Стихи - Фотография - Проза - Уфология - О себе - Фотоальбом - Новости - Контакты -

Главная   Назад

Роберт Темпл Мистерия Сириуса

0|1|2|3|4|5|6|7|

Рис. 19. Взаимное расположение египетских Фив, оазиса Сива, Додоны и Бехдета (слева) соответствует взаимному расположению четырех звезд созвездия Арш (справа).

Обратим внимание на тот факт, что и город, и звезда названы по имени одного и того же человека, и этот человек был кормчим микенского флота, стоявшим у руля флагманского корабля. Еще раз и звезда, и город оказываются связанными с рулем, а «Руль» — одно из названий этой звезды.

«Указанная версия происхождения названия «Канопус», — продолжает Аллен, — была достаточно древней и популярной, но не единственной. По мнению Аристида, это слово посходит к коптскому (или египетскому) выражению Кохи Нуб — Золотая Земля. Иделер, соглашаясь с такой трактовкой, полагает, что те же слова лежат в основе и других наименований Канопуса — таких, как Вазн (Вес) и Хадар (Земля) в арабском языке, а также более редких Пондеросус и Террестрис. Что именно дало повод для подобных наименований — сказать трудно, но можно допустить, что причиной явилась большая яркость звезды и ее близость к горизонту. Не случайно Эратосфен называл Канопус Перигеем («Околоземным»)».

Удивительно, с каким постоянством это слово — Аль-Вазн, «Вес» (и его латинская форма Пондероссус), выплывает всякий раз, когда на заднем плане обсуждаемого вопроса можно рассмотреть очертания Сириуса!

Аллен замечает, что «индийцы называли [Канопус] Агастья — по имени одного из риши, божественного мудреца, который был рулевым ковчега Аргха». Опять тот же образ, что и в Средиземноморье!

И еще одна деталь… Вот что пишет Аллен о другой звезде из созвездия Арго, обозначаемой греческой буквой эта. «[Йенсен] утверждает, что для вавилонян эта Арго символизировала бога Эа (На) из Эриду, Владыку Волн, известного также под именем Оаннеса, — рыбочеловека и величайшее божество Вавилонского царства».[236]

Здесь мы снова встречаемся с Оаннесом — загадочным земноводным существом, иногда отождествлявшимся с богом Энки, который, согласно шумерским мифам, жил на дне Абзу (Бездны) в пресной (не соленой) воде. Именно Энки помог герою шумерского мифа о Потопе построить ковчег и спастись в нем от постигшей человечество катастрофы. Позже то же самое сделал еврейский бог Яхве. Интересно, многие ли евреи знают, что их бог некогда был земноводным?

«Прото-Ноя», которому помог Энки, звали, по одной версии, Зиусудра, а по другой — Утнапиштим. В этой древнейшей истории о Потопе ее герой выпустил из ковчега птицу, чтобы найти сухую землю, — точно так же, как впоследствии поступил Ной, да и тот же Ясон (последний посылал птиц, чтобы они, пролетев между сталкивающимися скалами, проложили путь для «Арго»). X. У. Парк в книге «Оракулы Зевса» связывает птиц Ясона с Додоной. И в Додоне, и в Дельфах жрецы утверждали, что «греческий Ной» — Девкалион — причалил к вершине одной из близлежащих гор. Что касается Ноя, то он, как известно, высадился на горе Арарат, которую отыскала для него выпущенная им птица. Ниже мы увидим, в чем смысл этих пернатых и насколько важны найденные ими места. Пока же запомним только, что Додона и Арарат связаны между собой тем обстоятельством, что их обнаружил некий «Ной», пославший из своего ковчега некую птицу. Правда, одна из этих историй — чисто греческого происхождения, а другая — чисто еврейского. Что же у них могло быть общего? Так ли существенно, что сочинители каких-то там древних мифов некогда остановили свое внимание на Додоне и Арарате? Ведь евреи и греки никогда не общались между собой, их культуры были герметически замкнуты и строились на нелепых фантастических историях. Разве не так? Кто может оспорить эти утверждения?! Разумеется, никто.

Рис. 21. Единственное сохранившееся в Британском музее изображение ассирийской статуи Оаннеса, сделанное в ходе раскопок. Статуя была найдена археологом Остином Генри Лэйардом в Куюнджике (Ирак) в середине XIX века. На этом рисунке видна нижняя часть большого рельефа, названного археологами «морским божеством». Фигура, представляющая собой или Оаннеса, или одетого в костюм Оаннеса жреца, держит в руке все туже загадочную корзину — по-видимому, сплетенную из тростника. Что именно находилось в этой корзине — неизвестно. Скорее всего, этот рисунок сохранился просто потому, что был забракован издателем книги Лэйарда. Прочие отправленные в издательство рисунки были утеряны.

Тем интереснее представляется тот факт, что Додона и Арарат расположены на одной и той же широте.

Кроме того, недалеко от Арарата находился культурный центр, значение которого для Кавказского региона сравнимо со значением Додоны для Греции. Он назывался Мецамор. Вот как описывают его профессор Дэвид Лэнг и доктор Чарльз Верни:

«Результаты археологических раскопок, проведенных за последние полвека, существенно изменили наши представления об истории литературы, науки и других областей знания в Закавказье. Ключом к пониманию этих изменений является деревня Мецамор, лежащая в нескольких милях к западу от Эчмиадзина, недалеко от гор Арарат и Алагез. Рядом с этой деревней находится большой каменистый холм, с полмили в окружности, с многочисленными выходами горных пород. Холм изрыт пещерами, служившими в древности подземными складами и жилищами. Сегодня можно с полным основанием утверждать, что уже пять тысяч лет назад здесь существовал крупный научный, астрономический и производственный центр, в котором процветали металлургия, астрология и примитивная магия.

Мецаморская «обсерватория» покрыта густой сетью таинственных знаков. Судя по всему, иероглифическая письменность в Армении восходит к исключительно древним временам — возможно, даже к неолиту. По всей Армении мы находим пиктограммы и петроглифы с изображениями людей и животных, вырезанные или выцарапанные на скалах и на стенах пещер. Практически нет сомнений, что с их помощью осуществлялся обмен информацией. По-видимому, они также являлись формой религиозного и художественного самовыражения древнего человека».[237]

Лэнг и Берни говорят и о широких контактах Мецамора с окружающим миром:

«Не следует недооценивать достижений шумеров в производстве меди и бронзы. Хотя Закавказье и находится территориально в пределах Ближнего Востока, от древних европейских медеплавильных центров его отделяет только узкий (хотя и высокий) Кавказский хребет. Грузия и прилегающие к ней районы были, таким образом, широко открыты и европейским, и ближневосточным влияниям. По всей видимости, производство металла не зародилось в этом регионе, а было заимствовано со стороны и поначалу развивалось не слишком быстрыми темпами. Однако постепенно местные мастера освоили эту технологию, и с конца третьего тысячелетия они уже действовали самостоятельно. <…> Судя по находкам в Мецаморе, производство металла в Закавказье началось сразу же после того, как в этот регион проникли — в поисках источников сырья — чужеземные торговцы, принесшие с собой медные и бронзовые изделия и сведения о технике их производства. То же самое произошло несколько раньше в Европе. И если имеющиеся свидетельства действительно указывают на Армению как на древнейший металлопроизводящий район Закавказья, то они же говорят и о наличии ближневосточных влияний».[238]

Примечательно, что Додона и Мецамор находятся на одинаковых расстояниях от египетских Фив.

Вернемся теперь к Аллену и Оаннесу «Берос описывает Оаннеса как культурного героя; в мифологии он стал уже создателем человека <…>; некоторые авторы видят в нем прототип Ноя».[239]

О звезде Канопус Аллен говорит в следующих словах: «Поскольку созвездие [Арго] связывалось жителями долины Нила с великим богом Осирисом, то и самая яркая звезда стала звездой Осириса… «Эпитет «тяжелый» также не прошел мимо его внимания: «В Альфонсинских таблицах [Канопус] именуется Сухел Пондероссус («Для персов слово «Сухейл» означало «мудрость»; существовало, к примеру, выражение Сухел Сириус…»); одна из средневековых хроник называет его Сихил Пондероса — что является переводом арабского «Аль-Сухейл аль-Вазн». Аллен доказывает, что первоначально это наименование относилось к другой звезде, расположенной севернее, «около созвездия Ориона». Выходит, что к Канопусу оно прямого отношения не имеет! Сириус же находится на небосводе и севернее Канопуса, и рядом с Орионом. По всей видимости, важнейшая характеристика невидимого Сириуса В была перенесена на ярчайшую звезду совсем другого созвездия.

Вернемся к проекции очертаний «Арго» на земную поверхность. Очевидно, его корме и рулю должен соответствовать город Канопус (или же его более древний сосед — Бехдет, расположенный немного восточнее). А как быть с Додоной? Известно, что Афина поместила в киль (или, по другой версии, в нос) «Арго» кусок священного дуба из Додоны. Аллен пишет:

«Согласно мифологическим источникам, корабль «Арго» был построен Главком, или Аргосом для Ясона, предводителя пятидесяти аргонавтов, число которых соответствовало числу весел корабля и которым помогала Афина Паллада. Благодаря куску говорящего дуба из Додоны, «Арго» мог «предупреждать свою команду о грозящих опасностях и подсказывать, куда им надо плыть». Афина помогла аргонавтам совершить их знаменитое плавание из Иолка в Фессалии в Ээю в Колхиде и добыть Золотое руно, а после успешного завершения путешествия подняла корабль в звездное небо».

Рис. 22. (а) (слева) Вавилонский полудемон Оаннес, земноводное существо, прибывшее с неба и, по мнению вавилонян, заложившее основы земной цивилизации. Из Нимруда. (б) (справа) Барельеф, изображающий Оаннеса на стене дворца ассирийского царя Саргона II (царствовал с 721 по 705 г. до н. э.) в Хорсабаде (современный Ирак). Источник: рис. 54 в книге Джозефа Бономи «Ниневия и ее дворцы» (Лондон, 1875). В этой книге Оаннес назван Дагоном — так, как его именовали филистимляне. На исходном рельефе Оаннес окружен морскими волнами, отсутствующими на гравюре.

Рис. 23. Изображение на древнегреческой гемме. Аргос обрабатывает кусок священного дуба из Додоны, чтобы поместить его в киль корабля «Арго».

Вычерчивая земную проекцию «Арго», следует начинать с Бехдета, который расположен на северном (средиземноморском) побережье Египта, несколько восточнее Канопуса. В классической Греции, однако, о древнем Бехдете забыли или, вернее, подменили его Канопусом. Павсаний, в частности, упоминает явившегося в Дельфы «Геракла из Канопуса», предтечу греческого Геракла (который был родом из Тиринфа). Небезынтересно, что эллины считали первого Геракла египтянином. Дельфийский оракул даже отдавал египетскому Гераклу явное предпочтение перед его греческим собратом. Вспомним, что, согласно наиболее древним версиям эпоса об аргонавтах, их предводителем был именно Геракл, а не Ясон. Специалисты согласны, что у Гильгамеша и Геракла много общего и первый, скорее всего, является прообразом второго.

Итак, мы помещаем корму «Арго» в Канопусе (точнее, в Бехдете), а его нос — в Додоне (ибо из Додоны был взят и вставлен в нос корабля кусок волшебного дуба). Таким образом, мы не просто фантазируем, а размещаем корабль в соответствии с указаниями эпоса.

Если мы теперь закрепим руль в выбранной точке и повернем корабль на карте так, чтобы нос, касавшийся Додоны, оказался направленным в сторону Мецамора, мы обнаружим, что описали угол ровно в 90°.

Теперь нам предстоит затронуть вопросы геодезии. Большинству людей (за исключением, может быть, моряков и летчиков) эта дисциплина представляется крайне скучной. Особенно равнодушны к ней, судя по всему, археологи. Мало в чем они разбираются так же плохо, как в астрономии и геодезии. Средний археолог едва ли не обречен быть полным невеждой в отношении даже наиболее элементарных астрономических фактов. На этот счет немало ехидных замечаний рассыпано по страницам книги «Утро астрономии», которую написал известный астроном викторианской эпохи (и друг сэра Уоллиса Баджа) сэр Норман Локьер.[240] Из более современной литературы такого рода можно назвать «Мельницу Гамлета». Сантильяна и фон Дехенд тоже не удержались от критики в адрес астрономического невежества археологов.

Именно в области геодезии ждут нас интереснейшие открытия… Территория Египта занимает по широте 7° — от Бехдета до Великих порогов. У меня есть основания предполагать, что древние египтяне рассматривали расстояние в 7° как октаву — по аналогии с октавой музыкальной. Большинству читателей, конечно, известно, что последняя состоит из восьми нот, разделенных семью интервалами (строго говоря, речь должна идти о пяти тонах и двух полутонах, но это уже детали; нам достаточно иметь представление о семи интервалах).

Некоторое время назад в газетах появилось сообщение, подтверждающее, что жители древнего Средиземноморья были знакомы с принципами музыкальной гаммы. В лондонской «Тайме»[241] была опубликована статья о работе д-ра Ричарда Л. Крокера, профессора истории музыки из Калифорнийского университета в Беркли, и д-ра Анны Д. Килмер, профессора ассириологии из того же университета. В статье приводится следующее высказывание д-ра Крокера: «Давно известно, что музыкальная культура ассиро-вавилонской цивилизации была достаточно высокой. Но лишь недавно мы узнали, что их музыкальная гамма — это та самая диатоническая гамма, которая характерна как для современной западной музыки, так и для музыки древнегреческой». В ходе пятнадцатилетних исследований Кро-кер и Килмер доказали, что на некоторых глиняных табличках из Угарита (побережье современной Сирии), датируемых примерно 1800 годом до н. э., записана музыка, в основе которой лежит хорошо знакомая нам октава. Подводя итог результатам этих исследований, д-р Килмер замечает: «Здесь перед нами — древнейшая запись музыкального произведения, которой располагают историки». Профессора Крокер и Килмер даже исполнили записанную мелодию на музыкальном инструменте, изготовленном по образцу древней лиры. Спустя 3700 лет эта музыка прозвучала снова.[242]

Я полагаю, что египтяне откладывали «геодезическую октаву» на земной поверхности, начиная с широты 1° к северу от Бехдета и заканчивая Додоной. Ибо Дельфы лежат ровно на семь, а Додона — ровно на восемь градусов севернее Бехдета! (На это обстоятельство обратил внимание Ливио Стеччини; ниже мы к нему еще вернемся.)

Рис. 24. Если соединить прямыми Бехдет, Додону и Мецамор, получится прямоугольный треугольник.

Геодезическая октава содержала, на мой взгляд, следующие оракульские центры (в обратном порядке):

8. Додона.

7. Дельфы (с их знаменитым омфалом, каменным пупом).

6. Делос, с его прославленным храмом Аполлона, некогда тоже оракульским центром со своим омфалом.

5. Кифера (ее северо-восточное побережье); или, возможно, остров Санторин (Фера).

4. Омфал (Фена) около Кносса на Крите (в долине Ом-фалейон).

3. Неизвестное пока место на южном или юго-западном побережье Кипра (Пафос? Мыс Гата?).

2. Тритонийское озеро в Ливии.

1. Эль Мардж (Барче, или Барка), также в Ливии.

Точки, положение которых удалось установить, находятся друг от друга на расстоянии — по широте — в 1° (и, соответственно, их расстояние от Бехдета выражается целым числом градусов). Что касается самого Бехдета, то, как мы убедимся ниже, он был чем-то вроде Гринвича Древнего мира — его геодезическим центром (а также и додинастической столицей Египта).

Рис. 25. Бог Аполлон восседает на своем треножнике в дельфийском храме (рисунок на древнегреческой вазе). Позади него растет дельфийский лавр. В правой руке он держит специальную чашу, в которую будет всматриваться жрица, впадая в транс. Сзади Аполлона стоит служанка с кувшином, из которого наполняется эта чаша. В чашу наливали горячий настой растений, обладающих наркотическими свойствами, — таких, как белена, дурман, чемерица и др., испарения которого помогали жрице войти в необходимое для прорицаний состояние. Посетителям жрецы объясняли, что отвратительный запах, царящий в помещении храма, — это «вонь от разлагающегося тела Пифона, некогда поверженного Аполлоном и сдохшего в глубокой расщелине под храмом». На самом деле, как показали раскопки, никакой расщелины там не было. Подробности служб в дельфийском храме Аполлона описаны в моей книге «Беседы с вечностью» (Лондон, 1984). Там же на страницах 53, 58 и 59 можно найти и дополнительные иллюстрации.

На каком основании я допускаю наличие связи между оракульскими центрами и музыкальной октавой? Таких оснований несколько, и я постараюсь уменьшить справедливое удивление читателя, продемонстрировав некоторые из них.

Грейвс в «Греческих мифах» приводит интересные сведения об Аполлоне, боге — покровителе Дельф и Делоса (два центра из нашего списка): «В период классической древности Аполлон покровительствовал музыке, поэзии, философии, астрономии, математике, медицине и другим наукам. <…> Семи струнам его лютни (имевшим мистическое значение) соответствовали семь гласных греческого языка. Эта музыка обладала лечебными свойствами. Кроме того, Аполлона отождествляли с младенцем Гором и потому поклонялись ему в образе солнца. Этот коринфский культ впоследствии был вытеснен культом солнечного Зевса».[243] (Курсив мой. — Р. Т.)

Обратите внимание на упоминание имени Гора, чей сокол был патроном колхидского кладбища, давая усопшим надежду на новую жизнь. Одно из значений слова киркос (Цирцея — сокол), на котором я особо не останавливался, — «круг». Традиционно это один из солярных символов (как и Золотое руно, а также и сокол). Даже одноглазые великаны циклопы имеют прямое отношение к солнцу. На самом деле они скорее круглотшзые (именно таково значение слова «циклоп»), чем просто одноглазые. Грейвс пишет: «Образ одноглазого Полифема… пришел с Кавказа…

Каков бы ни был смысл этой истории, А Б. Кук в своей книге «Зевс» (стр. 302–323) убедительно демонстрирует, что глаз циклопа представлял собой греческую солярную эмблему».[244]

Далее Грейвс пытается отделить циклопа Полифема от других циклопов, но вряд ли для этого есть какие-то основания. В конце концов, древних циклопов было трое; они были дикие, круглоглазые и считались сыновьями Геи — богини Земли. (Здесь есть некоторая параллель с тремя пятидесятиголовыми чудовищами, о которых мы будем говорить ниже.) В предложенную мной схему все это вполне укладывается. Гея, в частности, была богиней — покровительницей Дельф до Аполлона. И не удивительно, что, по мнению дельфийских жрецов, ковчег Девкалиона причалил к горе Парнас, рядом с Дельфами. Сам же Девкалион был сыном Геи, чьи «кости» он бросал через плечо, чтобы снова заселить опустошенный мир.

Но с Дельфами связан не только ковчег Девкалиона. Как полагает Годфри Хиггинс, здесь не обошлось и без «Арго». «В ходе дельфийских религиозных обрядов процессии несли с собой огромную лодку, по форме напоминавшую лунный серп. Нос и корма этой лодки были одинаково остроконечными. Ее называли Омфалом или Умбликусом или кораблем «Арго».[245]

Другие вопросы, на которых останавливается Хиггинс, включают, в частности, священный индоевропейский слогом, близкий, по его словам, к дивина вокс (божественному голосу) древних греков. Гесихий, а также и Свида интерпретируют слово омф как тейя хлвдон — священный голос или священный звук. Из него и произошло слово омфал — или «место Омфе». Хиггинс связывает все это со священной музыкой и священным именем бога, которое представляло собой последовательность из семи гласных звуков и которое было запрещено произносить вслух. Он пишет: «Точно так же, как благочестивый еврей воздержится от произнесения имени Яхве, благочестивый индус не произнесет священное «Ом».

Как отмечает Хиггинс, слог фе представляет собой корень греческих глаголов фао — «говорить, произносить» — и феми — «сказать». (Могу добавить, что фегос — это «дуб», а феме — «оракул».) Таким образом, Омфе значит «произнесение [слова] ом». (В Додоне, как известно, дуб пророчествовал, то есть «произносил слова».)

Дельфы считались омфалом, иначе говоря — «пупом мира». Но лишь одним из многих.[246] Еще один «пуп» находился на Крите, около Кносса, и входил в октаву оракульских центров, лежащих к северу от Бехдета, додинастической столицы Египта. Фотоснимок делосского омфала воспроизведен на фото 15. Семь гласных, семь нот октавы (восьмая, как известно, представляет собой повторение первой ноты в следующей октаве), восемь оракульских центров, образующих «северную октаву», семь градусов — протяженность древнего Египта по широте, мистическое непроизносимое имя бога, состоящее из семи гласных, — все это элементы одной системы.

Перед тем как мы пойдем дальше, я хочу объяснить предположительный выбор острова Кифера, лежащего неподалеку от южного побережья Пелопоннеса, в качестве пятого элемента моей геодезической октавы оракульских центров. Основания для этого я нашел в замечательной книге профессора Сайруса Гордона «Общие истоки греческой и еврейской цивилизаций».[247] В ней Гордон пишет:

«Культовые центры привлекали людей из самых разных стран. Вероятно, наиболее общей причиной этого, так сказать, магнетизма была высокая репутация жрецов как в практических делах, так и в психологии и медицине. Чужестранцы начали посещать Киферу уже в эпоху строительства пирамид. На этом острове найдена каменная чаша с египетским названием Храма бога Солнца, воздвигнутого при правлении Пятой Династии.[248] В начале второй четверти второго тысячелетия до нашей эры вавилонская надпись, содержащая имя царя Эшнунны Нарам-Сина, была освящена на Кифере «ради жизни» этого месопотамского монарха. (Это доказывает, что обе надписи попали на Киферу в глубокой древности. Современная подделка исключена, ибо текст с именем Наран-Сина был найден на Кифере в 1849 г., то есть до того, как удалось расшифровать вавилонскую клинопись. — Прим. Роберта Темпла.) Интересно, что оба текста носят религиозный характер. Геродот (I, 105) рассказывает, что еще финикийцы воздвигли на Кифере храм, посвященный богине неба. В классические же времена Кифера была одним из главных центров культа Афродиты. Древние храмы строились вблизи Палеополя, на восточном побережье острова. Я посетил Киферу в 1958 году и думаю, что раскопки в этих местах привели бы к интересным открытиям. <…> Египтяне, вавилоняне и финикийцы поклонялись на этом острове Великой богине. (В то время Великая богиня, или Гея, была в чести и в Дельфах — пока на ее место не пришел Аполлон. — Прим. Роберта Темпла.) В северной части острова, на возвышенности, расположенной вблизи берега, еще и сегодня можно видеть древние культовые сооружения, выдолбленные в скалах. На дне колодца, расчищенного несколько лет назад, были обнаружены древние статуи. <… > Сохранились и построенные в древности стены. <… > Окружающая местность усыпана керамикой, свидетельствующей, что Кифера была населена в III Среднеминойском (около 1700–1570 гг. до н. э.) и в Позднеминойских периодах, а также в классическую эпоху (V–IV века до нашей эры).[249]

Проблема, которую ставит перед нами Кифера, достаточно трудна. Этот остров слишком отдален и от Египта, и от Азии, чтобы его могли посещать из чисто религиозных соображений. Но никаких более практических оснований для подобных путешествий найти не удается. На Кифере нет особых природных богатств. <… > Следует, по-видимому, признать, что Кифера была важным международно признанным религиозным центром. <… > Подобные центры существовали и в другие эпохи. В классической Греции эту роль играли Дельфы; сегодня, например, Лурд привлекает массы людей, отчаявшихся найти необходимую помощь в своих родных местах.

На Киферу, таким образом, стекались египтяне, семиты, представители других народов, жившие на огромной территории — от Абусира на Ниле до Эшнунны за Евфратом. Эти пришельцы, разумеется, в определенной мере влияли на эгейскую культуру, а возвращаясь домой, приносили с собой и какие-то ее элементы. Меня лично очень обнадеживает тот факт, что сейчас на острове уже ведутся большие раскопки (под руководством профессора Джорджа Хаксли из музея Пенсильванского университета)».

Кифера, таким образом, вполне могла входить в нашу октаву. Но не исключено, что пятым центром был остров Санторин либо что эти два острова были как-то связаны. Некоторым обоснованием для моего предположения о том, что место номер три в октаве оракульских центров должно было находиться на юге Кипра, служат известные из древней литературы слова об «Афродите Киферийской, гладкой как Кипр». Кроме того, Геродот (книга I, 105), описывая храм Афродиты Урании в Аскалоне (Сирия), отмечал: «Как я узнал из расспросов, это святилище — самое древнее из всех храмов этой богини. Ведь святилище на Кипре основано выходцами оттуда, как утверждают сами киприоты, а храм на Кифере воздвигли финикияне, жители Сирии Палестинской». Сайрус Гордон полагает, что в понимании Геродота «финикияне» включали и минойцев.

М ожно вспомнить, что небольшой островок, лежащий напротив Киферы, называется Анти-Кифера, и возле него в свое время были обнаружены остатки древнего затонувшего судна. На этом судне найден миниатюрный механический компьютер, созданный в первом веке до нашей эры. (Профессор Дерек Прайс опубликовал на эту тему целый ряд очень интересных работ.) Это маленькое устройство — одно из многих свидетельств нашей недооценки технического уровня древних цивилизаций.

Рис. 26. Параллели, проведенные с интервалом в 1°, наглядно демонстрируют расположение оракульских центров, соответствующее геодезическим октавам, — от Додоны до Бехдета и от горы Арарат до Хеврона. Такие же параллели изображались на омфалах (см. фото 21 и рис. 33).

Египте известна еще одна гора под таким названием. По словам Сервия, известного своим комментарием к Вергилию, это святилище было основано неким критянином по имени Кипарис — а мы знаем, что минойцы имели прямое отношение к Додоне, Дельфам и Делосу. Откуда взялось название горы Касион — достоверно не известно, но, по мнению Аполлодора (II в. до н. э.), именно здесь состоялся поединок Зевса с Тифоном.

Рис. 27 На пяти римских медных монетах изображен омфал, находившийся в оракульском центре Зевса Касионского. Этот центр располагался у горы Касион, возле Латакии, и тоже входил в восточную часть оракульской октавы на широте 35° 30 . Источник: Cook A. B.Zeus. Cambridge. Vol. II, Part 2,1925, p. 982. Автор книги замечает: «Эти монеты выпущены при императорах Траяне и Антонине Пие. На них изображен храм с пирамидальной крышей, опирающейся на четыре колонны. Внутри храма находится украшенный лентами священный камень». Подобные изображения найдены также и в Дельфах, и Кук подчеркивает, что украшенный лентами камень — явно не метеорит и не фульгурит. «Гора Касион, — замечает он, — это пустынная дюна, примыкающая к Сирбонскому озеру и примечательная прежде всего святилищем Зевса Касионского».

Что касается Делоса, то я хочу процитировать отрывок из книги У. X. Парка «Греческие оракулы».[250] Из него ясно видно, что этот остров вполне мог входить в гипотетическую «северную октаву» оракульских центров:

«Другое преимущество Додоны перед Дельфами состояло в том, что здесь находился оракул самого Зевса. Аполлон был всего лишь сыном последнего, не без труда попавшим в греческий пантеон. Его пророчества не могли, вообще говоря, сравниться по своей значимости с речами отца богов и людей. Дельфийские жрецы нашли удачный выход из этого положения. Не отрицая верховенства Зевса, они заявили, что Аполлон — его избранный пророк! Эта концепция впервые прозвучала в гомеровском «Гимне Аполлону», причем именно в тех его частях, которые имеют отношение к Делосу. Младенец Аполлон разрывает свои пеленки и восклицает:

«Ну-ка подайте мне гнутый лук и милую лиру — людям я стану вещать непреложную волю Зевеса!»[251]

Делос как важный оракульский центр упоминается и в других местах поэмы. Позже он потерял это значение, но празднество на Делосе, описанное в «Гимне», явно датируется еще началом архаического периода — примерно 700 годом до н. э.

Таким образом, представление об Аполлоне как о пророке Зевса возникло, по всей видимости, на Делосе, но было заимствовано и развито дельфийскими жрецами этого бога».

Парк также замечает, что «на Делосе, в поздние времена известном в основном как место рождения Аполлона, некогда существовал и оракул».[252]

Остров Делос был для древних греков священным местом, где запрещались любые военные действия. Выдающийся историк У. У. Тарн писал в своей статье «Политическое значение Делоса»: «Можно не сомневаться, что крохотный остров Делос занимал совершенно особое положение в религиозной жизни древних греков (поскольку на нем родился Аполлон) и в течение многих столетий почитался как «святое место». <…> Весь остров Делос считался святыней. <…> В третьем веке [до н. э.] Каллимах в своем «Гимне Делосу» именует его святейшим из островов: никто не имел права ступать на его берега с оружием в руках, и он не нуждался в оборонительных стенах, поскольку сам Аполлон защищал Делос. Эта традиция существовала с шестого по второй век [до н. э.], но возникла она значительно раньше — так сказать, одновременно с рождением Аполлона».[253]

Диодор Сицилийский (I век до н. э.), основываясь на информации своих предшественников, писал, что в древние времена оракул Аполлона на Делосе играл столь же важную роль, как позже — Дельфийский оракул.

«… Случилось на Родосе великое бедствие — расплодились огромные змеи, ставшие причиной гибели многих и многих людей. И тогда оставшиеся в живых отправили посольство на Делос, дабы вопросить у бога — как избавиться им от чудовищ? И Аполлон приказал принять на Родосе Форбанта с его людьми и разрешить им там поселиться… и родосцы подчинились велению оракула. И тогда Форбант уничтожил всех змей, освободил остров от царившего там страха и навсегда поселился на Родосе. <… > Во времена же более поздние, чем описанные нами, сын критского царя Катрея Алтемен, задавший оракулу некие вопросы, неожиданно получил ответ, что суждено ему стать убийцей собственного отца. И, желая избежать предначертанного, Алтемен бежал с Крита… Незадолго же до Троянской войны сын Геракла Тлеполем, случайно убивший Ликимния, добровольно удалился в изгнание из города Аргоса; вопросив оракула — где ему следует поселиться, он получил ответ — на Родосе, и был хорошо принят жителями острова. И, став на Родосе царем, он поделил землю…»[254]

Чем отличились в своей жизни упомянутые герои и цари — не столь уже важно; существеннее, что, судя по этому отрывку, значение Делосского оракула в древние времена было вполне сравнимо со значением оракула Дельфийского.

Рис. 28. Дельфийская жрица, сидящая на треножнике и вдыхающая ядовитые пары, исходящие из расщелины (гравюра Ромена де Хуга, 1688 г.).

Что же касается омфала на Крите, еще одного важного пункта в нашей октаве, то о нем Диодор Сицилийский пишет следующее:

«… Рея, родив Зевса, укрыла его от гнева Крона в пещере горы Ида… И много свидетельств рождения и первых лет жизни бога сохранились до наших дней на острове [Крите]. Говорят, что когда куреты уносили младенца Зевса с острова, то пуповина его (омфал) осталась на берегу реки Тритон, и это место стало почитаться как священный Омфал, окрестная же долина получила наименование Омфалей».[255]

Местом рождения богини Афины также называлось иногда — Тритонийское озеро в Ливии (также входящее в нашу оракульскую октаву), а иногда — река Тритон на Крите. Об этой традиции сообщает все тот же Диодор Сицилийский: «Миф гласит, что Афина вышла из головы Зевса на Крите, у истока реки Тритон, почему и именуют ее Тритогенея. И у истоков этих до сего дня высится храм, посвященный этой богине, возведенный на том месте, где она родилась».[256] Похоже, таким образом, что Афина должна была родиться в двух разных местах — но места эти являются элементами одной и той же геодезической системы, будучи разнесены по широте ровно на один градус.

В пользу моего предположения о том, что оракульские центры Додоны, Дельфов, Делоса, Киферы, Кносса и Кипра были некогда связаны в единую систему, говорит целый ряд фактов. Их широты отличаются на один градус, а расстояние от Бехдета составляет — по широте — целое число градусов. Наличие устойчивых связей между этими центрами и Египтом подтверждается и преданиями, и данными археологии. Еще раз обратимся к книге Парка:

«Как показали раскопки, на месте известного храма Афины Пронеи в Дельфах с древнейших времен существовал культовый центр… С археологической точки зрения весьма любопытно, что многие предметы, найденные там и относящиеся к архаическому периоду напоминают критские — или даже были привезены с этого острова. Гомеровский «Гимн Аполлону» заканчивается словами:

«После же Фебу на ум пришла другая забота: как бы себе сюда человеков привлечь в услуженье, кои в скалистой Пифо попечители капища станут. Только помыслил, сейчас и приметил средь пенного моря черный челн, а в нем доброчестных множество мужей, критян из Кносса Миносова — им-то и должно владыке жертвенный чин вершить и гласить приговоры святые златоколчанного Феба, какие от вещего лавра благоволит он изречь под двойною главою Парнаса».[257]

По мнению некоторых ученых, бесспорные археологические свидетельства о наличии связей между архаическими Дельфами и Критом позволяют предположить, что это не просто легенда. Возможно, что именно с Крита был заимствован культ Аполлона… »

Тот же гомеровский «Гимн» утверждает, что Аполлон прибыл в Дельфы вместе с минойскими критянами из Кносса. Последние были современниками древних египтян и, естественно, торговали с ними. Эти жители Кносса почитали омфалы. А возле Кносса есть местность, именуемая Омфал и находящаяся на один градус южнее Киферы, которая, в свою очередь, расположена на один градус южнее Делоса, а тот — на столько же южнее Дельфов.

Рис. 29. Деталь фрески из Помпей, воспроизведенная в работе В. Г. Рошера. Омфал идентичен делосскому (см. фото 15 и 18). Пифон нападает на змею, защищающую омфал.

В книге Парка немало и других интересных сведений.[258] Он упоминает, в частности, о неких дарах, которые посылались в Делос через Додону жителями таинственной северной Гипербореи. Что это была за страна, неизвестно, но не исключено, что имелась в виду Британия. Во второй книге «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского описываются гиперборейцы, наблюдающие за небесными телами через некий прибор, который, на мой взгляд (и на взгляд некоторых других ученых), очень похож на телескоп. Желающих приглашаю заглянуть в Историческую библиотеку. Безусловно, древним было вполне по силам изготовить примитивный оптический инструмент — подобный тому телескопу, через который Галилей впервые взглянул на небо. Но чтобы увидеть Сириус В, подобного инструмента совершенно не достаточно!

По словам Парка, «влиятельный оракул Аполлона существовал в Кикладском архипелаге, на острове Делос. <… > Можно предположить, что расцвет его приходится на восьмой век до нашей эры, а упадок — на седьмой… К тому времени, когда Писистрат и Поликрат во второй половине шестого века возродили Делос как религиозный центр, этот оракул уже, по всей видимости, прекратил свое существование».[259]

«Гиперборейские дары» заслуживают, на мой взгляд, более пристального внимания. Рассказ о них полон крайне любопытных деталей и имеет самое прямое отношение к теме нашей книги. Одно из наиболее детальных исследований этого вопроса принадлежит перу Рэндела Харриса.[260] Вот что он, в частности, писал:

«Для людей, посылавших свои дары на Делос, Аполлон был самой безусловной реальностью: когда-то они с ним расстались, но не забыли его, и теперь старались отыскать потерянного бога с помощью священных посольств и даров. Дары, тщательно упакованные в солому и скрытые от глаз любопытствующих, преодолевали огромные расстояния по суше и по воде. На ящике было начертано: «Аполлону, остров Делос», и открыть его имел право только адресат. В пятом веке до нашей эры Геродот интересовался, каким образом гиперборейские дары прибывают на остров Делос. Как сообщили ему делосские жрецы, священные предметы передаются от народа к народу: от гиперборейцев к скифам, затем к племени, живущему к западу от Адриатического моря; оттуда их переправляют на юг в Додону и передают в руки греков. Из Додоны их везут к Малийскому заливу и переправляют на Эвбею. Здесь их перевозят из одного города в другой вплоть до Кариста. Однако минуют Андрос, так как каристийцы перевозят святыню прямо на Тенос, а теносцы — на Делос. (Геродот, «История», книга 4, 33)

Довольно окольный путь, надо сказать, но оправданный необходимостью избегать горных хребтов, мешающих более прямому маршруту. Свернув к Эвбее, например, можно было обогнуть гору Киферон и выйти к самой южной точке острова возле Кариста, где уже виден остров Андрос, а до Делоса рукой подать.

Павсаний (второй век нашей эры) сообщает ту же историю несколько в иной форме. По его словам, «в Прасиях (на берегу Аттики) есть храм Аполлона. Рассказывают, что сюда приходят жертвенные начатки от гиперборейцев, что гиперборейцы передают их аримас-пам, аримаспы иседонам, от этих последних скифы доставляют их в Синоп. Затем через земли эллинов (греков. — Прим. авт.) они доставляются в Прасии, а затем уже афиняне везут их на Делос. Так как эти начатки завернуты в пшеничную солому, то никто не знает, что они собой представляют».

Павсанию, однако, известно, что священные дары представляли собой именно начатки — первые плоды нового урожая; тот факт, что они доставлялись на берег Аттики, объясняется просто — к этому времени Делос уже принадлежал Афинам, и Эвбею можно было оставить в стороне. Удивляет другое — то, что гиперборейские дары везли через Черное море (возможно, из Ольвии?) и что из Синопа их доставляли на берега Босфора и далее — в Грецию. За 700 лет до Павсания Геродот поведал совсем о другом маршруте. Но Павсаний описывает свой вариант маршрута в таких подробностях, что счесть его вымышленным довольно трудно. Кроме того, он совпадает с древним священным путем через Скифию к Эвксинскому (Черному) морю, по которому с берегов Балтики доставлялся на юг янтарь. Судя по тому, что между гиперборейцами и скифами располагались земли еще двух народов — аримаспов и иседонов, Гиперборея находилась где-то на самых дальних границах обитаемого мира. Получается, что во времена Павсания «жертвенные начатки» доставлялись на Делос по восточному янтарному пути, выходившему к побережью Черного моря, а во времена Геродота — по западному, заканчивавшемуся на Адриатическом берегу.

Профессор Риджуэй предложил убедительное объяснение, поддержанное Дж. Фрэзером, смены западного пути на восточный. По его мнению, в глубокой древности существовал налаженный торговый путь из Черного моря вверх по Дунаю, а затем к северному побережью Адриатического моря. Именно об этом пути идет речь в рассказе Геродота. Но с основанием греческих колоний в северном Причерноморье появился другой, значительно более короткий путь из Скифии в Грецию через Босфор, а затем через Мраморное и Эгейское моря. Именно этот маршрут и описан у Павсания. Священные дары, по его свидетельству, доставлялись из Скифии в Синоп — одну из важнейших греческих колоний, расположенную на южном побережье Черного моря, прямо напротив Крыма».[261]

Еще одно важное обстоятельство, оставшееся не замеченным историками, которые пытались объяснить перемену маршрута, состоит в упадке Додоны. За семьсот лет, разделяющих Геродота и Павсания, она перестала быть важным религиозным центром геодезической октавы, и посещать ее стало необязательно. Существенен, конечно, и тот факт, что восточный маршрут — короче и легче; но вот вопрос: почему в свое время необходимо было везти священные дары по небезопасному западному пути? Убедительно ответить на этот вопрос можно, только приняв во внимание древнейшие связи, существовавшие между До-доной и Делосом. Таинственные дары гиперборейцев веками следовали по предписанному пути, имевшему глубокий религиозно-познавательный смысл.

К сожалению, я не могу привести здесь все исторические свидетельства, имеющие отношение, с одной стороны, к «северной октаве», а с другой — к проблеме Сириуса. Невозможно и уделить здесь необходимое внимание астрономическим знаниям древних.[262]

Приведем отрывок из «Мельницы Гамлета», имеющий прямое отношение к обсуждаемым вопросам. Читатель может поверить мне на слово, что я размышлял и над возможной связью между семью нотами октавы и семью планетами, известными в древности. Здесь не место углубляться в обсуждение различий между ранним и поздним пифагорейством, равно как и в вопрос о происхождении различных представлений о «гармонии сфер». Вот этот отрывок: «Аристотель сообщает («Риторика», 2–24), что «пес» — это «Собачья звезда» (Сириус), именуемая также Паном. По словам Пиндара, это «изменяющий свои очертания пес Великой богини [Геи]». <…> Важнейшему значению Сириуса как «предводителя планет» (или, так сказать, восьмой планеты) и как Пана, «учителя танцев» (хорейтоса), равно как и подлинного космократора, властелина «трех миров», можно было бы посвятить целый том».

Ссылка на Сириус как на «восьмую планету» представляет особый интерес. (Кстати говоря, есть основания предполагать, что древние знали о существовании восьмой планеты Солнечной системы — Урана. Египтяне могли наблюдать его способом, описанным в книге Питера Томпкинса «Тайны Великой пирамиды». Я полагаю, что, во-первых, так и было на самом деле, а во-вторых — что Уран иногда приравнивали к Сириусу В, по той простой причине, что оба эти небесные тела «невидимы». Кроме того, Сириус В вращается вокруг Сириуса А подобно планете, вращающейся вокруг своего солнца, и, как я уже упоминал, его период обращения меньше, чем периоды обращения Урана, Нептуна и Плутона. Тот факт, что звезда Сириус В движется по своей орбите быстрее, чем планета Уран, служил дополнительным основанием, чтобы видеть в них некоторое сходство. Как ни странно, но иногда Сириус В уподоблялся и самой внутренней планете Солнечной системы — крошечному Меркурию. Орбита последнего символизировалась человеческими внутренностями (см. рис. 16), а Уран считался «октавным» выражением Меркурия.

Рассмотрим вопрос о «восьмой планете» в его связи с оракульскими центрами. В музыке восьмая нота завершает одну октаву и одновременно начинает следующую. «Восьмая планета», таким образом, была бы своеобразным повторением первой — Меркурия (или по-гречески — Гермеса). Именно Гермес (Меркурий) подарил Фриксу златорунного барана, на котором тот смог бежать в Колхиду. А в нос корабля «Арго», доставившего Золотое руно в Грецию, был вложен кусок дуба из Додоны. В Колхиде же оно хранилось в «гроте Ареса (Марса)». Таким образом, на пути в Колхиду Золотое руно находилось под покровительством первой планеты (Меркурия), в царстве Ээта ей покровительствовал (планета?) Марс, а вернулось оно в Грецию при содействии «восьмой планеты» — Сириуса (ибо «Арго» нес кусок дуба из восьмого оракульского центра). А мы уже знаем, что если развернуть проекцию «Арго» на 90°, то его нос, касавшийся вначале Додоны, будет направлен в сторону Мецамора. Более того, если поместить корму корабля в египетских Фивах, а нос — в Додоне, то при аналогичном повороте его нос коснется Арарата-Мецамора.

Парк пишет: «Единственный малоазиатский оракульский центр, о котором мы точно знаем, что в шестом веке он уже существовал, — это Дидимы около Милета». Милет лежит на той же параллели, что и Делос, а Сарды — на той же параллели, что и Дельфы.

Как мы знаем, гора Арарат и связанный с ней мецамор-ский центр имеют ту же географическую широту, что и До-дона. Возможно, что, помимо «северной октавы», существовала и «северо-восточная». Ниже мы увидим, что геодезические пункты были разбросаны на огромной территории и расстояния до них отсчитывались от Бехдета, древнего Гринвича. (Например, поместив ножку циркуля в Бехдете, мы можем прочертить дугу через Ээю в Колхиде и Мекку. Прямая, соединяющая египетские Фивы с Додоной, проходит вблизи Омфала и Кносса на Крите. Линии, соединяющие между собой Фивы, Додону и Мецамор, образуют равносторонний треугольник. Линия, проведенная из Бехдета в Додону, пересекает Феру (Санторин). Мекка, Бехдет и Додона лежат на одной прямой. Кстати, если уж речь зашла о Мекке, я не думаю, что мусульманских ученых это обстоятельство удивит. Им хорошо известно, что на своем месте священный город расположен отнюдь не случайно, а храм Каабы существует с доисторических времен. Утверждают, что его основал пророк Авраам.)

Рис. 30. Если соединить прямыми египетские Фивы, Додону и Мецамор, получается равносторонний треугольник.

Связь между Дельфами и древними знаниями о Сириусе не ограничивается визитом «Геракла из Канопуса», макетом корабля «Арго», плывущим над религиозными процессиями, и склонностью утверждать, что ковчег Девкалиона причалил здесь, а не возле Додоны (эти оракульские центры, как я уже отмечал, постоянно соперничали между собой).

Другие элементы традиции, связанной с Сириусом и сохранявшейся в Дельфах, имеют отношение к «Арго» и минийцам. Именно один из дельфийских прорицателей объявил, что золотое руно необходимо вернуть из Колхиды в Полк К концу книги мы поймем, что не кто иной, как дельфийские жрецы, обеспечили сохранение древних знаний о Сириусе и передачу их — при посредстве догонов — современной цивилизации. Ибо судьбу минийцев решили Дельфы, и в бывшем Французском Судане сохранилась именно эта традиция. Каким образом это произошло, я объясню ниже.

Несколько слов об омфалах и Бехдете… Эта тема глубоко проанализирована в замечательной книге Питера Томпкинса «Тайны Великой пирамиды» (с послесловием Ливио Стеччини). Томпкинс пишет:

«Главный меридиан Египта делил страну по долготе на две одинаковые части. Он шел от Бехдета на средиземноморском побережье, пересекая остров на Ниле, расположенный к северо-востоку от Великой пирамиды, и вновь пересекая Нил возле Второго порога. <…> Города и храмы, как отмечает Стеччини, совершенно осознанно воздвигались в точках, расстояние от которых до тропика или до главного меридиана выражается в целых числах или в простых дробях. Додинастическая столица Египта — Бехдет — лежит в устье Нила на главном меридиане, в точке с широтой 31°30 . <…> Первая столица объединенного Египта — Мемфис — также расположена на главном меридиане, а ее широта составляет 29°5Г, точно 6° к северу от тропика. <…> Поскольку каждый из этих городов рассматривался и в географическом, и в политическом отношении как «пуп мира», там устанавливался омфал, или каменный пуп, представлявший собой изображение северного полушария планеты (от экватора до полюса). Он был покрыт параллелями и меридианами, показывающими местоположение других подобных «пупов» и расстояния до них. В Фивах каменный омфал был установлен в центральном зале храма Амона… Чтобы проложить с абсолютной точностью меридиан, соответствующий 30° восточной долготы, от Средиземного моря до экватора, на расстояние свыше 2000 миль, и затем вычертить два равноотстоящих меридиана, считавшихся границами страны на западе и на востоке (см. рис. 20), египтяне должны были обладать огромными познаниями в области астрономии. Еще остроумнее был их метод определения географической долготы, реконструированный Стеччини.

С помощью несложного «телеграфа», представлявшего собой систему световых маяков, египтяне, как полагает Стеччини, могли молниеносно сообщать на большие расстояния к западу и к востоку, какая звезда в данный момент времени находится в зените. Глубокие геодезические и географические знания египтян позволили этой стране стать геодезическим центром Древнего мира. Другие страны воздвигали свои храмы и столицы, отсчитывая расстояния от египетского «нулевого меридиана». Таким образом были воздвигнуты Нимрод, Сарды, Сусы, Персеполь и даже, по всей видимости, древняя китайская столица Ан-Янг.

По словам Стеччини, этого невозможно было бы достичь, если бы египтяне не располагали очень точными наблюдательными данными. То же самое можно сказать и о религиозных центрах евреев, греков и арабов.

Еврейские историки сообщают, в частности, что первоначально главный культовый центр иудаизма находился не в Иерусалиме, а на горе Геризим, которая находится ровно в 4° к востоку от «египетского меридиана». Иерусалим стал таковым только начиная с 980 г. до нашей эры.

По мнению Стеччини, два основных оракульских центра Древней Греции — Дельфы и Додона — также имели геодезическое значение. Дельфы находятся на расстоянии 7° к северу от Бехдета, а Додона — в 8° от него».

Рис. 31. Это изображение священной корзины из Хорсабада — важное свидетельство существования связи между Оаннесом и каменными омфалами. На корзине, которую постоянно носит Оаннес, изображены два голубя, смотрящие в разные стороны (такие же голуби изображались на омфалах). Плетение корзины также напоминает сеть, обычно покрывавшую омфалы.

Именно это блестящее наблюдение Стеччини и послужило основой для моей гипотезы о «северной октаве».

Читатели, знакомые с историей фараона Тутанхамона (которого сначала звали Тутанхатоном), его тестя Эхнатона и тещи Нефертити, уже, по-видимому, поняли, что в основе религиозно-геодезического конфликта между Эхнатоном и египетскими жрецами лежало желание первого воздвигнуть новую геодезическую столицу Египта. Столицу-то он воздвиг, но при этом существенно ущемил интересы жрецов. Почему межевые камни этого города — Ахетатона — были впоследствии разбиты с такой яростью? Да именно потому, что Эхнатон пытался изменить геодезическую систему Египта!

На фото 14 и 16 запечатлены омфалы, сохранившиеся в Дельфах и Милете. Оба они покрыты узором, представляющим собой сеть параллелей и меридианов. Подобная сеть присутствует и на корзине, постоянно изображаемой в руках Оаннеса (см. рисунки 21, 22, 31 и фото 34, 38 и 39). И узор священной корзины Оаннеса-Дагона, сохранившейся в виде ликнос — корзины греческой богини Деметры (которая наследовала рыбохвостому божеству филистимлян Дагону как богиня земледелия), — точно воспроизводит сетку географических координат. В мифологической традиции догонов плетению корзин и ткачеству придается большое значение и нередко упоминаются священные корзины, «которые на самом деле корзинами не являются».[263]

На рисунке 32 можно видеть также и омфал, найденный Рейснером в великом храме Амона в египетских Фивах. Этот камень находился в центральном помещении храма. На одном из египетских папирусов изображен омфал с двумя голубями, примостившимися на его верхушке (см. рис. 36). Эти два голубя символизируют формирование сети параллелей и меридианов.[264] Они — те самые голуби, которые, по словам Геродота, летали из Фив в Додону.[265] Разумеется, здесь изображены почтовые голуби. Поддерживать эффективную связь между оракульскими центрами, разбросанными на огромной территории (что было необходимо для функционирования единой системы этих центров) в ту эпоху можно было только с помощью почтовых голубей: ведь почтовый голубь в состоянии долететь из Фив в Додону всего за один день.[266] Путешествие на такое же расстояние по морю и суше длилось несколько месяцев. Ежедневный обмен сведениями между египетским религиозным центром в Фивах и его оракульскими «колониями» должны были обеспечивать именно почтовые голуби, изображенные как на греческих (см. фото 21), так и на египетских (см. также рис. 37) омфалах. Об этом же свидетельствует Геродот. По всей видимости, столь быстрый обмен новостями очень помогал в изречении пророчеств и способствовал росту политического влияния оракульских центров. Мало кто из древних властителей мог позволить себе игнорировать распоряжение, отданное, так сказать, богами. Вероятно, жрецы сохраняли в глубокой тайне свою систему быстрого и эффективного обмена новостями, дававшую им большие преимущества при решении политических вопросов.

Рис. 32. Египетский омфал, обнаруженный в храме Амона (Напата, Нубия). См.: Journal of Egyptian Archaeology, 1916, Vol. Ill, Part IV, p. 255, а также: Roscher WH. DerOmphalosgedanke beiVerscheidenen Volkem. Leipzig, 1918, Fig. 6. В. Рошер писал об этом камне: «21 апреля 1917 года я получил письмо от профессора Гюнтера Редера, директора Пелицайского музея в Гильдешайме, с сообщением о том, что Рейснер (из Гарвардского университета), проводя раскопки для Бостонского музея в Гебель-Барке (Напата), Судан, обнаружил в храме, относящемся к эпохе нубийско-мероитских царей, камень, который являлся омфалом оракула Амона в Напате… »

Через несколько лет после выхода из печати «Мистерии Сириуса» я опубликовал книгу «Беседы с Вечностью», в которой рассмотрел эти вопросы более подробно. Сохранилось много исторических свидетельств о том, что голуби и ласточки действительно активно использовались древними для доставки писем.[267]

В пьесе Эсхила «Агамемнон», которая была впервые поставлена в Афинах в 458 году до н. э., описывается система башен, снабженных сигнальными огнями. Именно с помощью подобной системы в Аргосе узнали о взятии Трои вскоре после того, как это событие произошло. Дж. X. Кинси опубликовал карту части сигнальной системы, тянувшейся от горы Атос до Аргоса. Сигнал передавался с горы Атос через Фракийское море на вершину горы Пелион, а уже оттуда через горы Отрис, Мессапион, Киферон, Эгелос и Арахеон в Аргос. Оказывается, древние не только почитали высокие горы как обитель богов, но и не стеснялись использовать их вершины для сугубо практических целей. Если бы не Эсхил с его пьесой, мы могли бы никогда и не узнать об изобретательности наших предков. Равным образом, гигантская сеть, созданная тысячелетия назад и служившая как для определения размеров земного шара, так и для многих других целей, была предана забвению. Омфалы — «пупы мира», — связывающие «то, что вверху, с тем, что внизу», остались единственным материальным свидетельством существования этого единственного в своем роде геодезического компьютера.

Я понимаю, что подтверждение этих фактов неизбежно вызовет страдальческие стоны со стороны тех археологов, для которых ревизия устоявшихся представлений более мучительна, чем любая пытка. Что ж, бездумно разделять принятые концепции тоже бывает небезопасно.

Как заметил известный философ Дэвид Юм по поводу революционного открытия кровообращения Уильямом Гарвеем, «показательно, что ни один европейский врач старше сорока лет от роду так никогда и не согласился с его выводами; практика же Гарвея в Лондоне сильно пострадала из-за упреков, обрушившихся на него из-за его эпохального открытия. Столь трудно достигается прогресс в науке, даже когда ему не противостоят чьи-то личные интересы или религиозные суеверия!»[268]

Рис. 33. Несколько изображений омфалов, охраняемых змеями. 1, 3, 5 — этрусские омфалы; они особенно интересны тем, что на них ясно видны линии параллелей и мередианов. 2 — римский омфал, найденный при раскопках бань Тита. К этому времени изображения омфалов потеряли сакральный смысл, превратившись в обычные предметы искусства. 4 — омфал из Помпей (ср. рис. 29). Источник: RoscherW. W. NeueOmphalosstudien. Leipzig, 1915, Plate IV.

Необходимо подчеркнуть, что Додона и Мецамор (с Араратом) расположены на одинаковых расстояних от египетских Фив. Греческий ковчег причалил возле Додоны, а еврейский — у Арарата. Процесс «причаливания ковчега» включает в себя, таким образом, отплытие из Фив и движение на север к любому из этих двух мест, которые расположены на 8° севернее Фив и разделены между собой расстоянием, равным расстоянию от каждого из них до Фив. Возможно, это звучит сложновато. Но факт есть факт: линии, соединяющие Фивы с Додоной и Араратом, образуют равносторонний треугольник. Вряд ли это просто совпадение. Как могло случиться, что ковчеги из греческой и еврейской легенд о Потопе завершают свои путешествия в точках, которые расположены на одинаковой широте и разнесены на расстояние, равное расстояниям от них до Фив? Поскольку и гора Томарос близ Додоны, и Арарат считаются местами, где соответствующие ковчеги коснулись сухой земли, это значит, что проекции «Арго» на земную поверхность должны касаться кормой — Фив, а носом — каждой из этих точек (см. схему на рис. 30).

Оракул Амона в Ливии (известный как оазис Сива) также был, по словам Геродота,[269] основан на месте, где опустились прилетевшие из Фив голуби. На рис. 19 показано, насколько совпадают между собой очертания корабля «Арго» в небе (получаемые, если соединить между собой некоторые звезды этого созвездия) и замкнутая ломаная линия, соединяющая Фивы с Сивой, Сиву с Додоной, Додону с Бехдетом и Бехдет с Фивами. Не исключено, что оракул расположили в Сиве именно для того, чтобы обеспечить это сходство. В обоих случаях исходной точкой служит руль «Арго»: на небе это звезда Канопус, а на земной поверхности — Фивы. Но можно спроецировать «Арго» и иначе, отталкиваясь не от Фив, а от Бехдета. При этом необходимо, однако, помнить о связи, существующей между этими точками, в частности о том, что Бехдет находится на одинаковых расстояниях от Сивы и Фив, является самым северным географическим пунктом Египта и, как показал Ливио Стеччини,[270] лежит на главном меридиане, делящем Египет пополам (см. рис. 20).

Если расположить руль «Арго» не в Фивах, а в Бехдете (возле «земного» Канопуса), а нос совместить с горой Арарат и затем повернуть этот чертеж на 90° в сторону Додоны, то мы обнаружим, что его необходимо укоротить. Об этом свидетельствует, как ни странно, и одна из ближневосточных поэм. Выше, в главе 3, я уже цитировал ее в ином контексте. Это короткая шумерская эпическая поэма «Гильгамеш и Агга». Создана она была в глубокой древности: сохранившиеся таблички с ее текстом датируются первой половиной второго тысячелетия до нашей эры. На поверхности — это скорее «политическое» сочинение, но в нем есть странный подтекст, который так и не был убедительно объяснен.[271] (На мой взгляд, впрочем, Джейкобсен и Крамер слишком односторонне трактуют эту поэму. Понятно их удивление перед тем фактом, что, как оказывается, в Шумере четыре тысячи лет назад существовал двухпалатный парламент[272] — по всей видимости, первый на планете, но к политике содержание «Гильгамеша и Агги» все же не сводится.)

В этой поэме упоминается, в частности, некая «летящая птица», под которой, как я полагаю, подразумевается опять-таки почтовый голубь. Но самыми существенными представляются мне два на первый взгляд противоречащих друг другу утверждения:

(1) «Нос магурской ладьи не отсечен» (строка 80).

(2) «Нос магурской ладьи отсечен» (строка 98).

В главе 4 я доказывал, что магурская и маганская (из другой поэмы) ладьи — прототипы корабля «Арго». По-видимому, утверждение (1) относится к проекции «Арго», соединяющей Бехдет с Араратом, а утверждение (2) — к проекции, соединяющей Бехдет с Додоной. Чтобы нос «Арго» оказался в Додоне, необходимо было его укоротить.

В поэме говорится, что, пока нос ладьи не был отсечен, «толпы не посыпали себя пылью» в знак траура. Ибо проекция корабля на земную поверхность проходила достаточно близко к Шумеру (захватывая северо-восток Месопотамии). Линия, соединяющая Бехдет с Араратом, пересекает знаменитый оракульский центр Иераполь,[273] который, как мне представляется, и был пятым восточным оракульским центром, расположенным на 36° 30 с. ш.

Поэма также сообщает, что, пока нос ладьи оставался в целости, «народы других земель не были задеты». Иными словами, проекция «Арго» не «падала» на тех людей, которые жили, скажем, в Греции. Она в буквальном смысле «не задевала» народы других стран, проходя мимо их территорий.

Когда же нос ладьи был отсечен, проекция «Арго» вышла за пределы Месопотамии, и поэтому «толпы посыпали себя пылью», а народы других стран «были задеты». При этом Гильгамеш сказал Агге: «О Агга, летящую птицу накормил ты зерном» (иными словами, накормил почтового голубя, готовя его к перелету в другой оракульский центр — по-видимому, в Додону, а не в Мецамор). В поэме присутствуют постоянные — и, по словам Крамера, «загадочные»[274] — упоминания о «выкапываемых колодцах», «малых кубках земли» и о желании «изготовить связывающие веревки». Только специалисты по шумерскому языку и культуре могли бы установить, нет ли в этих выражениях какого-то скрытого смысла. Возможно, что «связывающие веревки» имеют отношение к сетям, изображенным, к примеру, на дельфийском и делосском омфалах. Что же касается «малых кубков земли», то они могли быть или маркерами геодезических точек, или же самими омфалами (которые по форме действительно похожи на «малые кубки»). Не было ли это принятым обозначением омфалов в разговорном языке шумеров? Не более десятка ученых во всем мире достаточно компетентны, чтобы хотя бы попытаться ответить на эти вопросы. Даже специалисты по аккадскому языку не могут нам помочь, ибо шумерский от него очень отличался. Конечно, отдельные эксперты также могут ошибаться. Учитывая сложность проблемы, необходимо снова обратиться к египетским источникам.

Рис. 34 (слева). Этот рисунок выгравирован на вавилонском омфале. Раулисон полагал, что здесь изображены зодиакальные созвездия. По-видимому, это и в самом деле карта звездного неба, но не претендующая на буквальную точность. Попытки объяснить подобные звездные карты (наиболее известный пример — Дендерский зодиак) обычно кончаются неудачей, и я не хочу искушать судьбу…

Рис. 35 (справа). Тот же вавилонский омфал, что и на рис. 34, вид сбоку.

Стеччини пишет: «Поскольку египтологи мало интересовались проблемами геодезии и линейных мер, использовавшихся египтянами, фараон Эхнатон оказался наиболее таинственной и противоречивой фигурой во всей египетской истории».[275] Затем он весьма критически отзывается о таких специалистах, как Сирил Алред, и продолжает:

«Отрицая хорошо обоснованные факты, многие консервативно настроенные ученые потратили массу времени на обсуждение предположений о том, что Эхнатон был импотентом, или гомосексуалистом, или женщиной в мужском одеянии; некоторые историки претендуют на то, что им знакомы подробности интимных отношений между Эхнатоном и прекрасной Нефертити, его женой. Поскольку образ этого фараона остается весьма туманным, каждый ученый описывает его так, как сам того желает. Те, кому Эхнатон не по душе, видят в нем психопата и рассуждают об истории его болезни. Но если перестать фантазировать о содержании психоаналитических заметок личного врача царской семьи и обратиться к реальным фактам, то окажется, что самым важным событием за все революционное правление Эхнатона была постройка новой столицы Египта, Ахетатона («места отдохновения Атона»). В окрестностях Тель-эль-Амарны найдены и раскопаны остатки зданий этого города, занимавшего в свое время немалую площадь. Во время правления Эхнатона значительная часть ресурсов египетского государства была направлена на строительство Ахетатона.

Ученые прошлого века, для которых психоанализ еще не стал излюбленным методом объяснения исторических событий, хотя бы признавали политическое значение переноса столицы на новое место. Эхнатон намеревался вырвать с корнем древо власти фиванских жрецов бога Амона, которые, располагая общенациональным оракулом этого бога, присвоили себе едва ли не царские полномочия. Но вот чего эти ученые не знали: фиванский храм Амона был геодезическим центром египетской державы, «пупом» Египта. Он располагался там, где «восточная ось» страны (проходившая по меридиану 32° 38 в. д.) пересекает Нил, на широте, составляющей 2/7 расстояния от экватора до полюса (25°42 51» с. ш.), и бог Амон отождествлялся с каменной полусферой, установленной на этом месте.

Новый город, который должен был заменить Фивы в качестве столицы и геодезического центра Египта, был воздвигнут на месте, с нашей точки зрения, для размещения столицы совершенно неподходящем. Некоторые ученые видели в этом факте еще одно доказательство психической ненормальности его основателя. <… > Однако новая столица, посвященная богу Атону (который по указу Эхнатона был признан единственным истинным богом), располагалась на широте 27° 45 , точно посередине между Бехдетом (самой северной точкой страны) и южной границей Египта, проходившей по параллели 24° с. ш. Эхнатон стремился доказать, что Фивы не могут претендовать на роль геодезического центра страны и что он выбрал такой геодезический центр, который полностью соответствует понятию маат — космического порядка, воплощением которого служит Египет. С этой целью он вернулся к додинастической системе, в которой расстояния отсчитывались от Бехдета и измерялись в географических локтях. <… > С точки зрения этой системы не было никаких сомнений, что Ахетатон и есть единственный настоящий пуп Египта.

Этот вывод заставляет переоценить историческую роль Эхнатона, используя как основу то, что он сам считал первым шагом в его планах достижения полного соответствия между устройством страны и маатом. Не исключено, что его революционные реформы, повлиявшие на все сферы жизни Египта — от религии и изобразительного искусства до семейных отношений — были поняты как общий возврат к обычаям додинастической эпохи».

Примем во внимание тот факт, что Фивы объявили себя «пупом Египта» не на основе «Бехдетской системы», которую, по-видимому, пытался восстановить Эхнатон. Это значит, что «северная октава» (исходным звеном которой являлся именно Бехдет) возникла в глубокой древности. Фивы «подключились» к ней значительно позже. Как сообщает Геродот (книга 2, 54):

«Две черные голубки однажды улетели из египетских Фив, одна — в Ливию, а другая… в Додону. Сев на дуб, голубка человеческим голосом приказала воздвигнуть здесь прорицалище Зевса. Додонцы поняли это как волю божества и исполнили ее. Голубка же, прилетевшая в Ливию, как говорят, приказала основать там прорицалище Аммона. И это также — оракул Зевса. Это мне рассказывали додонские жрицы. Старшую из них звали Промения, среднюю — Тимарета, а младшую — Никандра. И другие люди из Додоны, из числа храмовых служителей, подтвердили мне их рассказ».

Геродот находился с тремя додонскими жрицами в столь же хороших отношениях, как и — столетиями позже — Плутарх с дельфийской жрицей Клеей. Они с готовностью делились с ними разнообразной — и весьма ценной — информацией. Насколько точна эта информация, мы увидим чуть ниже. Но что касается противостояния Фив и Бехдета (а равно и позиции Эхнатона), я не склонен становиться в этом споре на чью-либо сторону. Сегодня трудно судить, кто из них был более прав. Стеччини отмечает:

«Дельфийский бог Аполлон, чье имя значит «камень», отождествлялся с омфалом, «пупом», который сохранился до наших дней. Это яйцеобразный камень. <… > Такой же камень символизировал бога Амона в Фивах, где находился «пуп» Египта. В 1966 году я выступил на заседании Американского археологического института с докладом о том, что исторические летописи, мифы, легенды, а равно и некоторые памятники в Дельфах доказывают, что этот оракул был основан фараонами Эфиопской династии. Именно поэтому греки изображали Дельфоса (по имени которого назван город) в виде негра».[276]

Стеччини также полагает, что первоначально жрецы использовали для гадания своеобразные вычислительные усройства:

«На верхушке омфала было размещено нечто вроде игральной рулетки. (В историческом плане это устройство и было ее предшественником.) Каждой из 36 спиц колеса соответствовала определенная буква.

Изучая древние вычислительные устройства, я обнаружил, что они нередко применялись для предсказаний будущего. Сегодня мы точно так же используем игральные карты и планшетку для спиритических сеансов. <…> Дельфийская рулетка первоначально представляла собой абак, вычисления на котором велись в угловых величинах».

Стеччини сообщает исключительно интересные сведения, имеющие прямое отношение к «Арго», Колхиде и другим рассмотренным нами вопросам:

«Весьма важным представляется то обстоятельство, что базисная линия соответствовала широте 45° 12 и проходила по северному побережью Черного моря. Она начиналась в устье Дуная, пересекала Крым и заканчивалась в предгорьях Кавказа. Начиная с этой линии велась геодезическая съемка территории будущей России — на протяжении десяти градусов, вдоль трех меридианов, образовывавших три оси Египта, до 55° 12 северной широты. Днепр считался северным двойником Нила, текущим между теми же меридианами. Важнейшим пунктам на Ниле соответствовали такие же пункты на Днепре — вплоть до переноса египетских географических названий на территорию Русской равнины. Существование такой геодезической системы доказывается наличием основанной на ней карты этого района Европы. Судя по описанию этой карты, ее использовали в конце VI века до н. э., но вычерчена она была, по-видимому, раньше. Есть и другие факты, свидетельствующие, что базисная геодезическая линия была размечена в глубокой древности».[277]

В замечательной книге Томпкинса и Стеччини[278] имеются прекрасные фотографии и рисунки каменных омфалов. Это совершенно поразительные предметы, доказывающие, что в Древнем мире существовала высокоразвитая наука, о которой мы до недавнего времени не имели ни малейшего понятия (см. рис. 36 и 37 и фото 14–19).

Интересно также, что капитаны ковчегов — Ной, Зиусудра (или Утнапиштим), Девкалион и Ясон — выпускали из своих кораблей неких птиц. Такие же птицы летели из Фив в Грецию и Ливию. А формирование сети параллелей и меридианов символизировалось изображением двух голубей, сидящих друг против друга. Стеччини пишет: «В религиозных верованиях [египетского] Древнего Царства важное место занимал Сокар — бог ориентирования и кладбищ. В геодезическом пункте устанавливался обработанный камень, который греки называли омфалом, «пупом». Он представлял собой полушарие (Северное полушарие Земли), покоящееся на цилиндрическом основании (символизировавшем основание космоса). Обычно над головой Сокара, как и на верхушке омфала, изображались две птицы, смотрящие друг на друга. В древней иконографии эти птицы (чаще всего голуби) обозначали вычерчивание меридианов и параллелей».

Таким образом, египетская геодезия имела прямое отношение к греческому и ближневосточному мифам, в которых птицы указывают кораблям путь к спасительной горе, находящейся близ оракульского центра.

Рис. 38. Мифологическое действо, происходящее в оракульском центре (рисунок на амфоре, найденной при раскопках в Руво). Справа вверху изображен бог Аполлон со своей чашей. Он равнодушно взирает на сына Ахилла — юного воина Неоптолема (в центре, с мечом), который ранен в поединке и вот-вот может погибнуть. Справа изображена пальма — этот мотив характерен скорее для Делоса, чем для Дельф. На заднем плане в центре высится храм с открытыми вратами, облицованными слоновой костью. Слева вверху женщина (судя по всему — пифия) охвачена нескрываемым ужасом. Самое интересное во всей этой сцене — очень детально изображенный омфал, находящийся на переднем плане. Он разделен на восемь широтных зон, и его покрывают ленты, символизирующие меридианы. Омфал установлен на возвышении, которое образовано явно металлическими «лепестками», собранными в виде полураскрытого бутона.

Каждому из древних оракулов, вероятно, соответствовало определенное дерево. Так, в Додоне важнейшую роль играл дуб. Дельфы ассоциировались с лавром. Судя по «Элегиям» поэта Феогнида (VI в. до н. э.) и гомеровским «Гимнам», символом оракульского центра Аполлона на Делосе была пальма. Ливанские горы (и, надо полагать, связанный с ними сидонский оракульский центр) естественным образом ассоциировались со знаменитыми ливанскими кедрами. Не забудем, что Гильгамеш совершал свои подвиги в ливанских «Кедровых горах». Конечно, разобраться в содержании «древесного символизма» не так-то просто, но первые шаги уже сделаны. Немало интересного на эту тему можно найти в книгах Роберта Грейвса — «Греческих мифах»[279] и особенно в «Белой богине».[280] Ива имела отношение к колхидскому кладбищу и к острову Цирцеи — Ээе, а также к Криту. Впрочем, я не могу углубляться здесь в эту тему, иначе моя книга распухнет до невообразимых размеров. Замечу все же, что символом хевронского оракульского центра — находящегося на той же широте, что и Бехдет, и являющегося, по-видимому, его эквивалентом в «восточной октаве», — было дерево сант, или дикая акация, «у которой золотые цветы и острые колючки. <…> Это тот самый горящий куст, в котором Яхве явился Моисею».[281]

Примечание: в одном градусе к северу от Додоны и Арарата, на острове Самофракий, находится храм, где поклонялись «великим богам» кабирам.

По словам Грейвса, «в Аравийской пустыне акация еще и сегодня почитается как священное дерево. Считается, что каждый, кто сломает даже веточку этого дерева, умрет в течение года».

Символическую связь между акацией и тайной Сириуса четко выразил Теофраст: «Есть два сорта [акации] — белая и черная. Белая слабее и легко вянет, черная сильнее и вянет не так быстро».[282] Замечательный символ для двух звезд: «черный» Сириус В «сильнее» белого Сириуса А (если учесть их сравнительные размеры). Об иве (центр номер четыре) Теофраст писал: «Существует черная ива… и белая ива… У черной ветки более красивые и прочные. <… > Есть также [карликовая] разновидность ивы»…[283]

ДОПОЛНЕНИЕ

Читатель, наверное, удивится, если я скажу, что из всей загадки Сириуса меня больше всего интересуют именно ее — на первый взгляд такие скучные — геодезические аспекты. Тем не менее это именно так. Об оракульских центрах я написал целую главу в другой моей книге — «Разговоры с вечностью»,[284] опубликованной в 1984 году, а также в примечаниях к моему переводу «Эпоса о Гильгамеше».[285] Но мне не удалось организовать все те экспедиции в разные страны, которые были необходимы, чтобы собрать дополнительный материал по этому вопросу, да и значительная часть уже полученных результатов тоже осталась неопубликованной. Тем не менее, я полагаю, что мне известно подлинное местоположение первого оракула в Додоне, который находился немного выше в горах, чем принято считать. Равным образом, Дельфийский оракул располагался в трех с половиной километрах от места, посещаемого сегодня туристами. Но чтобы серьезно провести там серьезные раскопки, необходима хотя бы небольшая группа исследователей и какие-то средства.

В 1979 году мы с моим другом Рэнди Фитцджеральдом создали в Америке специальный фонд для сбора денег на исследования в области древней геодезии. Увы, нам не повезло, и фонд в конце концов пришлось закрыть. Немало высококвалифицированных специалистов были готовы принять участие в этих исследованиях, но нам нечем было им платить. Время от времени ищущие развлечений миллионеры обращались ко мне с предложением финансировать исследования загадки Сириуса — но во всех случаях эти переговоры оказались пустой тратой времени. Подавляющее большинство несостоявшихся спонсоров думали только о саморекламе. Один выглядел более нормальным человеком — но и он в конечном счете оказался такой же пустышкой. В целом мой опыт общения с людьми богатыми и очень богатыми меня полностью разочаровал. Все они напоминают ярких тропических птиц, порхающих среди листвы в полном самозабвении и восторге от собственного существования. Но самое поразительное — это то, что после каждого случая моего с ними общения сам я становился заметно беднее. Право же, это какие-то ходячие пылесосы для выкачивания денег! Начинается обычно с предложения оплатить вам дорогу для вашей к ним поездки — а заканчивается непредусмотренными расходами уже в их пользу.

В итоге значительная часть моих исследований осталась в полузавершенном состоянии просто в силу финансовых причин. Чтобы исследовать проблемы геодезии, вы должны путешествовать, желательно в компании специалиста-топографа. Нет абсолютно никакого смысла обращаться за грантом на такую экспедицию к научным фондам. Если предложить членам подобного фонда выделить средства на исследование проблемы палеовизита, их реакция будет неотличима от реакции девственницы на предложение изнасиловать ее. Внеземляне — это же сущий абсурд и безумие! (После выхода из печати «Мистерии Сириуса» кое-кто из моих самых консервативных друзей порвал со мной всякие отношения. По их мнению, только сумасшедший мог писать на такие темы.)

Впрочем, геодезические загадки древности не ограничиваются районом Средиземноморья — кое-что интересное можно отыскать в истории Китая. В те годы, когда я работал над «Мистерией Сириуса», я еще не был знаком с Джозефом Нидхемом, и потому эта область оставалась для меня закрытой. Следует, впрочем, заметить, что те вещи, о которых я собираюсь дальше говорить, мало кому известны как на Западе, так и в Китае.

С Джозефом Нидхемом мне посчастливилось встретиться где-то в 1982 году — хотя, конечно, я и до того был в какой-то мере знаком с его работами. Нидхем был одним из величайших ученых за всю историю науки — начиная по крайней мере с Эдуарда Гиббона, автора «Истории упадка и разрушения Римской империи». Грандиозный труд Джозефа Нидхема — «Наука и цивилизация в Китае» — при его жизни был опубликован лишь частично (примерно в двадцати томах). Части этой работы, оставшиеся в рукописи, готовятся к публикации большой группой его сотрудников. Я не могу сказать, что был одним из этих сотрудников. В их число входили прежде всего профессионалы-синологи, преподававшие в различных университетах мира. Я же был скорее другом Джозефа и его второй жены — китаянки Лу Вейдьен, чем просто их коллегой. Сам Джозеф был человеком достаточно замкнутым и ироничным. В отличие от него, Вейдьен обладала замечательным — хотя и не всегда безобидным — чувством юмора. В 1986 году мы трое совершили путешествие по Китаю, и у меня от него остались незабываемые впечатления.

Она любила поддразнивать коллег — особенно тех из них, кого считала надутыми индюками, отдавая мне явное предпочтение перед ними. Естественно, эта публика меня сильно невзлюбила. Самым нетерпимым из них оказался покойный Колин Ронан, который заведовал фотографическим отделом в Научно-исследовательском институте Нидхема. Когда мы с Джозефом работали над одним иллюстрированным изданием, он сделал все, чтобы не допустить меня к фотоархиву. Джозеф тем не менее включил в эту книгу сделанные мною фотоснимки — и Колин немедленно попытался выбросить из подписей к ним всякое упоминание моего имени. К счастью, библиотекарь Кармен Ли узнала об этих происках, и совместными усилиями мы предотвратили эту угрозу. Но какова мелочность! Узнав о кознях Ронана, Вейдьен по-настоящему рассердилась и высказала ему все, что о нем думала. Естественно, его отношение ко мне после этого, мягко говоря, не улучшилось. Все это было и неприятно, и немного комично, напоминая какой-то старый фарс. В своих попытках помешать моей работе Ронан напоминал Сизифа — но тем не менее продолжал упорствовать. Поразительно, до какой степени обуреваемые злобой люди забывают обо всем на свете и пытаются любой ценой уничтожить то, чего не понимают!

Мне не раз случалось становиться жертвой подобных атак, и порой они бывали достаточно серьезными. Но усилия атакующих не могут вызвать у меня ничего, кроме смеха. Человеческая натура столь, увы, несовершенна, что ее разрушительные стороны порой берут верх над сторонами созидательными. Об этом не следует забывать, если мы не хотим поставить под угрозу наше собственное творчество. Но корень зла вполне очевиден — это простое человеческое тщеславие. Лекарство от этой болезни тоже не является секретом: это умение относиться к себе с разумной мерой иронии. Вейдьен, как никто, была лишена всякого тщеславия, и то же самое можно сказать о Джозефе. Он был очень занятой человек, целиком погруженный в свою работу, и времени ему постоянно не хватало. Еще в середине сороковых годов он задумал написать популярную книгу об открытиях и изобретениях, сделанных древними китайцами, — но все никак не мог к ней приступить. Вейдьен посоветовала Джозефу привлечь к этой работе меня, и он согласился. В то время ему уже было за восемьдесят, и было понятно, что сам он с этой работой уже не справится.

Я сел за письменный стол и приступил к чтению всего, что Джозеф когда-либо написал и опубликовал — за исключением разве что его первых исследований в области эмбриологии. Объем прочитанного составил, по моим подсчетам, примерно восемь с половиной миллионов слов. Делать подробные выписки было некогда, и мне пришлось в основном полагаться на свою память. Поскольку, однако, архив Джорджа был организован довольно своеобразно, я прибег к системе памятных значков, позволявших при необходимости отыскать нужную мне информацию. Результатом этой работы стала книга, опубликованная в Британии под заголовком «Китай: страна открытий и изобретений», а в Америке — «Гений Китая». Позже под тем же названием она снова вышла в Британии.[286]

Просматривая старые работы Джозефа, я наткнулся на полузабытую статью «Меридианная линия восьмого столетия: система гномонов Исина и предыстория метрической системы», написанную в соавторстве с Вейдьен, еще одним китаистом и тремя астрономами.[287] Когда я напомнил Джозефу об этой статье и поставленных в ней проблемах, он согласился, что было бы очень интересно побывать в Китае и на месте разобраться в созданной древними обитателями этой страны геодезической системе. С самого начала шестидесятых годов он мечтал о такой экспедиции, но началась «культурная революция», и его планы пошли прахом. К тому времени, когда политическая ситуация в Китае изменилась, Джозеф уже был слишком стар для подобной экспедиции.

Великий математик и астроном Исин, живший в восьмом столетии нашей эры, — одна из самых значительных фигур в истории китайской науки. Я намеренно не пересказываю статью Джозефа, а цитирую ее, чтобы читатель сам смог убедиться в тесной связи между описываемой системой и средиземноморской геодезической октавой:

«Метрическая система мер стала первой попыткой ввести такие единицы измерения, которые базируются на универсальных величинах и могут использоваться как в повседневной жизни, так и в науке — в частности, в астрономических расчетах. <…> Развитие научной мысли и потребности практики сделали подобную систему жизненно необходимой — однако в Европе она появилась лишь в последнем десятилетии восемнадцатого века нашей эры. В Китае, однако, универсальная единица измерений была предложена почти на сто лет раньше. Более того, как и во многих других случаях, включающих научные и технические достижения Нового времени, у этой системы были свои исторические предшественники.

В восьмом столетии нашей эры один китайский астроном выдвинул чрезвычайно важную идею измерять линейные расстояния на поверхности земли способами, используемыми в астрономии. В день летнего солнцестояния гномон высотой 2 метра 44 сантиметра, находящийся на широте Янчэна — в самом центре Срединной Империи, — отбрасывает тень длиной около 46 сантиметров. Начиная с самой глубокой древности китайцы изготовляли из глины, терракоты и нефрита эталоны данной длины. Эти эталоны, в свою очередь, использовались для определения точный даты летнего солнцестояния.

Считалось, что длина «летней тени» возрастает примерно на два с половиной сантиметра на каждую тысячу ли, если следовать к северу, и уменьшается на те же два с половиной сантиметра, если двигаться к югу. (Ли — это общепринятая единица измерения расстояний в Древнем Китае, наподобие современного километра или мили. К сожалению, в разные исторические эпохи она имела неодинаковую длину, что сильно нервирует историков китайской науки.) После конца эпохи Хан (III в. н. э.) измерения, проведенные в Индокитае, опровергли эту числовую закономерность, но лишь пять столетий спустя были проведены систематические измерения, охватившие достаточно большую площадь земной поверхности.

Целью этих измерений было сравнение небесных и земных мер длины. Китайские астрономы попытались выяснить, какому расстоянию на поверхности планеты (естественно, в ли) соответствует смещение Полярной звезды на один градус. По сути дела, это должно было позволить определить длину окружности земного шара. С этой целью была выстроена вторая в истории меридианная линия (первую соорудил Эратосфен примерно в 200 г. до н. э., а вторую — халиф Аль-Мамун в 827 г. н. э.). Детальный анализ этой линии и является темой нашей статьи».[288]

Понятно, почему мне эта тема показалась столь важной. Джозеф, кстати сказать, ничего не знал о моих историко-геодезических исследованиях. Каждый, кому случается узнать о существовании оракульских октав, естественным образом задается вопросом — с какой целью они были созданы? Зачем были нужны все эти усилия по доставке тяжелых грузов в отдаленные места и на вершины гор, зачем сложнейшие расчеты и измерения?

Как показал Джозеф в своей статье, в восьмом столетии нашей эры китайцы сочли задачу определения связи между «земными и небесными мерами» заслуживающей пристального внимания. Необходимо было выяснить, как соотносится градус широты с размерами земного шара.

«Веком раньше Лю Чуо открыл, что смещение на тысячу ли вовсе не приводит к изменению длины тени гномона на два с половиной сантиметра. Цифры, считавшиеся верными в течение тысячелетий, оказались ошибочными. Лю Чуо послал прошение императору Поднебесной: «Умоляю Ваше Величество приказать заново провести эти измерения. Для этого нужны специалисты-механики и математики. На равнине будет выложена прямая в направлении с юга на север, и на этой прямой будут размещены водяные часы и гномоны. Тщательно выверенные инструменты позволят определить длину солнечной тени [в разных точках прямой] в дни равноденствий и солнцестояний. Разница между величиной солнечной тени в разных точках позволит выяснить, сколько ли разделяют их. И тогда небо и Земля откроют нам свои подлинные размеры».

Увы, император Суй отнесся к предложению Лю Чуо совершенно равнодушно».[289]

Вообще-то идея создания национальной геодезической сети не была для Китая чем-то принципиально новым. Нидхем и Лю перевели соответствующий раздел из «Архива династии Чжоу» (Чжоу Ли), написанный не позднее, чем во втором веке нашей эры, и содержащий сведения из более раннего периода. В нем подробно объясняется, «каким образом с помощью гномона можно добиться надлежащей точности в определении длины солнечной тени и найти центр земной поверхности. Таким центром является место, в котором длина солнечной тени в момент [летнего] солнцестояния составляет около 43 см. Именно здесь сходятся воедино Небо с Землей, здесь встречаются четыре времени года, здесь дождь соединяется с ветром, здесь Инь и Ян сливаются. Все сущее процветает здесь, и это лучшее место для пребывания императорского двора».[290]

Во втором столетии до нашей эры Чжен Сянь утверждал, что, следуя по меридиану, мы можем видеть, как длина солнечной тени изменяется на один [китайский] дюйм на каждую тысячу ли. «С того места, где длина тени составляет примерно 43 см, мы должны пройти на юг 15 000 ли, чтобы солнце оказалось над нами в зените (т. е. чтобы достичь экватора). Земля совершает четыре оборота вокруг своей оси, а звезды восходят и заходят в пределах тридцати тысяч ли; поэтому, преодолев половину данного расстояния, мы достигнем центра земной поверхности».[291]

Понятно теперь, что необходимо было сделать, чтобы найти более правильные цифры: астрономы должны были собрать информацию о величине полуденной солнечной тени в тот или иной день на значительной части какого-либо меридиана. И именно такие измерения можно было провести с помощью оракульских октав. Пользуясь прекрасным китайским выражением, можно сказать, что оракульские центры Средиземноморья также размещались в местах, где «Небо и Земля сходятся воедино». Именно в этом был смысл установки омфалов.

Когда французским археологам удалось раскопать древнейший из дельфийских омфалов, они обнаружили на нем слово «Гея» (Земля) и букву Е (см. приложение V). Кроме того, они выяснили, что на верхушке древних омфалов было, как правило, отверстие, в которое вставлялся металлический прут. Думаю, что он представлял собой тот самый гномон, длину тени которого необходимо было измерить. (Кстати, именно таково происхождение древнеегипетских обелисков — они представляли собой гигантские гномоны.) По сути дела, подобные устройства представляют собой солнечные часы — но в данном случае их задачей было измерять не время, а расстояние. Они позволяли определить величину земного шара.

Как далеко зашли в этих попытках древние китайцы? Геодезическая сеть была построена в эпоху династии Танг, между 721 и 725 гг. нашей эры. По мнению Нидхема и его соавторов, руководителями экспедиций были императорский астроном Нангун И и буддийский монах Исин — один из самых выдающихся математиков и астрономов своего времени. Об этих ученых и их исследованиях известно не так уж мало.

«Древние источники сообщают, что для одновременного измерения длины солнечной тени были отобраны одиннадцать пунктов, в которых устанавливались одинаковые гномоны высотой порядка 2 м 44 см. Широта этих пунктов варьировалась от 17,4 е в ЛинИ (около Гуэ в современном Вьетнаме) до 40 е (в Вей-чжоу, древнем городе близ нынешнего Лин-цзю, расположенного недалеко от Великой Китайской стены в северной провинции Шаньси, примерно на широте Пекина). Еще одна точка наблюдения находилась далеко на севере, около озера Байкал. В Янчэне в течение многих столетий располагалась китайская Императорская астрономическая обсерватория. Хотя она и не входила в геодезическую сеть, именно в этой обсерватории сохранился гномон, некогда использовавшийся для измерения длины солнечной тени, которым пользовались Исин и Нангун. На нем осталась надпись, гласящая: «Башня Чжоу Гуна Для Измерения Длины Солнечной Тени». Известно, что этот гномон был изготовлен в 723 г. н. э. В более поздние времена Го Шоуцзин, императорский астроном монгольской династии Юань, провел подобные измерения с помощью гномона высотой более двенадцати метров, снабженного линейкой длиной около тридцати семи метров. Этот гномон был установлен в 1270 году и сохранился до наших дней».[292]

Приведу несколько отрывков из текстов династии Танг (VIII в. н. э.):

«… Если следовать из Янчэна прямо на юг, то на расстоянии 5000 ли вы окажетесь прямо под солнцем (т. е. на экваторе). Дасян и Юаньтай говорят, что в Цзяочжоу полюс (т. е. Полярная звезда) возвышается над земной поверхностью чуть больше чем на 20 градусов. На юге в восьмом месяце года Канопус высоко поднимается над морем. Под ним сверкают яркие звезды, имена коих неведомы. [С другой стороны], к северу от уйгуров, живет кочевой народ Гулигань, кочующий к северу от Хань-хай (озера Байкал), где изобилие трав и прочих растений и где пасутся кони, способные [в день] преодолеть расстояние в несколько сотен ли. Еще дальше к северу лежит Великое море (Северный Ледовитый океан). Там дни долги, а ночи коротки. После того как солнце заходит за горизонт, небо почти не темнеет, и вскоре заря снова освещает восток. В 725 году н. э. Императорский астроном Нангун Юэ нашел в провинции Хэнань большую равнину и, используя ватерпасы и отвесы, установил там несколько гномонов в два с половиной метра высотой. Он определил, что в Байма-Сен в Хуачжоу длина тени такого гномона в момент летнего солнцестояния составляет 45 см. Подобные измерения, проведенные в Хуачжоу, расположенном на 198 ли 179 бу южнее, дали величину 44 см, а в Фучжоу Сен (167 ли 281 бу южнее) — 41,7 см. Следующий измерительный пункт находился в Уцзинь (1бОли 110 от Фучжу), и там уже длина тени составляла немногим меньше 40 см. В целом при смещении по меридиану на юг на расстояние 526 ли 270 бу длина солнечной тени в момент летнего солнцестояния уменьшилась примерно на 5 см. Полученный результат находится в разительном противоречии с мнением древних ученых, гласящим, что смещение на 1000 ли должно приводить к уменьшению длины тени на два с половиной сантиметра».

Обсудив все обстоятельства, авторы текста заключают:

«Таким образом, различия в величинах зависят от того, измеряем ли длину солнечной тени во время летнего или зимнего солнцестояний, а также от того, проводятся ли измерения на севере или на юге. Древние ученые постарались сгладить эти различия, усреднив полученные цифры и придя в результате этого к неправильному выводу. Монах Исин составил две диаграммы, охватывающие огромное расстояние с дальнего юга до дальнего севера. Помимо этого, он начертал 24 диаграммы, посредством которых можно вычислять моменты солнечных затмений и правильно рассчитывать длину индикаторов ночных клепсидр (водяных часов). Вот какие цифры приводит он для длин солнечной тени, измеренной в разных наблюдательных пунктах: <… > Приняв во внимание данные, полученные как на севере, так и на юге, Исин тщательно сравнил их между собой. Для своих расчетов он использовал так называемый «метод прямоугольного треугольника». По его оценке, расстояние между Северным и Южным полюсами Земли составляет примерно 800 000 ли».[293]

На этом наше знакомство с древнекитайскими геодезическими измерениями можно считать завершенным. Я уделил так много внимания всем этим деталям прежде всего для того, чтобы читатель ощутил особенности мышления древних ученых, пытавшихся решить одну из труднейших задач в истории науки. Надо полагать, средиземноморская геодезическая сеть была построена примерно таким же способом.

Нидхем и Лю пишут в своей статье:

«Достигнутая точность совершенно невероятна. Нетрудно убедиться, что рассчитанные длины солнечной тени верны с точностью до третьего знака после запятой. Чтобы получить аналогичный результат в угловых измерениях (примерно 2 минуты дуги), понадобилась бы шкала с делениями, нанесенными на окружность радиусом не менее семнадцати метров! Основные измерительные станции размещались на дуге длиной примерно 150–215 км, но вся система длиной порядка 2500 км, а если учесть и самую удаленную из них — то даже 3800 км. По уровню организованности проведенная китайскими геодезистами работа не имеет себе равных за все Средние века. Даже если расстояния между крайними узлами сети не удавалось измерить с необходимой точностью, длины солнечной тени в этих пунктах подвергались систематическим измерениям».[294]

В целом китайская геодезическая программа превосходила по масштабам даже оракульские октавы Средиземноморья, захватывая почти 10 % длины земного меридиана. К счастью, китайские архивы сохранили достаточно информации об этом грандиозном начинании — не говоря уже о гномоне в Императорской обсерватории и других материальных свидетельствах прошлого. Но представим себе, что все подобные следы погибли, — как в подобном случае мы могли бы узнать об этом гигантском проекте? Сама мысль об этом показалась бы совершенно фантастической! Подобная ситуация и сложилась с оракульскими октавами. Мне удалось собрать огромный массив косвенных свидетельств, которого в суде хватило бы, чтобы вынести преступнику обвинительный приговор. Но, увы — мы не располагаем никакими официальными документами, подтверждающими, что все именно так и происходило. Тем не менее китайский пример обнадеживает. Он демонстрирует, что проекты подобного размаха не были чужды древним империям, и объясняет причины, по которым им уделялось такое внимание. Я не хочу здесь вдаваться в детали — типа вопроса о том, располагали ли древние геодезисты тригонометрическими таблицами или каким образом определялась граница солнечной тени (поскольку Солнце нельзя рассматривать как точечный источник света, это отнюдь не тривиальная задача). Возможно, со временем мне удастся написать обо всем этом отдельную книгу.

Нидхем и Лю также понимали, что имеющийся материал не позволяет ответить на все вопросы: «Пытался ли Исин вывести из полученных им цифр размеры земного шара? В данный момент у нас нет ответа на этот вопрос. В сохранившихся источниках отсутствуют какие-либо указания на подобные попытки с его стороны — но сама идея сферичности нашей планеты не была чуждой для некоторых школ китайской космологической мысли. Наверняка Исин должен был быть в курсе подобных идей. Этот выдающийся буддийский ученый не мог не знать о достижениях индийской и греческой астрономии, а значит — и о предыдущих попытках определить диаметр Земли. Что в таком случае могло ему помешать и самому сделать такую попытку? Уже сам тот факт, что Исин пытался определить, какова линейная величина одного градуса меридиана, свидетельствует о том, что он не считал Землю плоской».[295]

Оставим теперь Китай. В те годы, когда я работал над «Мистерией Сириуса», у меня не было ни малейшего представлення об Исине и его геодезическом проекте. Равным образом, другой важнейший источник — птолемеевская «География», написанная в I в. н. э., также оставалась для меня недоступной. Единственный существовавший в то время перевод этой работы на английский язык вышел в Нью-Йорке в 1932 году тиражом всего 250 экземпляров. К счастью, в 1991 году появилось новое издание знаменитой книги Птолемея — изданное уже совсем другим тиражом и по вполне доступной цене.[296]

Надо признаться, что знаменитое творение Птолемея оставляет странное впечатление. Его автор обладал довольно-таки неприятным характером. Лицемерно похвалив «выдающиеся достижения» своего непосредственного предшественника — географа Марина из Тира, Птолемей быстро переходит к обвинениям в его адрес — и посвящает этим обвинениям большую часть своей книги. В каких только грехах не обвиняет он Марина, — и все лишь для того, чтобы на фоне этих грехов самому выглядеть безупречно — едва ли не первым географом в истории цивилизации! Остальная часть книги более информативна. Птолемей действительно заложил основы географии как науки и многое сделал для ее становления. Но В некоторых отношениях прав был скорее Марин. К сожалению, работы последнего до нас не дошли, и поэтому трудно выяснить, что именно он на самом деле утверждал.

Ряд мест в «Географии» Птолемея заслуживает пристального внимания с историко-геодезической точки зрения. Я предположил, что параллель, проходящая через остров Родос и разрушенный взрывом вулкана остров Санторин, была одной из составляющих оракульской октавы. И действительно, в книге Птолемея эта параллель упоминается чуть ли не на каждой странице. Не остается сомнений, что древние географы придавали ей особо важное значение.

К примеру, в книге I он пишет:

«Параллель, проходящая через Родос, заслуживает отдельного упоминания. На ней расположено большое количество пунктов, расстояния между которыми были измерены с необходимой точностью и найдено правильное соотношение между ними и окружностью большого круга. В этом мы следовали за Марином, который в свою очередь следовал за Эпитекартом. Действуя подобным образом, можно вычислить правильные соотношения между размерами Земли в направлении с юга на север, о которых мы имеем определенное представление, и ее размерами в направлении с запада на восток». Покажем, как это можно сделать, исходя прежде всего из геометрических свойств сферы».[297]

И в другом случае:

«[Марин] преуспел только в вычислении правильного отношения длины параллели, проходящей через Родос, к величине меридиана и экватора».[298]

Географические координаты многих точек, сообщаемые Птолемеем, ошибочны — и это не так уж странно. Но тот факт, что он неоднократно упоминает «родосскую параллель» как своеобразную точку отсчета, говорит, разумеется, в пользу идеи оракульской октавы. Птолемей и Исин основывались в своих рассуждениях на очень сходных предпосылках.

Объем использованной Птолемеем фактической информации исключительно велик. Многое явно заимствовано из рассказов путешественников, собранных в различных хранилищах и библиотеках за предшествующие столетия и до нас уже не дошедших. Многое он вообще оставляет почти без комментария. Эти рассказы собраны довольно бессистемно, и многие из них крайне фантастичны — но объем этого собрания поражает. Птолемей явно не испытывал недостатка в информации как из первых, так и из вторых рук — не говоря уже об огромном количестве карт, портоланов (морских справочников, содержащих описания побережий и портов) и помощи со стороны картографов. Меня, однако, удивляет его полнейшее нежелание хоть как-то упорядочить этот массив данных. Согласитесь, что, взглянув на огромную кучу дров, трудно представить себе, как выглядел тот лес, из которого их привезли.

Мне представляется, что «География» Птолемея впитала в себя значительную часть фактов, которые были собраны древними географами, — но в полном отвлечении от объединявшей их некогда теоретической системы. От этой системы остались лишь смутные воспоминания — и несколько оракульских центров с их омфалами. Дополнив факты собственным воображением, Марин, Птолемей и их коллеги-географы сконструировали свою собственную — в чем-то правильную, в чем-то ошибочную — картину мира. Но главное для них осталось за кадром, и в хаосе имен и названий они, откровенно говоря, совершенно запутались. С большим или меньшим успехом они пытались оценивать расстояния между различными пунктами в «днях пути» и в подобных «мерах», но им совершенно не от чего было при этом оттолкнуться. (Птолемей, кстати сказать, хорошо понимал всю сомнительность таких попыток и подчеркивал, что длительность путешествия зависит все-таки от того, по какой местности приходится следовать.) Оставалось импровизировать.

Мне древнегреческие географы напоминают актеров, потерявших тексты своих ролей и помнящих лишь общий ход действия. Тем более поучительно прочитать «Географию» и убедиться, чего можно достичь, располагая лишь разрозненными фактами и здоровым скептицизмом. Результат не столь уж безнадежен — но, впрочем, и не блестящ.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДОГОНОВ

Вернемся к Геркулесу и числу 50. Из сочинений Павсания (книга IX, 27, 5) становится ясно, что между ними существует определенная связь. Рассказывая о Феспиях — беотийском городе, расположенном недалеко от Орхомена, он писал:

«Есть у феспийцев и храм в честь Геракла; жрицей в нем является девушка, несущая эту службу до самой своей кончины. Причиной этого, говорят, было следующее: у Феспия было 50 дочерей, и с ними со всеми в одну и ту же ночь сочетался Геракл, со всеми, кроме одной, которая одна только не пожелала сойтись с ним. <Разгневанный на нее>, Геракл решил наказать ее тем, что осудил ее на всю жизнь остаться девственницей и быть жрицей в его храме. Я лично слыхал другой рассказ, будто Геракл в одну и ту же ночь имел связь со всеми дочерьми-девственницами Феспия и что все они родили ему сыновей, а самая старшая и самая младшая — даже двойни. Первый рассказ я не могу считать верным, так как едва ли Геракл мог прийти в такой гнев по отношению к дочери своего друга. Кроме того, когда он еще жил среди людей, наказывая других, позволявших себе насилие, и особенно за преступления по отношению к богам, как мог бы он воздвигнуть себе храм и назначить жрицу, как богу. В действительности этот храм мне показался более древним, чем время Геракла, сына Амфитриона, и принадлежит, вероятно, так называемому Гераклу из идейских Дактилей, тому самому, храмы которого, по моим разысканиям, были и у эритрейцев в Ионии, и у жителей Тира. Да и беотийцы не могли не знать имени этого Геракла, поскольку, говорят, они сами поручили наблюдение за храмом Деметры Микалес-сийской этому ид ейскому Гераклу».[299]

Леви в своих примечаниях сообщает, что о тирском святилище есть сведения у Геродота (2, 45) и в других древних произведениях.[300]

Рассказ о любвеобильном Геркулесе имеет определенное отношение к Ближнему Востоку: в нем упоминается Тир — крупный город на побережье современного Ливана. Здесь наконец-то мы находим прямое указание на то, что число 50, постоянно встречающееся в греческой традиции, связано с традицией ближневосточной.

Небезынтересно выяснить, что думает об этой истории Роберт Грейвс. Он, в частности, детально анализирует значение имени «Феспий».[301] По мнению Грейвса, его можно понять как «божественно звучащий»; но это не единственный вариант. Лично меня он, впрочем, вполне устраивает, ибо ясно демонстрирует то значение, которое в глазах древних имели звук, музыка и гармония. Греки, к примеру, считали музыку самым высоким из искусств, а Пифагор возвел гармонию и число в настоящую религию. Мы уже рассматривали октаву в плане нашей темы и говорили о возможной связи между словами «омфал» и «ом». Последнее представляет собой священный индоарийский слог, почитавшийся за его «божественное звучание» и сохранившийся в христианстве и исламе как «аминь». Если попытаться представить себе, как греки могли описать священный слог ом, выражение «божественно звучащий» окажется едва ли не самым подходящим.

«У царя Феспия, — сообщает Грейвс, — было пятьдесят дочерей от его жены Мегамеды (мега-. Медея?), дочери Арнея, веселой, как все феспийки. Опасаясь, что найти для них подходящих мужей не удастся, он распорядился, чтобы каждая из его дочерей родила ребенка от Геракла (Геркулеса). Последний в это время целыми днями охотился, а ночами отдыхал в Феспиях. Всего он провел там пятьдесят ночей подряд. (Заметьте, что число 50 может определять любой промежуток времени — дни, месяцы, годы; важно только, чтобы само это число оставалось неизменным. — Р. Т.) Следуя законам гостеприимства, Феспий предложил Гераклу в качестве наложницы свою старшую дочь — Прокриду. Но на самом деле в последующие ночи с ним делили ложе все сестры по очереди. Впрочем, некоторые утверждают, что Геракл переспал со всеми пятьюдесятью дочерьми царя Феспия в течение одной ночи».[302]

Примечательно, что имя старшей дочери Феспия — Прокрида — значит «избранная первой». Греческое же слово Прокроссон, образованное от того же корня, описывает «нечто, разделенное регулярными интервалами». Невозможно яснее выразить мысль о том, что пятьдесят дочерей Феспия — это не конкретные личности, а всего лишь определенная форма выражения для пятидесяти следующих друг за другом интервалов времени — в данном случае суток. Сестры, которых ублажил могучий герой Геракл, то и дело появляющийся в сюжетах, связанных с загадкой Сириуса, просто олицетворяют собой некий промежуток времени.

Далее Грейвс пишет: «Пятьдесят дочерей Феспия — подобно пятидесяти данаидам, паллантидам и нереидам, а равно и пятидесяти девам, с которыми проводил ночь кельтский бог Бран (Фороней), были, по всей видимости, жрицами богини Луны. Священный царь в шкуре льва один раз в году участвовал вместе с ними в оргии, происходившей вокруг каменного фаллоса, который назывался «Эрос» («любовное желание»). Число этих жриц соответствовало числу лунных месяцев между Олимпийскими играми».[303]

Ну, разумеется, как же можно обойтись без богини Луны! А где эта богиня — там, конечно, и ее месяцы. К сожалению, смелая попытка Грейвса найти универсальное объяснение для числа 50 вряд ли может считаться удачной. Действительно, Олимпийские игры происходили раз в четыре года, и отсчет Олимпиад (четырехлетних промежутков между играми) велся от 776 г. до н. э. На фоне многочисленных случаев появления числа 50 в значительно более глубокой древности эта дата не особенно впечатляет. Так, в гомеровскую эпоху, когда «история «Арго» была у всех на устах», об Олимпиадах речи еще не шло, а пятьдесят минийцев уже плыли в свое будущее бессмертие. Значительно более вероятно, что период в пятьдесят месяцев отражает более древнюю эзотерическую традицию о пятидесяти годах. Подражанием этой традиции является и период в пятьдесят суток.

Упомянутый Грейвсом интервал в пятьдесят месяцев совпадает с продолжительностью царствования священного царя (которая в свою очередь равна половине «Великого года, состоящего из ста месяцев»). Не значит ли это, что в постоянном удвоении этого и аналогичных ему периодов (2 х 50 = 100) выражен принцип музыкальной октавы с ее отношением два к одному?

И не потому ли, наряду с утверждением, что «весь «Арго» находится в небе» (Арат), считалось также, что туда вознесена только половина корабля? Не свидетельствует ли это противоречие о важности отношения 2:1?

Существенно также, что каждый пятидесятимесячный период представляет собой «одно правление», несмотря на то что это только половина «Великого года». По-видимому, «одно правление» соответствовало (в цифровом выражении) одному обороту Сириуса В вокруг Сириуса А, а «Великий год» — двум оборотам. Соотношение же между ними выражало гармоническое отношение два к одному.[304]

В мифологии числа 100 и 50 соседствуют не так уж редко. К примеру, Гея (богиня земли) родила от Урана (бога неба) трех чудовищ — Котта, Бриарея и Гиеса. «У каждого из них было по сто мощных рук и по пятьдесят голов… «Потому они и были названы гекатонхейрами, или Сторукими».[305]

Эти чудовища напоминают адского пса Цербера, у которого поначалу тоже было пятьдесят голов, но затем их количество сократилось до трех. Три гекатонхейра, трехголовая Геката, три богини в египетской небесной лодке — все эти образы, по-видимому, выражают одну и ту же идею: наличие трех звезд в системе Сириуса. (Долгое время астрономические данные не подтверждали гипотезы о существовании Сириуса С, но в последнее время ситуация изменилась.[306])

Вспомним, что в «Аргонавтике» Аполлония Родосского Геракл участвует в экспедиции аргонавтов, а в ранних версиях эпоса — даже возглавляет ее. Из книги Грейвса мы можем узнать и о другом подвиге Геракла, совершенном им на берегах Черного моря.[307] Он отправился туда, чтобы завладеть поясом царицы амазонок Ипполиты — дочери Бриарея («сильного»), одного из сторуких и пятидесятиго-ловых чудовищ. Замечательное имя — Сильный! Греческое слово бриарос значит «сильный», а бриаротес — «сила, мощь». Родственные же им слова бритое и бритосине имеют значения «вес» и «тяжесть». Насколько помнится, с этими понятиями мы уже встречались…

«Ипполита», кстати говоря, значит «освобождающая коней». Кони же Гелиоса ежедневно «освобождались» из колхидского дворца, ибо именно там они, согласно греческим мифам, проводили каждую ночь в ожидании утра. Астроном Евдокс, как сообщает нам Симпликий (в комментариях к трактату Аристотеля «О небе») и Прокл (в комментариях к Евклиду), использовал слово иппопеде — путы, которыми стреноживают лошадей — в весьма необычном (космическом) значении. Он назвал так петли, описываемые планетами в их видимом движении по небосводу.[308] Вероятно, за этим термином кроется нечто большее, чем мы в состоянии сейчас представить, но увы — соответствующие тексты утеряны.

Если мы проанализируем имя одного из гекатонхейров — Гиеса, то обнаружим, что оно имеет общий корень с греческим словом гигантелос — «гигантский». Однако значение этого имени отнюдь не сводится к понятию «огромный». По мнению Грейвса, его следует переводить как «земнорожденный» — и здесь мы снова оказываемся в кругу идей, связанных с проблемой Сириуса. Вспомним, что Девкалион и его жена Пирра после потопа бросали через плечо камни — «кости Геи», чтобы снова заселить Землю, и эти камни становились людьми. Вспомним также, что Ясон и Кадм сеяли зубы, и из этих странных семян вырастали «земнорожденные люди». Аналогичным образом и Гиес назван «земнорожденным».

Гильгамеш, как известно, обретал силу, «приближая рот [свой] к земле», когда «зубы [его] скрежетали». Слово же гигас — в значении «могучий», «сильный» — использовал Гесиод, говоря о «сыновьях Геи (Земли)». Здесь прослеживается вполне определенная связь между «детьми Геи» (Девкалион), «отпрысками Геи» (колхидские зубы), «сыновьями Геи» (гиганты) и Гиесом, чьей матерью была все та же Гея.

Не забудем также, что и «Гиес», и «Бриарей» могут значить «сила» и «мощь» — с оттенком «плотности», ибо они получают свою силу и мощь от земли. Не исключено, что таким образом описывалось небесное тело, состоящее из сверхплотного вырожденного вещества. В конце концов, древние вполне могли назвать сверхплотное вещество «сильной землей». И при этом у Гиеса — пятьдесят голов!

Что касается имени третьего гекатонхейра — Котт, то Грейвс полагает, что оно по своему происхождению не греческое. «Котт — это эпоним племени коттийцев, поклонявшихся оргиастической богине Котитто и распространивших это поклонение из Фракии по всей Северо-Западной Европе. Эти племена именовались «сторукими» — то ли потому, что их жрицы были организованы в общины по пятьдесят женщин в каждой, подобно данаидам и нереидам, то ли потому, что их мужчины промышляли разбоем, объединяясь в шайки по сто воинов в каждой».[309]

Коттийцы, возможно, получили свое наименование от египетского слова кети, которое значило «гребец» и употреблялось, в частности, по отношению к «божественным гребцам». В несколько измененной форме это слово получало значения «орбита», «обращение», «обходить». Так же назывались жители одного из районов Ближнего Востока: кету были обитателями Кети — «Круга», то есть, по мнению Уоллиса Баджа, «северного побережья Сирии около залива Иссус и пустынь, лежащих между Евфратом и Средиземным морем».

Известен и древнеегипетский бог, носящий то же имя –

Кети; он был «богом бездны». Удвоение же этого слова — Кеткет — дает имя одного из тридцати шести деканов. Наконец, Кетшу обозначает «Обнаженную», или Сирийскую богиню.[310] Это обстоятельство привносит сюда оргиастический элемент, поскольку Котитто была, как подчеркивает Грейвс, богиней оргазма. В целом, однако, ясно, что имя «Котт» имеет египетские корни, и первоначально оно, вероятно, обозначало орбиту Сириуса В. Со временем этим именем был назван один из ближневосточных народов, впоследствии переселившийся во Фракию.

Мы нашли, таким образом, древнее египетское слово, которое включало в себя понятие «орбита» и образ «божественных гребцов». Эти значения сохранились в имени пя-тидесятиголового Котта! Пятьдесят гребцов, пятидесятилетний период обращения, пятьдесят голов космического чудовища. Как просто и как изящно!

Мой покойный друг Майкл Скотт, бывший в Оксфорде загребным, подсказал мне очень остроумную идею о том, что лучший способ выразить периодичность некоего процесса во времени и пространстве — это сравнить его с греблей. Ведь гребля — строго периодическое действие, к которому древние относились со всей необходимой серьезностью. Весла, наряду с парусом, были одним из двух — и только двух — существовавших тогда корабельных двигателей и единственно надежным двигателем в тех случаях, когда ветер стихал (что, видимо, происходило не так уж редко). Кроме того, плывущая лодка или корабль неплохо символизируют небесное тело, движущееся по орбите.

Хочу обратить внимание читателя на то, что, как пишет Роберт Грейвс в «Греческих мифах» (132. h.), мифологический герой, получивший впоследствии имя Геркулеса, вначале звался Бриареем. Мы также знаем, что предводителем аргонавтов был некогда Геркулес, а не Ясон. Таким образом, на роль первого капитана пятидесятивесельного «Арго» претендует пятидесятиголовый Бриарей. Тот самый Бриарей, чье имя значит «вес», а имена братьев — «гребец» и «орбита».

Помимо этих трех чудовищ, Гея родила также Гараман та, «поднявшегося из равнины» подобно земнорожденным мужам Колхиды. Грейвс пишет: «Ливийцы, однако, утверждают, что Гарамант родился до Сторуких и, поднявшись из равнины, принес в жертву матери-Земле сладкие желуди».[311] Желуди, как известно, растут на дубе, и не случайно дуб был символом Додоны, помогал вести корабль «Арго» и произрастал в колхидской роще!

Грейвс сообщает и еще одну существенную деталь: «Гарамант был предком и эпонимом ливийских гарамантов, живших в оазисе Джадо, к югу от Феццана. В 19 г. до н. э. римляне под командованием Бальба разбили их войско. Утверждают, что гараманты были кушитско-берберского происхождения, и во втором столетии нашей эры их покорили другие берберы, у которых еще сохранялся матриархат. Позже они смешались с негритянскими племенами, жившими на южном берегу Верхнего Нигера, и переняли их язык. Сегодня гараманты живут в одной-единственной деревне, называемой Короманце».[312]

Читатель, конечно, помнит, что южный берег Верхнего Нигера — это место обитания догонов! Очень важно было бы выяснить, какие отношения существуют между ними и последними остатками некогда могущественного народа. Не исключено, что жители деревни Короманце тоже знают кое-что о Сириусе.

На самой крупномасштабной французской карте этого района, которой я располагаю, нет деревни с таким названием, но есть — с названием Коринце (она расположена на южном берегу Нигера, всего в 60 милях от Бандиагара, то есть в самом сердце Страны догонов). Видимо, Грейвс имел в виду именно ее.

Рис. 39. Этнический состав Северной Африки по Геродоту. Район обитания гарамантов.

В дополнение к этому важному наблюдению хочу еще раз процитировать одно место из Геродота (книга 2, 104): «Ведь колхи, по-видимому, египтяне… Только три народа на земле искони подвергают себя обрезанию: колхи, египтяне и эфиопы. Финикияне же и сирийцы, что в Палестине, сами признают, что заимствовали этот обычай у египтян. А сирийцы, живущие на реках Фермодонте и Парфении, и их соседи-макроны говорят, что лишь недавно переняли обрезание у египтян. Это ведь единственные народы, совершающие обрезание, и все они, очевидно, подражают этому обычаю египтян».

Обрезание играет важнейшую роль в культуре догонов: праздник Сиги, отмечаемый раз в 60 лет, в значительной мере связан с этим обычаем. Хотя я уже и говорил об этом, повторить не помешает.

Те, кто читал «Аргонавтику», помнят, конечно, что на пути домой аргонавты сбились с курса, их корабль отнесло к берегам Ливии, и они некоторое время провели, сидя на мели, а затем перенесли «Арго» на своих плечах через Ливийскую пустыню. В книге С. Бернадета «Геродотовские исследования»[313] подробно обсуждаются обстоятельства этого путешествия. В четвертой книге «Истории» Геродота говорится, что гараманты живут «дальше к югу… в стране диких зверей». В абзаце 179 Геродот связывает между собой визит аргонавтов в Ливию и пророчество о возникновении в этой стране «ста эллинских городов». О ливийском городе Кирене Бернадет говорит следующее:

«Геродот первый заметил, насколько тесно связаны между собой Ливия, Египет, Скифия и Греция. Основатели Кирены были потомками спутников Ясона, плывших в Колхиду, некогда — египетскую колонию на восточном берегу Черного моря. Третье по счету поколение потомков аргонавтов было изгнано с Лемноса теми же пеласгами, которые позже похитили афинских женщин из Браврона, где поклонялись Артемиде-Ифигении (культ которой существовал и у крымских тавров). Утверждают, что Ясон сбился с курса и его корабль был отнесен к берегам Ливии. В Кирене смешивались египетская, ливийская и скифская культуры. Ее основание приводит на память предание о происхождении царской власти у скифов. Рассказывают, что пылающие золотые предметы — плуг, ярмо, секира и чаша — упали с неба и два старших брата Колаксаиса пытались их поднять, но только сам Колаксаис смог унести их к себе домой. Этим небесным пойэмата здесь соответствуют пророческие слова, произнесенные в Дельфах, в результате чего… и была создана ливийская колония».

Сведения о миграции гарамантов к верховьям Нигера приводятся Робертом Грейвсом со ссылкой на серию книг Евы Мейеровиц, которая в течение многих лет изучала культуру народа аканов, живущих на территории Ганы, к югу от Страны догонов.[314] Грейвс резюмирует основные результаты ее исследований в следующих словах: «Народ аканов возник в результате миграции ливийских берберов (близких родственников догреческого населения Древней Греции) из сахарских оазисов в южном направлении и их смешения в районе Тимбукту с неграми, проживавшими в верховьях Нигера». Тимбукту — это единственный сравнительно крупный город, расположенный недалеко от Страны догонов. «В одиннадцатом веке, — продолжает Грейвс, — они продвинулись дальше к югу, на территорию современной Ганы». В процессе этого переселения аканы должны были двигаться через Страну догонов, которая лежит к югу от Тимбукту. Очевидно, таким образом, что знания о системе Сириуса были перенесены из Греции в Ливию, оттуда — в оазисы Сахары, а затем дальше к юго-западу — через пески великой пустыни в Тимбукту и на плоскогорье Бандиагара. Там их носители смешались с местными жителями, заимствовав их язык, и со временем стали неотличимы от африканских племен также и по своей внешности. Тем не менее они сохранили знания о Сириусе как свой самый большой секрет. Маршрут, по которому проходила эта миграция, показан на рис. 40.

0|1|2|3|4|5|6|7|

Rambler's Top100 informer pr cy http://ufoseti.org.ua