потому, что нечто подобное испытывает в данное время наше сознание. То есть именно это мы видим, слышим и чувствуем, когда умираем. А ДМТ является той призмой, сквозь которую все воспринимается. И тут интересно отметить, что вместо той темной, безжизненной пустоты, которая у многих ассоциируется со смертью, ДМТ предлагает нам совсем иные образы. И я думаю, что смерть и в самом деле представляет собой нечто противоположное этому состоянию небытия. В свою очередь не будет преувеличением сказать, что сознание совершает свой полет от тела к смерти на крыльях ДМТ. На мой взгляд, именно в этом и состоит суть данного процесса.
Надеюсь, я излагаю свои мысли достаточно ясно. Опыт предсмертных состояний — это не галлюцинация. Это именно то, что должно произойти с нами после смерти. Мы видим то, что переживает наше сознание. Чем еще объяснить то удивительное сходство, каким отличаются рассказы лиц, на себе испытавших подобное состояние? Разве можно такое просто придумать? И какие еще доказательства нам нужны? Согласитесь, если бы смерть и в самом деле представляла собой черную бездну небытия, со стороны Бога или природы было бы куда милосерднее просто погрузить нас в забвение, не представляя нашему вниманию всей этой череды образов. Но смерть, судя по всему, представляет собой нечто иное, и ДМТ как раз и позволяет нам совершить переход из одного состояния в другое.
Грэм Хэнкок: В связи с этим приходят на ум ваши собственные слова (Entheogens and the Future of Religion, c. 158–159): "Почему у всех нас в мозгу есть ДМТ? Для чего там находится это вещество, вызывающее в нас ощущение смерти, встреч с инопланетянами, космических путешествий и т. п.? И при этом никому не придет в голову спросить, почему, к примеру, в компьютерных чипах находится силикон. Все знают, что он там находится для работы. Именно он обеспечивает наилучшее функционирование механизма. Так и ДМТ находится у нас в мозгу для оптимального функционирования этого самого мозга. Именно он позволяет настроить наше сознание на различные уровни действительности".
И в этой связи невольно возникает вопрос: "Если верна традиционная модель реальности, то к чему нам все эти навыки?"
Рик Страссман: Традиционная модель реальности верна — для этого уровня реальности. А приняв во внимание природу и характер воздействия ДМТ, мы можем распространить эту традиционную модель и на те сферы, которые прежде находились в ведении религиозных, духовных и шаманских дисциплин.
Проблема в том, что действие ДМТ просто не укладывается в рамки современных концепций, будь то научных или духовных. Что касается такого течения, как Нью Эйдж, то оно игнорирует те реальные опасности, которые связаны с употреблением ДМТ, — и это касается как физического, так и духовного уровня.
Научная модель, как правило, ограничена объективной реальностью, хотя целый ряд представлений, типичных для современной физики и астрономии, сам по себе носит психоделический характер. Беда лишь в том, что подобные представления еще не успели проникнуть в наше повседневное мышление. В свою очередь тот факт, что эти идеи затрагивают нетелесные, нематериальные уровни бытия, заставляет моих коллег воспринимать их в штыки (в худшем случае) или просто терять к ним всякий интерес (так оно обычно и происходит).
А тот факт, что ДМТ предоставляет нам достаточно надежный доступ к тем состояниям сознания и тем уровням реальности, которые прежде считались прерогативой одних лишь религиозных организаций, вызывает возмущение у членов этих организаций. Оказывается, нет никакой необходимости молиться, изучать, приносить обеты, носить одинаковую одежду и прически, обмениваться специальными поклонами и рукопожатиями.
Лично мне хотелось бы как-то нивелировать эти разногласия. Почему, к примеру, не взять лучшее в обоих мирах? Я имею в виду научную методологию, с ее господством в сфере физической реальности (читай: доступ к ДМТ), а также те нравственные преимущества, которые предоставляет нам любая религия.
Грэм Хэнкок: В своей книге "ДМТ: Молекула Духа" вы выдвинули гипотезу, согласно которой "опыт похищения инопланетянами связан с переизбытком ДМТ в мозгу человека". Была ли у вас возможность сопоставить ваши наблюдения с исследованиями Джона Мака — до его трагической гибели в автокатастрофе?
Рик Страссман: Джон считал, что между нашими наблюдениями прослеживается поразительное сходство. Жаль, что обстоятельства не позволили нам поработать вместе. Было бы интересно дать ДМТ некоторым из его пациентов, чтобы сравнить, насколько близки друг другу два эти феномена.
Сам я не продолжал подобных исследований. Однако многие из писем, которые я получил после публикации моей книги, подтверждают высказанную там мысль. Я хочу сказать, что те, кто пережил спонтанный "контакт с инопланетянами", испытали при этом те же самые ощущения, что и мои добровольцы после большой дозы ДМТ.
Некоторые, однако, выступили против моей теории. В частности, они указывали на то, что во время клинических испытаний ни на ком из добровольцев не появлялось шрамов и прочих следов физического вмешательства извне, как это нередко бывает при похищении инопланетянами. Наконец, мои подопечные очень редко встречали тех "серых человечков", о которых регулярно сообщают люди, побывавшие на борту НЛО.
Что касается шрамов, то тут я пришел вот к какому выводу. Существует целый спектр "встреч с инопланетянами" — от тех, которые происходят исключительно на уровне сознания, до тех, которые имеют непосредственное отношение к физической реальности.
Но именно о последних я знаю меньше всего. Ну а при посредстве ДМТ можно вступить в контакт с иноземными существами только на уровне сознания.
Относительно же фактического отсутствия "серых человечков" можно сказать лишь то, что они, видимо, потрудились сменить личину!
Грэм Хэнкок: В свой книге вы задаетесь вопросом: "Что произойдет с изучением духовной реальности, если мы сможем проникать в нее регулярно — с помощью ДМТ и подобных ему соединений?" А кстати, как вы думаете, что в этом случае может произойти?
Рик Страссман: Точно не представляю. Полагаю только, что это придется не по нраву фундаменталистам от религии, и они просто постараются скрыть или проигнорировать происходящее. Не по нраву это будет и фундаменталистам от науки — то есть тем, кто полагает, что между известным и истинным можно поставить знак равенства.
В целом же это может полностью изменить наше представление о духовной реальности. А это, в свою очередь, должно оказать позитивное воздействие на эволюцию человечества. Однако именно сейчас идет нарастание негативных тенденций. И происходит это благодаря фундаменталистскому — черно-белому — подходу к действительности. У оттенков, нюансов и даже явных расхождений с господствующей точкой зрения фактически нет никаких шансов заявить о себе.
И дело вовсе не в том, что мы можем узнать нечто такое, к чему мы совершенно не подготовлены. По сути, человек не способен увидеть/услышать/воспринять то, что слишком явно выходит за рамки его представлений о действительности. Вот почему так важно духовное (религиозное, шаманское) обучение — именно оно позволит нам разобраться в море неожиданной и даже пугающей информации. И тут стоит отметить, что сам мир духов весьма многообразен по своим проявлениям. Без сомнения, есть там и темные силы. Поэтому следует со вниманием относиться ко всему, с чем мы можем столкнуться в потусторонней реальности.
С развитием нашего понимания нематериальных пространств будет совершенствоваться и понимание физической/материальной действительности. А это, без сомнения, пойдет на благо всему человечеству. И главное тут — действовать без страха и с оптимизмом.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В МИРЕ ДУХОВ: ВИДЕНИЯ ПЕРУАНСКОГО ШАМАНА ПАБЛО АМАРИНГО
Человеческие фигуры с головами антилоп. Главные пещеры в Драконовых горах. Обратите внимание на змей, также с головами антилоп, которые обвились вокруг верхней части туловища одной из фигур. Фотография: Санта Файл
Химера с двумя головами: кошачьей — слева и антилопы — справа. Небесная пещера в Кару. Фотография: Санта Файя
Превращение людей в антилоп. Непосредственно под фигурами — энтоптический зигзаг. Фотография: Санта Файя
Танцующие женщины и энтоптические узоры. Фотография: Санта Файл
Фигуры слона и людей с энтоптическими точками. Фотография: Санта Файя
Загадочная "сцена на мосту". Ущелье Джанкшен, Драконовы горы (смотри главу девятую). Фотография: Санта Файя
Вверху: Змеиная скала. Внизу: фрагмент росписи Змеиной скалы: змея, из носа у которой течет кровь, обвилась вокруг удлиненной человеческой фигуры. Фотографии: Санта Файя
Увеличенное лицо одной из фигур из ущелья Джанкшен. Что за существо изобразил здесь древний художник? Фотография: Санта Файя
Скала с изображением шамана, частично преображенного в копытное животное. Обратите внимание на змею с головой антилопы, а также на фигуры рыбы и угрей. Фотография: Санта Файя
Энтоптические узоры в наскальных росписях сан. Такие решетки, точки и зигзаги, совмещенные порой с более сложными фигурами, относятся к универсальным образам измененных состояний сознания. Фотографии: Санта Файя
В своей новой работе Грэм Хэнкок, автор знаменитой книги "Следы богов", попытался установить причину стремительного и совершенно необъяснимого превращения древнего примитивного человека в Homo Sapiens, а также истинные истоки возникновения искусства и религий.
Не были ли сверхъестественные существа, впервые запечатленные на стенах пещер и скальных укрытий, учителями человечества? Возможно, человеческая эволюция — не тот "слепой и бессмысленный процесс", как охарактеризовал его Дарвин, а нечто разумное и целенаправленное, нечто такое, что мы начинаем распознавать только сейчас.
ЧТО ЗАШИФРОВАНО В РИСУНКАХ ПЕЩЕРЫ ПЕШ-МЕРЛЬ?
ПОЧЕМУ МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ В ГАБОНЕ, КАМЕРУНЕ И ЗАИРЕ С ЛЕГКОСТЬЮ ПРОТИВОСТОЯТ УСИЛИЯМ МНОГОЧИСЛЕННЫХ МИССИОНЕРОВ, ПЫТАЮЩИХСЯ ОБРАТИТЬ ИХ В ИСЛАМ И ХРИСТИАНСТВО?
ПОЧЕМУ ПРЕВРАЩЕНИЕ ПРИМИТИВНОГО ЧЕЛОВЕКА В HOMO SAPIENS ПРОИЗОШЛО ПРАКТИЧЕСКИ ОДНОВРЕМЕННО НА РАЗНЫХ МАТЕРИКАХ?
КАКИМ ОБРАЗОМ ШАМАНЫ ИСЦЕЛЯЮТ БОЛЬНЫХ?
ПОЧЕМУ АБСОЛЮТНО ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СООБЩЕСТВА ВО ВСЕ ВРЕМЕНА ВЕРИЛИ В СУЩЕСТВОВАНИЕ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО МИРА?
Вполне обоснованным представляется такой вопрос: как знать, не эксперименты ли с галлюциногенными растениями послужили в глубокой древности первым толчком к представлениям человека о мире духов? И пока паука не в состоянии исчерпывающе и удовлетворительно объяснить процесс происхождения религии, эта сфера остается открытой для дальнейших исследований.
Грэм Хэнкок