Уильям Джеймс (психолог)

Уильям Джеймс (1842–1910), один из основателей современной психологии, был активным членом как американского, так и британского Общества психических исследований, и некоторое время (1894–1896) возглавлял последнее. Многие известные психологи, сыгравшие значительную роль в становлении этой науки, также были членами Общества психических исследований. Фрейд и Юнг публиковали статьи в журнале Общества и его «Записках» (Gauld. 1968. Pp. 338–339). Джеймс был очень высокого мнения о научных публикациях Общества психических исследований. Он говорил: «И если бы меня попросили указать научный журнал, в котором бдительность и неусыпное внимание по отношению к возможным источникам заблуждения было бы представлено особенно ярко, я думаю, что мне пришлось бы указать на „Записки Общества психических исследований“. Обычный поток статей, скажем, психологической тематики в других профессиональных изданиях характеризуется, как правило, значительно более низким уровнем критического сознания» (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballon. 1960. P. 29).

Первое крупное исследование Джеймса в области психики было проведено с медиумом миссис Леонорой Ф. Пайпер. Она узнавала информацию об участниках сеанса с помощью сущности, которую звали Финуит, и которая говорила с ней, пока медиум была в трансе. Скептически настроенные ученые считали, что либо у медиума хорошие осведомители, либо она получает информацию о посетителях от них же самих, пользуясь специальными психологическими приемами. Узнав о миссис Пайпер от своей свекрови, Джеймс отправился к ней и провел ряд экспериментов. В 1885 и 1886 годах Джеймс отправил к миссис Пайпер в общей сложности 25 неизвестных ей человек, и ни один из них не назвал ей своего настоящего имени. Обнаружив, что миссис Пайпер располагала информацией о каждом из них, Джеймс убедился в том, что ни о каком шарлатанстве в данном случае не может быть и речи (Gauld. 1968. Pp. 251–253).

В 1887 году в Америку приехал Ричард Ходжсон, чтобы возглавить американское Общество психических исследований. Он намеревался разоблачить миссис Пайпер. Ходжсон был выходцем из Австралии, поэтому миссис Пайпер вряд ли могла что‑либо знать о нем. Тем не менее, она рассказала Ходжсону о его семье, включая его умерших родственников. Ходжсон устроил еще несколько сеансов в 1888 и 1889 годах. Чтобы исключить возможность обмана, Ходжсон нанял детективов. Они выяснили, что ни сама медиум, ни ее друзья или родные ни к кому не обращались с подозрительными расспросами. Не пользовались они и услугами нанятых агентов. Тогда Ходжсон и Джеймс отправили миссис Пайпер в Англию. Там исследователи отбирали участников сеансов произвольным образом и представляли их миссис Пайпер непосредственно перед сеансом. Но даже тогда миссис Пайпер рассказывала участникам сеансов самые неожиданные вещи о них самих и их родных. Когда медиум вернулась в Бостон, Ходжсон на протяжении многих лет продолжал исследовать ее, пока полностью не поверил в ее способности (Gauld. 1968. P. 254–258). Джеймс писал в отчете: «Я убежден в честности медиума и в подлинности транса, в который она погружается; хотя сначала я думал, что ее „угадывания“ были либо счастливой случайностью, либо основывались на знании сидящего перед ней и его семейных дел. Сейчас я уверен, что с ней сотрудничают некие силы, которые мы пока не можем объяснить» (James. 1886–1889. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 97).

Тем не менее, Джеймс понимал и своих оппонентов. Он говорил (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou 1960. Pp. 39–40): «Отвращение (а я не могу подобрать более мягкого слова), которое у многих честных ученых вызывают упоминания о „психических исследованиях“ и „исследователях психики“, не только естественно, но и в каком‑то смысле похвально. Человеку, который сам не способен вообразить такие психические явления, остается лишь недоумевать, почему Гарни, Майерс и компания так восторгаются этими никак не связанными друг с другом чудесами. И какими чудесами!» Джеймс подчеркивает, что ученые должны рассматривать психические явления в контексте таких теорий, которые эти явления допускают. Как отмечает Джеймс, большинство критиков потому отрицают существование определенных психических явлений, что те идут вразрез с их представлениями о законах природы. Но Джеймс понимал, что «чем чаще мы отрицаем определенные факты на основе своих допущений, тем слабее становятся сами эти допущения, и со временем они могут просто исчерпать себя» (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 40). В частности, Джеймс понимал, что факты телепатии в случае с Пайпер и другими медиумами выбивают почву из‑под ног ортодоксальных ученых, уверенных, что в сознании человека нет ничего, что бы выходило за рамки физических восприятия и понимания (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. Pp. 40–41).

Джеймс считал, что окончательным решением всех споров на тему реальности психических явлений мог бы стать «непреложный факт, рассеивающий сбивающую с толку тьму». «Для меня, – говорил Джеймс, – таким фактом стали сверхъестественные способности Пайпер. Когда я наблюдал ее в состоянии транса, то не мог отделаться от мысли о том, что те знания, которые у нее вдруг появлялись, нельзя получить с помощью обычных органов чувств или бодрствующего ума… И когда я рассматриваю другие факты, например, связанные с призраками, то не могу полагаться на свой „строго научный ум» с его неизменно предвзятыми представлениями о том, как „должен быть» устроен мир» (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 41).

Джеймс не только был полностью убежден в реальности ментального аспекта медиумизма, но также не отрицал и его физический аспект (как, например, в случае с «парящим» аккордеоном Хоума). Четко документированные свидетельства полтергейста заставляли Джеймса относиться к доверием и к другим явлениям, происходящим на сеансах медиумов. В президентском обращении к Обществу психических исследований Джеймс перечислил десять достоверных случаев полтергейста и появления привидений. Он писал: «Во всех этих случаях, если мне не изменяет память, множество свидетелей видели, как различные предметы двигались без посторонней помощи при ярком свете дня. Во многих случаях таких предметов было много… Я вынужден признать, что, пока эти или аналогичные случаи не получат позитивного объяснения, я не смогу сказать, что… проблему медиумов… можно считать закрытой» (James. 1896. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. Pp. 62–63).

По поводу случаев обмана со стороны медиумов, время от времени имевших место, Джеймс говорил, что «ученые и сами нередко вводят других в заблуждение своими лекциями, вместо того чтобы признать, что большинство их экспериментов заканчиваются неудачно» (James. 1911. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 312). Джеймс приводил в пример нескольких физиков, которые специально настраивали аппаратуру так, чтобы получить желаемые результаты при публичной демонстрации. Джеймс даже сам признался в такого рода мошенничестве. Однажды профессор Ньюэл Мартин давал публичную лекцию с демонстрацией по физиологии сердца черепахи. Присутствующие на лекции могли видеть теневое изображение сердца черепахи, спроецированное на экран. При стимуляции нервов сердце должно было совершать определенные движения. В какой‑то момент сердце совсем перестало работать. Джеймс, который присутствовал там в качестве ассистента, вспоминал: «Указательным пальцем… я стал непроизвольно симулировать ритмические движения, которые, по словам моего коллеги, должно в таком случае совершать сердце. И до сих пор, вспоминая ту ситуацию, я не могу строго относиться к медиумам, которые умышленно направляют ход событий в нужное русло, если нет возможности добиться этого иным способом. Если исходить из принципов Общества психических исследований, то мое поведение на той лекции должно дискредитировать меня на всю оставшуюся жизнь, и все, что я пишу в этой статье, тоже должно считаться ложью, что явно несправедливо» (James. 1911. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 313). Дальше Джеймс возражал против политики Общества психических исследований относительно отказа от работы с теми медиумами, которые хотя бы раз были уличены в обмане.

Джеймс готов был согласиться с существованием самых разных явлений, а не только тех, которые укладывались в представления ортодоксальной науки. Это очень важно, поскольку факты, принимаемые наукой, во многом влияют на теории и законы, которые в дальнейшем устанавливают связь между этими фактами. Когда наука признаёт определенную категорию фактов, строит теории и законы на их основе и затем использует эти теории и законы для объяснения и прогнозирования возможной связи и отношений между этими фактами, то становится трудно серьезно рассматривать те факты, которые в эти схемы не укладываются. Джеймс (1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 26) писал: «Явления, не подлежащие классификации в соответствии с критериями существующей системы, считаются парадоксальными и абсурдными, а потому отвергаются как заведомая ложь». Он называл эту коллекцию парадоксов «неклассифицированным остатком». По наблюдениям Джеймса (1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. Pp. 25–27): «Никакие другие явления из разряда „неклассифицированного остатка“ не вызывают у ученых столь презрительного отношения, как те, что обычно принято относить к мистике … А эти явления, тем не менее, лежат на поверхности истории. На какой бы странице вы ни открыли анналы истории, вы обязательно столкнетесь с тем, что носит название пророчеств, божественных откровений, одержимости бесами, привидений, транса, экстаза, чудесных исцелений и наведения порчи, а также других сверхъестественных способностей, дающих отдельным людям власть над своим окружением».

Джеймс надеялся, что будущие поколения психологов и антропологов тщательно изучат эти явления «с надлежащим терпением и непредвзятостью» и включат их в систему научных взглядов, вместо того чтобы просто «принимать их на веру или безапелляционно отрицать». Тот факт, что этого до сих пор еще не произошло, Джеймс считал самым настоящим «научным скандалом» (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 31). Он говорил: «Я осознаю насущную необходимость перестроить науку таким образом, чтобы подобные явления получили в ней достойное место» (James. 1897. Цитируется по: Murphy, Ballou. 1960. P. 42).

К сожалению, этого до сих пор не произошло. Поэтому Джеймса можно считать главным вдохновителем этой книги и, в особенности, данной главы, в которой я попытался в общих чертах охарактеризовать неклассифицированный остаток научных наблюдений, связанных с человеческим сознанием. Еще больше, чем наука, неклассифицированным остатком пренебрегает религия, что приводит к печальным результатам, если принять во внимание влияние религии на общество. Если ситуация и изменится, то толчок к этому даст, скорее всего, именно наука – наука, прекратившая свои давние заигрывания с материализмом и переставшая закрывать глаза на целый ряд явлений, доступных рациональному изучению.

Результатом подобных перемен может стать признание скрытых сил индивидуума в качестве объяснения действительно имевших место явлений. Одной из особенностей современной науки является ее нежелание рассматривать возможность субъективных, личностных причин естественных событий. Джеймс (James. 1897) писал: «Систематическое отрицание наукой личности как одного из условий событий и непоколебимая вера в то, что мир по своей сути совершенно безличен, возможно, очень удивит наших потомков» (Murphy, Ballou. 1960. P. 47). Предсказание Джеймса начали сбываться, и я уверен, что уже в текущем веке это произойдет полностью.

Лорд Рэлей (физик)

Джон Уильям Стретт, третий барон Рэлей (1842–1919), внес огромный вклад в развитие физики. Он изучал математику в Кембридже, а потом увлекся физикой. Рэлей ставил множество опытов в собственной лаборатории, которую устроил у себя дома. Он часто общался с физиком Джеймсом Клерком Максвеллом. В 1871 году Рэлей женился на Эвелин Бэльфор, сестре Артура Джеймса Бэльфора, который позже стал премьер‑министром Англии. После смерти Максвелла в 1879 году Рэлей занял его место в Кембридже. С 1905 по 1908 год он был президентом Королевского общества, а в 1904 году получил Нобелевскую премию по физике за открытие аргона.

В 1919 году Рэлей стал президентом Общества психических исследований. В президентском обращении (Rayleigh. 1919. Цитируется по: Lindsay. 1970) он обобщил собственный опыт и высказал свое отношение к научному исследованию сверхъестественных явлений. Рэлей начал свою речь с того, что почтил память сэра Уильяма Крукса, который тоже был нобелевским лауреатом по физике и возглавлял Общество с 1896 по 1899 год. Рэлей отметил, что его собственный интерес к психическим исследованиям проявился еще во время учебы в Кембридже и усилился после прочтения работы Крукса «Notes of an Enquiry into the Phenomena called Spiritual during the years 1870–73». Рэлей знал о безупречной репутации Крукса как ученого и был уверен, что тот способен отличить истину от иллюзий. Поэтому Рэлей с большим доверием отнесся к отчетам Крукса о психических феноменах.

Наибольшего доверия, по его мнению, заслуживали сеансы Крукса с медиумом Даниэлем Дангласом Хоумом. Скептики считали, что Крукс стал жертвой мошенничества, но Рэлей говорил: «Я считал (и считаю) невозможным объяснить эти случаи „встречей мошенника с дураком“». Поэтому он полагал, что «следует признать возможность существования многих явлений, которые идут вразрез с общепринятыми представлениями» (Lindsay. 1970. P. 231).

Рэлей решил поставить собственные опыты и пригласил для этого медиума миссис Дженкен. Сеансы проводились в его загородном доме, где медиум провела две недели. Рэлей получил интересные результаты, но не настолько невероятные, как у Крукса с Хоумом. Рэлей писал: «Перед сеансом комнату тщательно проверили, двери заперли. Кроме миссис Дженкен, на сеансе была леди Рэлей и я сам. Иногда приходил мой брат или кто‑нибудь из друзей. Мы сидели за небольшим, но довольно тяжелым столом на одной ножке; когда что‑то начинало происходить, мы держали миссис Дженкен за руки и следили за ее ногами; делать это на протяжении всего сеанса не имело смысла» (Lindsay. 1970. P. 232). Рэлей рассказывал, что разные мелкие предметы вроде ножа для бумаги летали по комнате. Больше всего их поразил свет, появившийся в темной комнате и светивший в разные стороны. «Светящиеся предметы могли быть ватой, пропитанной фосфором, – писал Рэлей, – но как миссис Дженкен могла управлять ими, когда мы держали ее руки и ноги, мне непонятно» (Lindsay. 1970. P. 233).

«Мне также сложно объяснить еще одно событие, – продолжал Рэлей, – которое произошло в конце сеанса, когда мы все встали. Стол, за которым мы сидели, начал опрокидываться, и круглая столешница почти коснулась пола, а потом стол медленно вернулся в обычное положение. Миссис Дженкен в это время стояла рядом с нами. Я с тех пор несколько раз пытался опрокинуть стол двумя руками. Мне удалось добиться некоторого подобия того, что произошло на сеансе, но миссис Дженкен явно не могла сделать это сама. Для данных целей больше подошло бы приспособление из крюков и проволоки, но миссис Дженкен – хрупкая женщина, по‑видимому, не обладающая большой мускульной силой, а стол, несмотря на свой размер, довольно тяжел» (Rayleigh. 1919. Цитируется по: Lindsay. 1970. P. 233). Рэлей отрицал возможность того, что все это было галлюцинацией. После загадочных движений стола участники сеанса не сомневались в реальности произошедшего. Рэлей также присутствовал на сеансах медиума из Италии Эусепии Палладино, о которых мы еще расскажем. Его реакция на увиденное была следующей: «Она, безусловно, использует какие‑то хитрости, но этот мой вывод не окончательный» (Lindsay. 1970. P. 235).

Талантливый ученый‑экспериментатор, Рэлей признавал, что есть разница между обычными физическими явлениями и явлениями психическими, которые «нельзя повторить по желанию или подчинить систематическому экспериментальному контролю» (Lindsay. 1970. P. 236). Но он отмечал, что в истории науки были и другие случаи, когда редкие, единичные феномены, противоречащие научному знанию, впоследствии принимались как факт. В качестве примера он приводил метеоры. До XIX века ученые отказывались верить сообщениям о камнях, падающих с неба. Рэлей писал: «К свидетелям таких явлений относились с таким же пренебрежением, как и к свидетелям любых необычных явлений, а их так называемые заблуждения просто высмеивали. Это неудивительно, поскольку очевидцев падения метеора обычно было немного, они не знали методику проведения наблюдений, были напуганы увиденным и услышанным, а также отличались вполне объяснимой склонностью к преувеличениям и суевериям» (Lindsay. 1970. P. 236). Однако со временем ученые все‑таки признали существование метеоров. Рэлей писал: «Я хочу напомнить об этом тем ученым, которые настолько уверены в своем знании законов природы, что считают себя вправе без всякого рассмотрения отрицать сообщения о тех случаях, которые противоречат устоявшимся взглядам» (Lindsay. 1970. P. 237).

В обращении к своим коллегам‑современникам Рэлей говорил: «Если бы серьезные исследователи могли меня услышать, то я бы попросил их уделять больше внимания работе нашего Общества, руководимого опытными учеными, среди которых, кстати, есть и скептики, и не делать поспешных выводов на основе сомнительных газетных публикаций или глупых сплетен, распространяемых неосведомленными людьми. Многие члены нашего Общества отдают себе отчет о связанных с его работой априорных трудностях не меньше, чем любой посторонний человек» (Lindsay. 1970. P. 239).

Пьер и Мария Кюри

Мария Кюри и ее муж Пьер Кюри известны своими открытиями в области физики, за которые Мария получила две нобелевских премии, а Пьер одну. Но мало кто знает, что супруги Кюри также занимались серьезными исследованиями в области сверхъестественного. В конце XIX века Пьер Кюри исследовал тайны обычного магнетизма и одновременно заинтересовался спиритическими опытами нескольких европейских ученых, включая Шарля Рише и Камилля Фламмариона, чьей работы мы также коснемся в этой главе. Первоначальный интерес Пьера Кюри к сверхъестественным явлениям объяснялся его надеждами, что систематическое изучение этих явлений поможет ему ответить на некоторые вопросы о магнетизме (Hurwic. 1995. P. 65). Своей невесте Марии, с которой он обвенчался в 1895 году, Пьер Кюри писал: «Признаюсь, меня все больше начинают интересовать эти спиритические явления. Мне кажется, что они каким‑то образом связаны с физикой» (Hurwic. 1995. P. 66). Из дневников Пьера Кюри явствует, что он в то время читал много книг по спиритизму (Hurwic. 1995. P. 68).

Через десять лет внимание ученого под влиянием его жены переключилось с магнетизма на радиоактивность. И он снова решил, что спиритизм может дать ему ответы на некоторые вопросы в области физики. Супруги снова начали посещать спиритические сеансы. Историк Анна Хурвик в биографии Пьера Кюри пишет: «Он надеялся отыскать в спиритизме источник неведомой энергии, которая раскрывает тайну радиоактивности. Может быть, именно поэтому он с одними и теми же методами подходил и к спиритизму, и к радиоактивности. Например, он замерял уровень ионизации воздуха в комнате, где проходил сеанс. Кюри приходил на сеансы не как сторонний наблюдатель, и его целью было вовсе не общение с духами. Он рассматривал эти сеансы как научные опыты и старался фиксировать данные, составляя подробные отчеты о каждом наблюдении. Он был по‑настоящему заинтригован Эусепией Палладино» (Hurwic. 1995. P. 247).

О нескольких сеансах Эусепии Пьер Кюри писал физику Жоржу Гюи в письме от 24 июля 1905 года (Hurwic. 1995. P. 248): «На собрании Психологического обществе мы провели несколько сеансов с медиумом Эусепией Палладино. Было очень интересно. Действительно, явления, которые мы наблюдали, не казались нам какими‑то фокусами – стол вдруг поднимался над полом на метровую высоту, разные предметы неожиданно приходили в движение, мы чувствовали прикосновения чьих‑то рук, которые то щипали, то гладили нас, и вдруг возникало какое‑то свечение. Нас, наблюдавших за происходящим в комнате, было немного. Мы все хорошо знали друг друга, и сообщника у медиума среди нас быть не могло. Обман возможен был лишь в том случае, если медиум обладала незаурядными магическими способностями. Но как объяснить все эти явления, если мы сами держали ее руки и ноги, а освещения в комнате было достаточно, чтобы видеть все, что происходит?»

Кюри продолжал вести подробные отчеты о сеансах, которые посещала и его жена. О сеансе 6 июля он вспоминал: «На секунду стол поднялся в воздух на высоту более метра, затем резко опустился вниз» (Hurwic. 1995. P. 249). 6 апреля 1906 он писал: «Стол поднялся на высоту более метра… полный контроль note 26 с моей стороны… горизонтальные движения стола без прикосновения к нему кого‑либо из присутствующих; хороший обзор с обеих сторон» (Hurwic. 1995. P. 250). Хурвик замечает: «Мы можем судить о том, насколько он верил в эти явления, по тому факту, что собирался включить их в официальные отчеты о своих исследованиях» (Hurwic. 1995. P. 250).

14 апреля 1906 году Пьер писал Жоржу Гюи: «Мы с Марией работаем над точной дозировкой радия с помощью его собственного излучения; казалось бы, работы не так уж и много, но мы занимаемся этим много месяцев и только сейчас получаем хоть какие‑то результаты. Мы посетили еще несколько „сеансов“ с Эусепией Палладино (мы уже бывали на ее сеансах прошлым летом). В итоге, я более не сомневаюсь в реальности этих явлений. В подобное невозможно поверить, но это так. С этим невозможно спорить после ряда сеансов, которые проходили при тщательном наблюдении и контроле» (Hurwic. 1995. Pp. 263–264). Затем, в дополнение к описанным ранее явлениям, он рассказал, как медиум материализует человеческие конечности. Пьер Кюри писал Гюи: «Я хочу, чтобы вы посетили несколько подобных сеансов и не сомневаюсь, что это убедит и вас» ((Hurwic. 1995. P. 264). Как и Рэлей, Кюри признавал, что подобные явления не всегда можно повторить, но надеялся, что целенаправленные исследования принесут свои плоды. Он сделал следующий вывод: «Я считаю, что это совершенно новый пласт фактов и физических состояний пространства, о которых мы ничего не знаем» (Hurwic. 1995. P. 264). Как отмечает сама Хурвик: «Для ученого‑экспериментатора такое заявление, по меньшей мере, необычно» (Hurwic. 1995. P. 263).

Пьер Кюри сохранял интерес к спиритизму до самой смерти – 19 апреля 1906 года, когда он погиб в автокатастрофе. Вспоминая события, происходившие за день до смерти мужа, Мария Кюри говорила о беседе Пьера и французского математика Жюля Анри Пуанкаре: «В какой‑то момент вы заговорили о Эусепии и вызываемых ею явлениях. Пуанкаре возражал со скептической улыбкой, хотя эта новая тема явно заинтересовала его, а ты note 27 настаивал на реальности увиденных тобой явлений. Ты говорил, а я смотрела на тебя, восхищаясь твоим лицом, озаренным улыбкой, и твоей чарующей речью. Это был последний раз, когда я слышала, как ты излагал свои мысли» (Hurwic. 1995. P. 262).

Камилль Фламмарион (астроном)

Камилль Фламмарион (1842–1925) – французский астроном, известность которому принесли его труды о двойных звездах и топографии Марса. В 1861 году Фламмарион стал членом Общества психических исследований, с чего и началась его длительная карьера исследователя сверхъестественного. В 1870 году его попросили написать отчет для Лондонского диалектического общества, которое созвало комиссию для изучения «явлений, предположительно вызываемых духами» (Flammarion. 1909. P. 289). В письме комиссии Фламмарион признавал, что расследования в области сверхъестественного усложняются случаями обмана и непостоянством самого феномена (Flammarion. 1909. P. 302). Проведению подобных исследований также препятствовали скептики. Фламмарион говорил, что любые исследователи, свободные от подобных предрассудков, могут убедиться в реальности сверхъестественных явлений. Он и сам проверял их достоверность.

Во втором томе своей замечательной книги «Death and Its Mystery» (Flammarion. 1922) Фламмарион приводил документальные свидетельства появления призраков как здравствующих людей, так и находящихся на пороге смерти. Фламмарион писал: «Похоже, что мы наблюдаем здесь передачу образа посредством психических волн от одного мозга другому, причем оба мозга настроены в унисон, и один мозг служит передатчиком волны, а другой приёмником» (Flammarion. 1922. P. 37).

Фламмарион рассказывает о следующем случае появления призрака живущего человека (Flammarion. 1922. P. 47). Впервые это сообщение появилось в английских газетах, в том числе и в «Daily News» от 17 мая 1905 года. Член парламента, майор сэр Карн Рашс заболел гриппом и потому не мог присутствовать на вечернем заседании парламента, хотя очень хотел поддержать правительство при голосовании по одному важному вопросу. Друг Рашса, сэр Гилберт Паркер, был очень удивлен, увидев его на заседании. Сэр Гилберт рассказывал: «Мой взгляд упал на сэра Карна Рашса, который сидел почти там же, где обычно. Я знал, что он был болен, и махнул ему рукой со словами: „Надеюсь, вам уже лучше“. Но он не подал виду, что узнал меня, и это весьма меня удивило. Он был очень бледен, сидел, подперев голову рукой; лицо было совершенно невыразительным и словно застывшим. На мгновение я задумался, что мне делать, а когда я опять повернулся к нему, то он уже исчез. Я пожалел, что он ушел, и отправился его искать, надеясь застать его в вестибюле. Но его там не было, и никто его не видел». Сэр Артур Хейтер сказал, что также видел Рашса и говорил о нем с сэром Генри Баннерманом. Как отмечает Фламмарион, сам Рашс «не сомневался, что его дух действительно был в парламенте, поскольку все его мысли были только о заседании и обсуждении, которое крайне интересовало его» (Flammarion. 1922. P. 48).

Еще один пример, который приводит Фламмарион, касается английского физика, доктора Роланда Боустеда (Flammarion. 1922. P. 87). Однажды, играя в крикет, он и еще один игрок преследовали мяч до забора. По другую сторону забора Боустед заметил своего шурина в охотничьем костюме и с ружьем. Тот улыбнулся и помахал Боустеду. Что же касается друга Боустеда, игравшего с ним в крикет, то он ничего не увидел. Когда Боустед вновь посмотрел в сторону забора, там уже никого не было. Несколько подавленный, он отправился к своему дяде и рассказал ему об увиденном. Было десять минут второго. Боустед писал: «Два дня спустя я получил письмо от отца, где говорилось, что мой шурин умер именно в то время, когда я его видел. Смерть шурина была необычной. Утром того дня он как раз поправился от болезни и сказал, что поедет на охоту. Шурин взял ружье, повернулся к моему отцу и спросил, послал ли тот за мной. Отец ответил отрицательно. Шурин пришел в ярость и ответил, что встретится со мной, несмотря ни на что. Вдруг он упал, словно пораженный молнией. Смерть наступила от разрыва кровеносного сосуда в легких. Он был в охотничьем костюме и с ружьем, в точности таким, каким я увидел его».

10 ноября 1920 года мсье Аньель, член марокканского филиала Французского астрономического общества, писал Фламмариону о солнечном затмении, которое наблюдал в тот день. К письму он приложил описание случая телепатического общения. В 1906 году Аньель жил в Ницце. Как‑то раз он без предупреждения решил заглянуть в гости к сестре в Нимсе. Его сестра любила цветы апельсина, и Аньель купил их в поезде. Он писал: «Я был в купе один, и решил поэкспериментировать, пока поезд находился на полпути между Гольф‑Жуаном и Канном. Я сосредоточил мысли на цветах, закрыл глаза, мысленно отправился в Нимс, в дом сестры, и сказал ей: «Я еду. Я еду навестить тебя и везу тебе цветы, которые ты любишь». Я представил себя стоящим у ее кровати и протягивающим ей букет цветов, мысленный образ которых создал до этого» (Flammarion. 1922. Pp. 98–99). Когда следующим утром Аньель встретил сестру, она сказала: «Очень странно. Минувшей ночью мне приснилось, что ты приедешь и привезешь мне цветы апельсина!» (Flammarion. 1922. P. 99).

В третьем томе «Death and Its Mystery» Фламмарион (Flammarion. 1923) рассказывает о появлениях призраков умирающих. Одно такое сообщение публиковал журнал «Luce e Ombra» в 1905 году. В 1882 году два офицера итальянской армии заключили своеобразное соглашение: если один из них будет при смерти, он даст об этом знать другому, мысленно пощекотав его ногу. 5 августа 1888 года один из них, граф Чарльз Галатери, лежал в постели с супругой, которая вдруг сказала: «Не щекочи мне ногу». Галатери возразил, что он ничего не делал, но жена все равно чувствовала щекотку. Они решили, что в постель забралось какое‑то насекомое, взяли свечу и стали искать его под одеялом, но ничего там не нашли. Когда же они легли спать, графиня Галатери воскликнула: «Смотри! Смотри, там, у тебя в ногах!» Но граф ничего не видел. Графиня сказала: «Вон стоит высокий молодой человек в колониальном шлеме. Он смотрит на тебя и смеется! Несчастный! Какая ужасная рана у него в груди! Да еще и колено сломано! Он машет тебе с довольным видом. А теперь он исчезает!» На следующий день графиня рассказала об этом друзьям и родственникам. 14 августа в газете появилось сообщение, что лейтенант Виргини, давний друг графа, погиб во время военных действий в Эфиопии. Его ранило в колено, а вторая пуля попала в грудь (Flammarion. 1923. P. 59).

Можно ли объяснить это видение случайностью? Фламмарион так не считал: «В «Les Hallucinations telepathiques» мсье Марилье провел вычисления, из которых вытекает, что вероятность случайного совпадения составляет… в случае зрительной галлюцинации всего 1/40 000 000 000 000; иначе говоря, из сорока триллионов зрительных галлюцинаций только одну можно объяснить случайным совпадением . Фактически, это сводит вероятность совпадения к нулю» (Flammarion. 1922. P. 167).

Фламмарион был уверен, что определенный вид вибрации передается умирающим человеком его благожелателю, чей организм затем преобразует эту вибрацию в ощущения, подобно тому как радиоприемник преобразует электромагнитные волны в звук. Фламмарион писал: «Все эти наблюдения доказывают, что человек состоит не только из тела, которое можно видеть и осязать, строение которого хорошо известно всем и, в особенности, медикам. Человек состоит еще и из психического элемента, неощутимого и имеющего присущие лишь ему одному способности действовать независимо от физического организма и проявляться на любом расстоянии с помощью законов природы, о которых мы пока еще ничего не знаем. Этот психический элемент не ограничен рамками времени и пространства» (Flammarion. 1922. P. 369). В моей системе этому психическому элементу соответствует ум.

Как и Кюри, Фламмарион серьезно изучал способности Эусепии Палладино. Первый его сеанс с ней прошел 27 июля 1897 года в доме семьи Блеч в Париже. Один угол комнаты был отгорожен светлым занавесом. В этом импровизированном кабинете находились небольшая кушетка, гитара и стул, на котором стояли колокольчик и музыкальная шкатулка. Кабинет был оборудован по просьбе Эусепии, которая объяснила, что эти условия необходимы для получения ожидаемого эффекта. Фламмарион предпочел бы не отгораживать угол комнаты, однако он понимал, что для любого научного опыта могут потребоваться специальные условия. «Если проявлять фотографическую пластинку на свету, она засветится и ничего не получится. Тот, кто отрицает существование электричества только потому, что не может получить искру при сыром воздухе, глубоко заблуждается. Не намного умнее ведет себя человек, не верящий в существование звезд, потому что их видно только ночью» (Flammarion. 1909. P. 68). Хотя Фламмарион и принял условия, поставленные медиумом , он отмечал, что «при этом важно не дать себя одурачить» (Flammarion. 1909. P. 68). Вот почему Фламмарион тщательно осмотрел кабинет и всю остальную часть комнаты, убедившись, что там нет никаких скрытых механизмов, батарей и проводов – ни в полу, ни в стенах. Перед началом сеанса, чтобы снять с Эусепии все возможные подозрения, мадам Зельма Блеч, чью честность Фламмарион не ставил под сомнение, лично раздела и одела медиума.

Сеанс проходил при разном освещении – от яркого света до тусклого красного. Эусепия сидела снаружи занавеса, повернувшись к нему спиной. Перед ней стоял прямоугольный деревянный стол, весящий семь килограммов. Фламмарион осмотрел стол и не нашел в нем ничего подозрительного. Он и еще один участник опыта, сидевшие по обе стороны взяли медиума за руки и наступили ей на ноги. В дополнение к этому, Фламмарион положил свободную руку на колени медиуму. Комната была ярко освещена керосиновой лампой и двумя свечами.

Фламмарион рассказывал: «Через три минуты стол начал покачиваться то вправо, то влево, приходя затем в равновесие. Через минуту он полностью оторвался от пола приблизительно на двадцать сантиметров и оставался на этой высоте две секунды» (Flammarion. 1909. P. 70). На этом же сеансе наблюдались и другие случаи левитации, после чего Фламмарион сделал вывод: «Объекты поднимались в воздух сами, преодолевая закон гравитации, без помощи чьих‑либо рук» (Flammarion. 1909. P. 70). Затем круглый столик, стоявший справа от Фламмариона, самопроизвольно соприкоснулся со столом, который парил в воздухе. Фламмарион говорил, что столик как будто пытался забраться на прямоугольный стол. Затем он перевернулся и упал. Все это происходило при ярком свете. Затем медиум попросила уменьшить освещенность. Обе свечи погасили, а лампу притушили, но света все же было достаточно, чтобы видеть все происходившее в комнате. Круглый столик, который Фламмарион поднял и поставил на ножки, опять сделал несколько движений, словно пытаясь забраться на прямоугольный стол. Фламмарион пытался сбросить его на пол, но тот сопротивлялся (Flammarion. 1909. P. 71). Фламмарион решил, что действия столика не подчинялись медиуму.

Медиум попросила еще притушить свет. Керосиновую лампу погасили и зажгли лампу, похожую на те, что используются в фотолабораториях. От лампы шел тусклый красный свет, которого хватало, чтобы видеть все вокруг. На сеансе произошло множество странных вещей, среди которых наиболее интересно следующее. Сначала за занавесом заиграла музыкальная шкатулка, как будто кто‑то крутил ее ручку. При этом руки и ноги медиума по‑прежнему были под контролем Фламмариона и еще одного участника сеанса (де Фонтене). Эусепия шевельнула рукой, которую держал де Фонтене, и взяв его палец, дотронулась им до щеки Фламмариона, делая пальцем круги, словно вращая ручку шарманки. Когда она переставала это делать, музыкальная шкатулка умолкала; когда же она опять начинала двигать пальцем, игра шкатулки возобновлялась. По словам Фламмариона, начало и конец игры музыкальной шкатулки полностью совпадали с началом и концом движения пальца по его щеке (Flammarion. 1909. P. 72). Описывая происходящее на этом сеансе, я ловлю себя на мысли о том, что некоторые явления лучше опустить. Они кажутся мне слишком невероятными. Но все же я расскажу о них. Маленький круглый столик подвинулся к столу, за которым сидели участники сеанса, и встал на него. Все услышали, как за занавесом заиграла и начала двигаться гитара. Она появилась из‑за занавеса, подлетела к сидящим за столом, поднялась на стол и легла на плечо де Фонтене. Затем она поднялась над головами участников сеанса, издавая при этом звуки. Фламмарион отмечал: «Все это происходило в течение пятнадцати секунд. Было хорошо видно, как гитара парит в воздухе, а на ее блестящей поверхности отражается свет лампы» (Flammarion. 1909. P. 73). Фламмарион наблюдал и другое поразительное явление: «После этого из кабинета появился стул и встал рядом с миссис Блеч. Затем он поднялся в воздух и опустился миссис Блеч на голову» (Flammarion. 1909. P. 74).

После сеанса в доме Блеч Фламмарион провел восемь сеансов у себя дома. Он писал: «Перед каждым сеансом Эусепию раздевали и одевали две дамы, следящие за тем, чтобы у нее под одеждой не было никаких скрытых механизмов» (Flammarion. 1909. P. 85). Артур Леви, который был настроен весьма скептично, так описывает сеанс от 16 ноября 1897 года. Леви осмотрел комнату, уделив особое внимание кабинету за занавесом. Он убедился, что там нет никаких механизмов и никаких входов и выходов, кроме занавеса, который все время находился перед зрителями. Пять участников сеанса и медиум сидели за белым прямоугольным столом перед занавесом. В кабинете лежало несколько музыкальных инструментов.

Один из участников сеанса поставил на стол весы для взвешивания писем. Эусепия положила руки по обе стороны от весов на расстоянии десяти сантиметров от них, и стрелка начала двигаться. Леви писал: «Эусепия сама предложила нам убедиться в том, что между ее руками и прибором нет никакой нити или волоса, с помощью которого можно было бы управлять чашами весов. Эксперимент проходил в ярко освещенной гостиной» (Flammarion. 1909. P. 88).

Леви и Жорж Матье держали медиума за руки и за ноги. Руки всех остальных лежали на столе. «Через несколько мгновений, – писал Леви, – стол начал колебаться, вставать на одну ножку, стучать другими ножками по полу, подниматься на дыбы, полностью отрываться от пола иногда на двадцать сантиметров, а иногда и на тридцать… Все это происходило при ярком свете» (Flammarion. 1909. P. 88). Эусепия попросила притушить свет, сказав, что от яркого света у нее болят глаза. Лампу поставили на пол за фортепьяно. Но света все равно было достаточно, чтобы видеть происходящее. Бубен и скрипка вылетели из‑за занавеса и упали на стол. Леви взял бубен в руку, и невидимое существо попыталось отнять его, при этом порезав Леви руку. Стол сильно трясся. Затем из‑за занавеса вылетел аккордеон. Леви писал: «Я взял его за нижнюю часть и спросил Невидимку, может ли тот взять аккордеон с другой стороны, чтобы заставить инструмент играть. Занавес взметнулся в мою сторону, аккордеон начал ритмично растягиваться и сжиматься, клавиши нажимались сами собой, и было сыграно несколько нот» (Flammarion. 1909. P. 90). Эусепия попросила всех соединить руки в цепь. Затем она бросила пронзительный взгляд на большую кушетку, и она, по словам Леви, «подошла» к столу. Эусепия взглянула на кушетку «с дьявольской усмешкой», дунула на нее, и та вернулась на место.

На этом чудеса не закончились. Леви писал: «Бубен поднялся почти до потолка; подушки начали играть друг с другом, опрокидывая все на столе; M. M. note 28 сбросили со стула. Тяжелый стул из черного ореха поднялся в воздух, встал на стол с громким стуком, а потом был сброшен на пол. Эусепия вся съежилась, и казалось, что происходящее пагубно влияет на нее. Мы пожалели ее и попросили прекратить все это. Но она закричала: „Нет, нет!“ Эусепия встала, и мы встали вместе с ней; стол оторвался от пола, поднялся на шестьдесят сантиметров и со стуком упал на пол» (Flammarion. 1909. Pp. 91–92). Вскоре сеанс, который длился два часа, закончился. Леви утверждал: «Мы приняли все меры, чтобы не стать жертвами обмана… И сейчас, когда при воспоминании об этом у меня начинают закрадываться сомнения, я вынужден признать следующее. Если принять во внимание условия проведения эксперимента, то ухищрения, с помощью которых можно было бы вызвать увиденные нами явления, заслуживают, по меньшей мере, такого же восхищения, как и сами эти явления. Как же тогда охарактеризовать эту загадку?» (Flammarion. 1909. P. 93).

Миссис Фламмарион составила описание сеанса, который прошел 19 ноября того же года. Комната освещалась неяркой ночной лампой, стоящей недалеко от стола. Двое из участников сеанса, мистер Бриссон и мистер Паллотти, следили за медиумом. Миссис Фламмарион и миссис Бриссон сидели чуть поодаль от стола, лицом к Эусепии. Вдруг занавес за спиной медиума зашевелился. «И что я увидела? – пишет миссис Фламмарион. – Маленький трехногий столик (явно пребывая в хорошем настроении) подпрыгивал, находясь сантиметрах в двадцати от пола, а позолоченный бубен подпрыгивал на таком же расстоянии от стола, громко звеня» (Flammarion. 1909. Pp. 126–127). Миссис Фламмарион обратила на это внимание миссис Бриссон. «Затем, – писала она, – стол и бубен начали танцевать в совершенном согласии, один из них, словно по принуждению, падал на пол, а другой – на стол» (Flammarion. 1909. P. 127). Во время сеанса 21 ноября Фламмарион и другие участники увидели, как сквозь занавес прошла книга. Фламмарион писал: «Книга прошла сквозь занавес, не оставив в нем отверстия – ткань осталась целой» (Flammarion. 1909. Pp. 129–130). Супруга Фламмариона, заглянув сверху через занавес, увидела, как книга, пройдя сквозь занавес, оказалась в кабинете. Фламмарион, находившийся в это время по другую сторону занавеса, писал, что книга «исчезла из поля зрения всех присутствующих, включая мистера Баше, мистера Бриссона, мистера Ж. Буа, мадемуазель Фуртон и меня самого… Коллективная галлюцинация? Но мы все были спокойны и полностью владели собой».

В свою книгу по исследованиям психики Фламмарион также включил наблюдения других ученых. В 1891 году выдающийся итальянский психиатр Чезаре Ломброзо, узнав о феномене Эусепии, поехал в Неаполь, чтобы лично присутствовать на ее сеансе. В опыте принимали участие шесть человек. Комната освещалась свечами. Ломброзо и еще один из участников контролировали действия Эусепии. На этом сеансе левитировал стол. Затем было проведено еще несколько сеансов, и на каждом происходили необычные явления (Flammarion. 1909. Pp. 142–146).

После сообщений от профессора Ломброзо научная комиссия провела с Эусепией семнадцать сеансов в Милане. В группу входили астроном Джованни Шиапарелли, директор миланской обсерватории; физик Джузеппе Джероза и лауреат Нобелевской премии, психолог, доктор Шарль Рише из Парижа. Ломброзо тоже присутствовал на нескольких сеансах. По результатам сеансов исследователи составили отчет, подтверждающий достоверность феномена (Flammarion. 1909. P. 151). Несколько раз они наблюдали полный отрыв большого стола от пола. При этом медиума тщательно контролировали. Двое участников сеанса, сидевших по обе стороны от медиума, держали ее за руки. Их ноги стояли поверх ее ног, а коленями они сжимали ее колени. Вот как описывалась левитация стола в отчете: «Через несколько минут стол сдвигается в сторону, поднимается сначала справа, потом слева. Наконец, все четыре его ножки отрываются от пола и стол взлетает. Поднявшись на высоту 10–20‑и (а в отдельных случаях 60–70‑и) сантиметров, стол поворачивается горизонтально (как если бы он плавал в жидкости) и затем опускается на пол и встает на все четыре ножки. Часто он находится в воздухе в течение нескольких секунд, совершая при этом волнообразные движения. Этого времени хватает для тщательного осмотра ножек стола» (Flammarion. 1909. P. 154). Исследователи пришли к выводу, что условия эксперимента исключали возможность обмана со стороны медиума и использования скрытых опор и рычагов.

В совместном отчете всех участников упоминается несколько случаев спонтанного перемещения объектов без прикосновения к ним кого‑либо из присутствующих. В отчете говорится: «На втором сеансе наблюдалось интересное явление, причем все от начала и до конца происходило при ярком освещении . Тяжелый стул, весящий десять килограммов и стоявший в метре от стола позади медиума, подвинулся к мистеру Шиапарелли, который сидел рядом с медиумом. Шиапарелли поднялся и поставил стул на место, однако, не успел он сесть, как стул опять придвинулся к нему» (Flammarion. 1909. P. 156). Кроме того, исследователи отмечали движение объектов по воздуху. Руки медиума были накрепко привязаны к рукам сидевших рядом исследователей, что исключало возможность манипуляций предметами (Flammarion. 1909. Pp. 157–159). Два раза медиум сама поднималась в воздух, ее стул вставал на стол, при этом ее продолжали держать. В первом случае Эусепию держали Рише и Ломброзо, которые, как говорится в отчете, «уверены, что не помогали ей подняться на стол». Когда медиум спускалась на стуле со стола, ее держали Финци и Рише, которые, согласно отчету, «следовали ее движениям, но не более того» (Flammarion. 1909. Pp. 159–160).

Шарль Рише (психолог)

В 1913 году Шарль Робер Рише, профессор психологии Парижского университета получил нобелевскую премию в области медицины и психологии за открытия в иммунологии. Интерес Рише к оккультизму начался с гипноза. Побывав на публичном сеансе гипноза, он начал ставить собственные эксперименты. Потом он заинтересовался ясновидением и написал статью о статистической достоверности экстрасенсорного восприятия (Richet. 1884). В его исследованиях принимали участие люди, правильно угадывавшие карты. Результаты значительно превышали количество вероятных совпадений. Рише убедил своего друга, богатого промышленника Жана Мейра, учредить общество, которое занималось бы беспристрастным научным исследованием психических явлений. Такое общество было основано в 1919 году и получило название Института метапсихологии. По мнению Рише, подобно тому как из алхимии родилась химия, из метапсихологии возникнет новая наука о разуме. Рише подвел результаты своей работы в книге «Thirty Years of Psychical Research» («Тридцать лет психических исследований») (Richet. 1923).

По словам Рише, есть два вида метапсихических явлений – объективные и субъективные. Объективные явления включают в себя движение физических объектов под влиянием психических сил. Субъективные явления – это психические феномены в чистом виде, например, дистанционное зрение. Рише писал: «Силы, управляющие интуицией, телепатией, появлением призраков, движением предметов и некоторыми механическими и световыми явлениями, никак нельзя назвать слепыми и неразумными… Этим силам не свойственна фатальность, присущая механическим и химическим реакциям материи. Силы эти, по‑видимому, разумны, обладают волей и интуицией , которые, может быть, и не являются человеческими, однако очень напоминают таковые. Интеллектуальность, под которой я понимаю свободу выбора, наличие цели и способность принимать решения, свойственные человеческой воле, характерна для всех метапсихических явлений» (Richet. 1923. Pp. 4–5).

Рише ставил опыты по телекинезу с Эусепией Палладино. Он присутствовал на более чем ста ее сеансах (Richet. 1923. P. 412). Рише отмечал: «Все без исключения ученые, которые ставили с ней опыты, в конце концов убеждались в реальности вызываемых ею явлений» (Richet. 1923. P. 413). Он признавал, что иногда Эусепия пыталась прибегнуть к обману, если ей предоставлялась такая возможность. Но Рише считал недопущение обмана обязанностью исследователя. В своих опытах он принимал все необходимые для этого меры. «Когда должно было произойти какое‑либо движение объекта без прикосновения к нему, – писал Рише, – Эусепия знаком предупреждала нас. Все внимание исследователей, таким образом, обращалось к ней, и принимались все меры, исключающие возможность обмана в эти решающие моменты. Короли обмана делают обратное – они всячески отвлекают зрителей в критические моменты свих трюков» (Richet. 1923. P. 413). Прежде всего, ученые брали под контроль руки и ноги Эусепии, чтобы она никак не могла использовать их при перемещении объектов.

В 1893 и 1894 годах этолог Хенрик Семирадский (1843–1902) и философ Юлиан Охорович (1850–1917) провели ряд экспериментов с Эусепией в Риме. Рише присутствовал на этих сеансах. «Мы держали Эусепию за руки, а над столом в это время проплывала человеческая рука, издававшая такой звук, как если бы она вращала рукоятку», – писал Рише (Richet. 1923. P. 416). Охорович тщательно изучал эти явления. Пока руки и ноги Эусепии находились под присмотром, происходили интересные психокинетические феномены. По словам Рише, «освещение было тусклым, но достаточным, чтобы все хорошо видеть; в это время стол поднялся в воздух три раза подряд» (Richet. 1923. P. 416).

Самый важный отчет Рише написал после ряда сеансов с Эусепией в его доме на острове Рибо. На этом небольшом острове в Средиземном море у Рише была дача. Единственными обитателями острова были смотритель маяка и его жена. Рише пригласил на сеансы Охоровича. «В течение трех месяцев мы проводили по три сеанса в неделю, и постоянно наблюдали движущиеся объекты без какого‑либо контакта с ними со стороны медиума», – писал Рише (Richet. 1923. Pp. 416–417).

Рише также пригласил Фредерика Майерса и физика Оливера Лоджа. Рише включил в свою книгу следующее изложение событий, сделанное Лоджем: «Стул, стоящий у окна в метре от медиума, подвинулся, поднялся и со стуком упал на пол. За медиумом велось наблюдение, возле стула никого не было. Я услышал несколько нот, взятых на аккордеоне, который стоял рядом с нами. Музыкальная шкатулка проплыла по воздуху у нас над головами. В дверном замке повернулся ключ, прилетел на стол и опять вставился в замок; массивный 20‑килограммовый стол поднялся на 20 сантиметров от пола, когда медиум встала и положила на угол стола руки» (Richet. 1923. P. 417).

Отчеты с острова Рибо очень расстроили члена Общества психических исследований Генри Сайджвика, который писал в письме Джеймсу Брайсу Сайджвику 8 августа 1894 года: «Кризис неизбежен. Три ведущих члена нашей группы исследователей: Майерс, Лодж и Рише (профессор психологии из Парижа) поверили в достоверность физических спиритических явлений… мы читали о наблюдениях, которые записывались в течение всех сеансов, – и действительно, очень сложно понять, как подобные явления можно произвести с помощью обычных физических средств… В то же время, за Обществом психических исследований уже давно закрепилась хорошая репутация, что объясняется трезвым и разумным подходом, проявленным Обществом при разоблачении псевдомедиумов; что же касается „феноменов“ Эусепии, то они очень напоминают трюки разоблаченных нами мошенников. Поэтому тот факт, что ведущие представители Общества оказались настолько доверчивыми людьми, может пагубно отразиться на нашей репутации» (Gauld. 1968. P. 230).

Для проверки способностей Эусепии мистер и миссис Сайджвик вместе с Лоджем приехали к Рише в его замок в Каркеране, возле Тулона. Там исследователи снова наблюдали описанные ранее явления в условиях, исключавших возможность обмана. Дыня и небольшой плетеный столик вылетели из‑за спины медиума и оказались на большом столе, за которым сидели исследователи. Они также ощущали прикосновение невидимых рук и видели их в воздухе. Также они слышали игру на фортепьяно, до которого медиум не смогла бы дотянуться со своего места (Gauld. 1968. P. 231). Однако у некоторых членов Общества психических исследований все же оставались сомнения. Чтобы развеять их, Эусапию пригласили в дом Майерса в Кембридже, и она провела импровизированный сеанс специально для супругов Майерс. Майерс отмечал, что 31 июля 1895 года сеанс проходил при ярком свете во второй половине дня. Он писал: «При таких условиях стол пять или шесть раз в течение десяти минут поднимался в воздух, полностью отрываясь от земли… Каждый раз нам казалось, что какая‑то неведомая сила поднимала и удерживала его» (Gauld. 1968. P. 235). В общей сложности, Эусепия провела в доме Майерса 20 сеансов. Многие известные исследователи, включая лорда Рэлея, Томсона, Фрэнсиса Дарвина, семью Маскелин (фокусников), Рише и Лоджа, посетили, по меньшей мере, по одному сеансу. На сеансах наблюдались те же явления, что и ранее (Gauld. 1968. P. 235).

Затем исследователи пригласили приехать к ним из Америки Ричарда Ходжсона. Он застал семь последних сеансов. Ходжсон, относившийся к Эусепии с большим подозрением, решил, что она просто морочит другим голову. Решив вывести ее на чистую воду, он специально ослабил надзор за Эусепией. В результате Ходжсон обнаружил, что в некоторых случаях Эусепия, когда ей позволяли это сделать, обманывала сидящих с ней рядом и высвобождала одну руку. Из этого он сделал вывод, что и остальные явления, продемонстрированные ею в Кембридже, являются обманом (Gauld. 1968. P. 238).

Но остальные исследователи не соглашались с ним. Им было известно, что когда Эусапия не в духе, она может пуститься на хитрость, если ей представится такая возможность, как это произошло в Англии. Они обвинили Ходжсона в том, что он сам создал условия, которые допускают и даже поощряют обман (Gauld. 1968. P. 239). При этом сторонники Эусапии указывали на то, что обман, обнаруженный Ходжсоном, не объясняет и малой части тех явлений, которые случались на ее сеансах (Gauld. 1968. P. 240).

Полный отчет о сеансах в Кембридже так и не был опубликован. Генри Сайджвик писал в «Журнале Общества психических исследований» (в апреле 1896 года): «В Обществе психических исследований не принято уделять внимание действиям тех „медиумов“, которых уличили в систематическом обмане… В соответствии с нашими традициями, я предлагаю впредь игнорировать ее действия, как я поступаю со всеми, кто занимается аналогичным мошенничеством» (Gauld. 1968. P. 240). Майерс, получив из Европы отчеты о новых сеансах Эусепии, хотел продолжить эксперименты, но Сайджвик отказался дать на это разрешение. Что же касается Рише, то он продолжал ставить опыты самостоятельно и в конце концов окончательно убедился в способностях Эусепии (Gauld. 1968. P. 241).

Позже, в 1898 году, Рише убедил Майерса приехать к нему во Францию. Майерс участвовал в двух сеансах 1 и 3 декабря в доме Рише в Париже. Там также присутствовали Теодор Флурной (психолог из Швейцарии), герцог и герцогиня де Монтебелло (посол Франции в России и его жена) и Эмиль Боирак (исследователь сверхъестественных явлений). Первый сеанс проходил при достаточном освещении – неярком свете лампы, камина и луны. Были видны все детали одежды Эусепии и ее руки. Широко расставленные руки Эусепии лежали на столе, а один из участников сеанса, находившийся под столом, держал ее за ноги. Иными словами, надзор за Эусепией был полный, а видимость хорошая. В зашторенной нише окна лежала цитра. Само окно было закрыто и заперто. Исследователи увидели движения цитры и услышали, как она заиграла. Цитра появилась из‑за шторы и приблизилась к участникам сеанса сзади так, что они оказались между медиумом и летающей цитрой. Цитра опять заиграла и появилась из‑за плеча Майерса, а затем опустилась на стол (Gauld. 1968. Pp. 241–242). Нечто подобное произошло и на втором сеансе. Майерс, в очередной раз убедившийся в способностях Эусепии, хотел опубликовать отчет. Но редактором «Журнала» и «Записок» Общества психических исследований в то время был Ходжсон. Он не позволил напечатать подробный отчет, а опубликовал лишь короткое сообщение Майерса, в котором говорилось, что недавние исследования дали ему основания вновь поверить в способности Эусепии (Gauld. 1968. P. 242).

Исследования продолжались. В парижском Институте психологии группа ученых, в которую входил Рише, в период с 1905 по 1907 год провела с медиумом еще серию опытов (в общей сложности 43 сеанса). Согласно Рише (Richet. 1923. P. 420) опыты доказывали существование такого феномена, как телекинез. Это были те самые опыты, в которых в качестве членов научной комиссии участвовали супруги Кюри. В комиссию также входили философ Генри Бергсон, сам Рише и физик Жан Батист Перрен, который, как и Кюри, был лауреатом Нобелевской премии в области физики. Бергсон же получил Нобелевскую премию по литературе. Таким образом, в комиссию входили, как минимум, пять нобелевских лауреатов. Через несколько лет исследований комиссия опубликовала отчет о достоверности рассматриваемых явлений, в котором, в частности, говорилось: «Руки, ноги и колени Эусепии находились под контролем, при этом стол вдруг поднялся, и то две, то все четыре его ножки отрывались от пола; Эусепия, сжав кулаки, протянула руки к столу, который затем пять раз подряд поднялся и со стуком опустился. Потом он снова полностью поднялся, причем руки Эусепии покоились на голове одного из участников сеанса. Стол поднялся на 30 сантиметров от пола и провел в воздухе несколько секунд, Эусепия в это время держала руки на столе, а под столом стояла горящая свеча; стол поднялся на 25 сантиметров и провел в воздухе 4 секунды. При этом рука Кюри лежала на коленях Эусепии, одна рука Эусепии лежала на столе, а другая – на голове Кюри. Ноги медиума были привязаны к стулу, на котором она сидела» (Carrington. 1931. P. 135).

Рише участвовал еще в одной серии сеансов с Эусапией в Неаполе. В 1908 году Эверард Филдинг, который до этого посещал сеансы в Кембридже, принял участие в новых опытах вместе с Хируордом Каррингтоном и У. У. Бэггали, магом и скептиком. Каррингтон – маг и автор книги, разоблачающей медиумов‑обманщиков, так пишет о сеансах в Неаполе: «В ноябре и декабре 1908 года мы с мистером Эверардом Филдингом и мистером У. Бэггали провели 10 сеансов в наших номерах в гостинице. Все проходило под строжайшим контролем, и мы убедились в достоверности метапсихических явлений, которые нельзя было объяснить никаким обманом» (Richet. 1923. P. 420).

Сеансы проходили в Неаполе в гостинице «Виктория» в специально снятых для этого номерах. Ученые тщательно осматривали номер перед каждым опытом. Когда приходила Эусепия, ее тоже тщательно осматривали, дабы убедиться, что на ней и в ее одежде нет ничего подозрительного. Номера находились на пятом этаже гостиницы, окна выходили на улицу. Когда Эусепия входила, окна и двери закрывались на металлические затворы. Посторонние проникнуть в номер не могли. В углу номера, отгороженном двумя тонкими черными шторами, был устроен импровизированный кабинет. На маленьком столике в кабинете исследователи положили колокольчики, гитару и игрушечное пианино. Кабинет каждый раз подвергался тщательному осмотру – один раз до и несколько раз во время сеанса (Carrington. 1931. Pp. 213–214). Исследователи внимательно следили за руками и ногами Эусапии, иногда привязывали ее к стулу, при этом она сидела за столом возле кабинета. Каррингтон отмечал, что «все три исследователя прекрасно знали все ухищрения, на которые обычно пускаются медиумы, чтобы высвободить руки и ноги, и потому все время были настороже» (Carrington. 1931. P. 215). Участники сеанса записывали все случаи левитации стола и необъяснимых движений предметов в кабинете (Richet. 1923. P. 420).

С 1909 по 1910 год сеансы проходили в Нью‑Йорке под наблюдением Каррингтона. И снова, при тщательном контроле, происходили те же явления. На глазах у Каррингтона столик вылетел из‑за занавеса, причем случилось это «при освещении, достаточном, дабы видеть, что медиум к столику не прикасалась» (Carrington. 1931. P. 210). Столик поднялся на метр в воздух, пять раз наткнулся на деревянную перегородку в комнате, перевернулся вверх ножками и упал. Все это время за Эусапией внимательно следили, одни исследователи держали за руки, а Каррингтон – за ноги.

Во время нью‑йоркских сеансов исследователи услышали из‑за занавеса игру мандолины. Удары по струнам совпадали с движениями пальцев Эусепии по голове одного из участников сеанса. Каррингтон писал: «Затем мандолина вылетела из кабинета на стол, и там у всех на виду продолжала играть примерно минуту – к ней никто не притрагивался. Сначала зазвучала одна струна, потом другая» (Carrington. 1931. P. 211). В это время Эусепию также полностью контролировали и крепко держали ее руки.

В другой раз ученые положили на столик за занавесом инструмент, напоминающий флейту. В какой‑то момент он очутился в воздухе прямо перед одним из участников сеанса. Каррингтон рассказывал: «Никто не видел, как инструмент оказался здесь; он просто висел в воздухе примерно в полутора метрах от Эусепии, так что она, естественно, не смогла бы дотянуться до него» (Carrington. 1931. P. 211).

Каррингтон не раз был свидетелем того, как деревянный стул, повинуясь движениям руки Эусепии, перемещался вперед и назад и из стороны в сторону. «В это время я проводил рукой между ее рукой и стулом, чтобы убедиться в отсутствии каких‑либо волос, ниток или проводов, используемых для подобных манипуляций», – писал Каррингтон (Carrington. 1931. P. 121). Иногда Эусепия передавала «управление» Каррингтону, положив на него руку, и тогда стул слушался уже Каррингтона, пока Эусепия не убирала руку.

Рише писал: «Я настаивал на наличии у Эусапии способности к телекинезу, поскольку это, наверное, единственный медиум, с которым работали столько скептически настроенных, скрупулезных исследователей. За 20 лет, с 1888 по 1908 год, с ней работали самые известные экспериментаторы из Европы и Америки. Условия проведения экспериментов были строжайшими и не вызывали ни малейших сомнений, и всякий раз лучшие ученые, которые были полны решимости не допустить обмана, подтверждали, что даже большие тяжелые предметы перемещались без чьего‑либо прикосновения» (Richet. 1923. P. 421).

Маргарет Мид (антрополог)

Маргарет Мид (1901–1978), выдающийся американский антрополог, также принимала участие в исследовании сверхъестественных явлений. В 1942 году ее избрали попечителем американского Общества психических исследований, а в 1946 году она вошла в исследовательскую комиссию Общества. В 1969 году при ее содействии Американская ассоциация содействия развитию науки включила в свой состав Парапсихологическую ассоциацию в качестве филиала. Сама Мид ранее была президентом Американской ассоциации содействия развитию науки.

Мид считала, что ее собственный интерес к психическим феноменам может быть связан с ее семейной историей. Давняя подруга Мид, Патриция Гринаджер, писала: «Две родственницы ее бабушки по отцовской линии обладали необычными психическими способностями: ее прабабушка Присцилла Рис Рэмсей и двоюродная бабушка Луизиана Присцилла Рэмсей Сандрес. Среди жителей Винчестера (штат Огайо) столетие назад ходили слухи о том, что мать с дочерью диагностируют болезни, читают мысли и заставляют столы летать. По словам одного своего родственника из семьи Рэмсеев, Маргарет в детстве тоже обладала экстрасенсорными способностями. Мид полагала, что в прошлом воплощении вполне могла быть одной из своих одаренных родственниц» (Grinager. 1999. P. 195). Всю свою жизнь Мид советовалась с медиумами, целителями и другими людьми, обладающими необычными психическими способностями. Например, в 1936 году, прежде чем выйти замуж за Грегори Бэйтсона, она обратилась за советом к одному медиуму из Гарлема, и тот одобрил ее выбор (Howard. 1984. P. 187). Ближе к концу жизни Мид стала проводить много времени с известным экстрасенсом Джин Хьюстон и чилийской целительницей Кармен Де Барраза. Когда Мид вместе с Хьюстон впервые встретилась с Де Барраза, то спросила ее: «Есть ли в этой комнате еще кто‑либо, кроме нас?» Де Барраза ответила утвердительно. Мид продолжала: «Вы видите рядом со мной одного высокого человека и другого пониже?» Де Барраза сказала, что видит. Мид объяснила, что это ее духи‑хранители, и что ясновидящие из всех племен, которые она изучала, всегда видели их (Howard. 1984. P. 412).

На конференции по холистической медицине в Лос‑Анджелесе Мид незадолго до смерти говорила: «Поступив в университет, я обнаружила, что традиционная наука отрицает и всячески препятствует исследованию психических способностей. Наша культура подавляет их. На Бали же все обстоит иначе. Местные жители знакомы с трансом, пророчествами, умением находить потерянные вещи, распознавать вора и обладают целым рядом психических способностей – от тривиальных до очень важных» (Grinager. 1999. P. 252). Мид говорила, что нужно изучать эти способности и, вероятно, искать возможность применять их в современном обществе.

Джон Тейлор (физик‑математик)

В 1974 году доктор Джон Г. Тейлор, физик‑математик из Лондонского университета, выступил с Ури Геллером в телевизионном шоу на канале Би‑Би‑Си. Геллер прославился своей способностью гнуть металлические предметы, что казалось невозможным с точки зрения обычной физики. Первая встреча с Геллером очень расстроила Тейлора. В книге «Superminds» Тейлор (Taylor John. 1975. P. 49) пишет: «Первое же наблюдение за Геллером в действии оказало на меня сильнейшее влияние. Мне показалось, что вся моя система мировоззрений рухнула в один момент. Я почувствовал себя незащищенным в окружении враждебно настроенной, непостижимой вселенной. Прошло немало времени, прежде чем я смог смириться с этим ощущением. Некоторые мои коллеги полностью игнорировали существование проблемы, отказываясь уделить внимание столь странным явлениям. Их можно понять, но такая позиция не предвещает для науки будущего ничего хорошего». Сам же Тейлор решил не уклоняться от брошенного ему вызова.

2 февраля 1974 года Тейлор провел опыт с Геллером в лаборатории, при строжайшем контроле. Результаты были неоднозначными. Геллер безуспешно пытался согнуть железный прут, трогать который при этом ему было нельзя. Рядом на подносе лежали алюминиевые полоски, необходимые для эксперимента. «Мы заметили, – пишет Тейлор, – что одна из алюминиевых полосок на подносе погнута, хотя никто, включая Геллера, при нас ее не трогал» (Taylor John. 1975. P. 51). Тэйлор проверил и знаменитую способность Геллера гнуть ложки, при этом использовалась ложка Тейлора. Он писал: «Я взял ложку за тот конец, который служит для зачерпывания пищи, и Геллер легонько стукнул по противоположному концу рукой. Приблизительно через 20 секунд самая узкая часть ложки на участке длиной полсантиметра вдруг стала мягкой и ложка разломилась пополам. Оба конца мгновенно затвердели… Нам удалось повторить этот эксперимент в лабораторных условиях. Геллер никак не мог применить силу, не говоря уже о том, чтобы предварительно что‑либо сделать с ложкой. Сама ложка была совершенно нормальной – я пользовался ей весь прошлый год» (Taylor John. 1975. P. 51). В этой же серии опытов Геллер согнул алюминиевую полоску, не дотрагиваясь до нее. Полоска находилась в жестком проволочном контейнере. Во время другого опыта Тейлор обнаружил, что Геллер мог согнуть латунную полоску на десять градусов одним прикосновением к ней. Он приложил силу равную половине унции (14 грамм), но полоска согнулась в другую сторону. Тейлор также заметил, что в ходе эксперимента согнулась стрелка на шкале давления. В еще одном опыте Геллер пытался согнуть медную полоску, не трогая ее. Также он пытался воздействовать на тонкую проволоку. Сначала ничего не происходило. «Мы прервались, чтобы измерить мощность излучаемого им электричества, – писал Тейлор, – однако, обернувшись через несколько мгновений, я увидел, что полоска согнута, а проволока сломана. Почти одновременно я заметил, что латунная полоска на другом конце лаборатории тоже была согнута… Я обратил на это внимание Геллера и в тот же миг с другого конца лаборатории, с расстояния около семи метров, раздался металлический звук. Там, на полу возле дальней двери, лежала согнутая латунная полоска. Услышав еще один звук, я снова повернулся. Маленький кусочек меди, который лежал возле согнутой латунной полоски на столе, оказался рядом с ней на полу у дальней двери. До того как я понял, что происходит, меня ударила по ногам плексигласовая трубка с металлическим сердечником. Она также до этого лежала на столе. Теперь же она находилась у моих ног, а сердечник был согнут настолько, насколько позволял плексигласовый корпус» (Taylor John. 1975. P. 160). В ходе экспериментов Тейлор наблюдал такие странные явления как перемещение кусочков металла по полу лаборатории от одной стены к другой и вращение стрелки компаса. Тейлор говорил: «Эти явления казались непостижимыми; не будь я сам свидетелем подобных явлений, то счел бы сообщения о них совершенной чушью. Я мог бы, конечно, избрать проверенную тактику и отделаться предположениями о том, что Геллер мошенничает, например, вводя меня в состояние транса… Однако пока эти предметы сами по себе перемещались по лаборатории, я сохранял способность следить за работой целого ряда приборов. Никаких изменений в состоянии своего сознания я не ощущал» (Taylor John. 1975. P. 163).

Тейлор также проводил опыты с несколькими детьми, утверждающими, будто умеют, подобно Геллеру, сгибать металлические предметы. Тэйлор установил, что они способны сгибать металлические предметы в лабораторных условиях (Taylor John. 1975. P. 79). В одном из опытов Тейлор положил в коробку распрямленные скрепки для бумаги. Двум мальчикам удалось придать им S‑образную форму. В других опытах распрямленные скрепки были согнуты пополам. Дети также могли отклонять в сторону стрелку компаса и вращать металлические прутья. Тейлор считал, что наилучшим образом данные явления объясняет электромагнетизм, хотя и не мог доказать этого (Taylor John. 1975. P. 89). Он предполагал, что ум является неким электромагнитным образованием, которое не только отвечает за нервную активность мозга, но еще и создает электромагнитную ауру вокруг головы человека (Taylor John. 1975. P. 155).

В следующей книге Тейлора «Science and the Supernatural» (Taylor John. 1980) его взгляды странным образом изменились. Рассматривая различные сверхъестественные явления, он пропускал большую их часть, за исключением телепатии и дистанционного зрения. Он признавал, что имеющиеся на данный счет факты выглядят убедительно, но, тем не менее, противоречат «современным научным взглядам». Как же разрешить данное противоречие? Тейлор предположил, что, вероятнее всего, эти факты были недостоверными (Taylor John. 1980. P. 69). Следовательно, требовались дальнейшие эксперименты, призванные выявить, в чем именно заключается эта недостоверность. Что же касается хорошо документированных случаев психокинеза в связи с полтергейстами, о них Тейлор писал: «Единственное остающееся объяснение заключается в том, что полтергейст представляет собой сочетание ожиданий, галлюцинаций и обмана… по‑видимому, только это объяснение сочетается с научной картиной мира» (Taylor John. 1980. P. 108).

Итак, что же случилось с Тейлором в период с 1975 по 1980 год? В 1975 году он признавал существование сверхъестественных явлений, которые наблюдал во время проводимых по всем правилам экспериментов с Ури Геллером и некоторыми английскими детьми. Он надеялся объяснить эти явления одним из четырех основных видов взаимодействия, известных современной физике, а именно электромагнитным (три других вида взаимодействия – это сильное, слабое и гравитационное). Философ Дэвид Рэй Гриффин говорил: «Но Тейлор вскоре узнал, что эта тема уже в течение нескольких десятилетий обсуждается парапсихологами… В частности, русские парапсихологи, при всей их марксистской материалистической ортодоксальности, разработали методику проведения экспериментов, явно призванную показать электромагнитную природу экстрасенсорных и психокинетических способностей. Однако из результатов их экспериментов вытекало иное» (Griffin. 1997. P. 32). Значит, когда Тейлор понял, что не сможет объяснить сверхъестественные явления одним из признаваемых современной физикой взаимодействий, он окончательно забыл о собственных опытах и стал относиться к экспериментам других исследователей как к проявлениям обмана, галлюцинаций и легковерности. Впрочем, он так и не объяснил, каким образом Геллеру и детям, участвовавшим в его опытах, удалось обвести его вокруг пальца.

Эдгар Митчелл (космонавт)

Первый американский космонавт Эдгар Митчелл тоже интересовался исследованиями в области психики. Во время полета на Луну у него было сверхъестественное видение, заставившее его «по‑новому взглянуть на мир» (Mitchell. 1996. P. 68). По возвращении на Землю он начал изучать эзотерическую литературу, пытаясь найти объяснение увиденному. Он пришел к выводу: «Я уверен, что испытал именно то, что древние индийцы называли на санскрите савикалпа самадхи… это ощущение заключается в том, что человек в какой‑то момент начинает видеть все вещи раздельными и одновременно осознавать, что их раздельность – всего лишь иллюзия. А реальностью является единство всего сущего, которое внезапно открывается такому человеку» (Mitchell. 1996. P. 69). Это перекликается с ведической концепцией ачинтья‑бхедабхеда таттвы, непостижимого одновременного единства и отличия. Данная концепция, главным образом, применима к взаимоотношениям Бога и Его энергий. Согласно учению Чайтаньи Махапрабху, у всех живущих есть душа, и вместе эти души составляют божественную энергию. Таким образом, души едины с Богом и одновременно отличны от Него. Они едины в том смысле, что состоят из одной духовной субстанции, однако количественное обладание этой субстанцией и могущество у них разное (Bhaktivinoda Thakura. 1987. Pp. 46–48).

В 1972 году Митчелл ушел из НАСА и полностью посвятил себя изучению сознания, которое, по его убеждению, должно заполнить разрыв между наукой и религией. «Эзотерические традиции, прямо или косвенно, предполагают, что сознание первично, тогда как наука (эпифеноменализм) утверждает, что оно вторично. Мне кажется, что изучение сознания представляет собой единственный комплексный подход к поиску ответа на вопросы о том, кто мы на самом деле, как мы пришли сюда, куда и почему мы направляемся» (Mitchell. 1996. P. 72). Для содействия как своим, так и чужим исследованиям в данной области, Митчелл учредил Институт духовных наук.

Эдгар Митчелл участвовал в опытах по сгибанию ложек с экстрасенсом Ури Геллером в Стенфордском исследовательском институте. Геллер обычно брал ложку в руку и легонько стучал пальцем по ее ручке в самом узком месте. Ложка в этом месте сгибалась или заворачивалась. Скептики утверждали, что у Геллера просто очень сильные пальцы. Другие считали, что он использует специальный раствор, размягчающий металл. Но Митчелл писал: «Никто и никогда не видел такого раствора, который мог бы использоваться для подобных целей; физики из нашей группы не могли объяснить, как ему удавалось свернуть ложку в аккуратную спираль прикосновением одного пальца» (Mitchell. 1996. P. 86). Экспериментаторы обнаружили, что Геллер не мог сгибать ложку одним усилием ума. Это было доказано, когда ложку поместили под стеклянный колпак.

Когда стало известно, что Митчелл изучает феномен Геллера, ему начали звонить родители детей, которые, увидев по телевизору выступление Геллера, тоже начали гнуть ложки. Митчелл стал проводить опыты с этими детьми и, как и Тейлор в Англии, нашел эти опыты еще более убедительными. Митчелл говорил: «Я посетил несколько семей, иногда я брал с собой свои ложки или выбирал наугад одну из тех, что были в доме. Как правило, это были мальчики до 10‑и лет – они легонько ударяли по ложке в узком месте рукоятки, в то время как я держал ее за кончик двумя пальцами. Вскоре ложка начинала медленно гнуться, делая, как и у Геллера, два полных оборота вокруг собственной оси. Никаких фокусов, никаких магических заклинаний – просто бесхитростные дети (с обычными детскими пальцами), которые еще не знали, что подобное невозможно» (Mitchell. 1996. P. 87).

Митчелл отмечал, что за шесть недель опытов с Геллером в Стенфордском исследовательском институте произошло много необычного: «Неожиданно потерялась деталь видеоаппаратуры, к которой ни у кого не было доступа, и позже эту деталь нашли в соседней комнате. Внезапно исчезли ювелирные украшения, которые потом нашлись в запертом сейфе, код от которого Ури никак не мог знать» (Mitchell. 1996. P. 87). При одном психокинетическом опыте Митчелл и исследователи из Стенфордского института положили большой подшипник под стеклянный сосуд на столе. В присутствии Геллера, по словам Митчелла, подшипник «начал трястись и кататься в разные стороны» (Mitchell. 1996. P. 88). Эти движения записывались на видеопленку. Но когда запись показали другим исследователям из Стенфордского института, они повели себя враждебно. Митчелл вспоминает: «Они покраснели, некоторые вышли, отказываясь вернуться в лабораторию. Они обвинили Ури в обмане, а нас всех – в тупости и доверчивости. Но все их обвинения на самом деле касались серьезной научной работы, и я уверен, что они это понимали» (Mitchell. 1996. P. 88).

Современные исследования сверхъестественных явлений

Помимо единичных опытов с отдельными испытуемыми, вроде Геллера, существует множество экспериментальных данных о сознательно вызываемых сверхъестественных явлениях. В основном, речь здесь идет о микропсихокинетических эффектах и дистанционном зрении. Исследованиям в этой области уделялось немало внимания в середине двадцатого века, и интерес к ним сохраняется до сих пор. Хороший обзор экспериментов такого рода представлен в работе Дина Радина из научно‑исследовательской лаборатории сознания в университете штата Невада. Книга называется «The Conscious Universe: The Scientific Truth of Psychic Phenomena» (Radin. 1997). Для начала рассмотрим эксперименты, связанные с дистанционным зрением.

Дистанционное зрение

Самый простой эксперимент с дистанционным зрением – это угадывание карт. Нобелевский лауреат Шарль Рише ставил подобные опыты, и в 1889 году опубликовал о них отчет. Рише гипнотизировал испытуемых и просил угадать, какие карты находятся в непрозрачных запечатанных конвертах (Radin. 1997. P. 93). Позже, в середине XX века, доктор Джозеф Б. Райн проводил более систематические исследования в университете Дюка, а доктор С. Г. Соал ставил аналогичные опыты в Англии. В ходе исследований человек, получающий информацию, угадывал карты, которые видел изолированный от него человек, передающий информацию. Число правильных ответов значительно превышало то, что можно объяснить случайностью. Профессор Х. Д. Айзенк, возглавлявший факультет психологии Лондонского университета, сказал об этих результатах: «Если исключить возможность широкомасштабного заговора между более чем тридцатью факультетами разных университетов мира и несколькими сотнями специализирующихся в разных областях науки признанных ученых, многие из которых сами поначалу отрицательно относились к заявлениям исследователей психических феноменов, то любой беспристрастный наблюдатель придет к выводу, что действительно существует небольшая группа людей, способных либо читать мысли, либо получать информацию из окружающего мира методами, пока неизвестными науке» (Radin. 1997. Pp. 96–97).

Но так считали далеко не все. В 1955 году доктор Джордж Прайс, работавший на медицинском факультете университета Миннесоты, опубликовал в журнале «Science» разгромную статью об экспериментах с угадыванием карт. Прайс ссылался на известное высказывание Дэвида Юма о том, что разумнее признать свидетелей чудес жертвами обмана или обманщиками, чем признать нарушения известных всем законов физики. На этом основании Прайс утверждал, что полученные Райном и Соалом результаты, которые противоречат законам физики, – не что иное, как нераскрытый обман (Price. 1955). Однако годы спустя Прайс написал в «Science» письмо о своей статье 1955 года, в котором говорилось: «В минувшие годы я вел переписку с Д. Б. Райном, который убедил меня, что я был абсолютно несправедлив в своих утверждениях» (Price. 1972). Он сожалел, что обвинил Райна и Соала в обмане. Конечно, полностью исключать возможность обмана или непреднамеренной помощи испытуемым нельзя. Однако Райн и Соал сделали все возможное, чтобы не допустить этого.

Обычный тест на угадывание подразумевал использование колоды из 25 карт с одним из пяти знаков (звездочкой, волнистой линией, квадратом, кругом или крестом) на каждой. Таким образом, каждый знак был представлен пятью картами. В самых первых опытах исследователи давали испытуемому перетасованную колоду карт и просили угадать верхнюю из них. Назвав карту, он переворачивал ее, проверяя правильность ответа, а затем угадывал следующую. Критики считали, что на обратной стороне карты оставался отпечаток нанесенного машиной рисунка, который можно было нащупать пальцами. Чтобы исключить эту возможность, карты клали в непрозрачные конверты. На это критики возразили, что испытуемые могли заранее отметить карты ногтями и затем нащупать эти отметины через конверт. После этого исследователи стали ставить опыты таким образом, что испытуемые вообще не прикасались к конверту. Тогда критики решили, что исследователи косвенно дают испытуемым подсказки. Чтобы избежать этого, испытуемых стали отделять от карт и экспериментаторов непрозрачными экранами, а в ходе дальнейших опытов исследователи и вовсе переместились в другие помещения и даже здания. Критики предположили, что при записи результатов опытов ученые делали ошибки, ошибки в пользу сверхъестественных явлений. Чтобы снять эту подозрение, в схему проведения экспериментов включили дублирование записей результатов и двойную слепую проверку. К работе стали привлекать независимых наблюдателей, в обязанности которых входило наблюдение за соблюдением условий экспериментов и недопущение фальсификаций. Это навело критиков на мысль о том, что экспериментаторы по достижении приемлемого результата иногда просто прекращают запись данных. Тогда экспериментаторы стали проводить заранее установленное количество попыток (Radin. 1997. Pp. 94–95).

В 1997 году Дин Радин опубликовал результаты 34 опытов угадывания карт, проведенных при строжайших условиях. Эксперименты проводили 24 исследователя в период с 1934 по 1939 год. Всего было проведено 907 тысяч отдельных опытов. Случайным угадыванием можно объяснить только каждое пятое совпадение, при этом коэффициент попадания составил бы двадцать процентов. Радин разделил исследования в зависимости от принятых мер предосторожностей на четыре группы и обнаружил, что во всех четырех группах коэффициент попадания был значительно выше случайного (Radin. 1997. P. 96). Критики возражали, что столь высокий коэффициент попадания может объясняться избирательным подходом к публикации сообщений о результатах. Иными словами, на каждый опубликованный отчет с положительными результатами должны быть и другие отчеты с отрицательными результатами, которые ученые не стали публиковать, а оставили в своей картотеке. Это называется «проблемой картотечного ящика». Однако по теории вероятности, чтобы найти 34 положительных отчета, потребовалось бы не менее 29 тысяч неопубликованных результатов исследований, в результате чего их соотношение должно составлять 1 к 861 (Radin. 1997. P. 97). Такое огромное количество неопубликованных результатов представляется маловероятным. Далее Радин отмечал: «Если учесть, что всего о тестах на экстрасенсорные способности с использованием карт, проведенных с 1882 по 1939 год, было 186 сообщений, опубликованных десятками исследователей со всего мира, то достоверность результата получается огромная – более миллиарда триллионов к одному». Чтобы аннулировать этот результат, количество неопубликованных отчетов о неудачных опытах должно составить 626 тысяч при соотношении более 3,3 тысяч неопубликованных отчетов на каждый опубликованный (Radin. 1997. P. 97).

В 1974 году известный английский научный журнал «Nature» опубликовал работу физика Гарольда Путхоффа и доктора Рассела Тарга об исследованиях сверхъестественных явлений, которые проводились в Лаборатории электроники и биоинженерии при Стенфордском исследовательском институте. Тарг и Путхофф пытались проверить способность испытуемого видеть изображения, скрытые от обычного зрения. Среди испытуемых был и Ури Геллер, которого не раз обвиняли в обмане. Каким бы ни было отношение к таким обвинениям, в каждом отдельном эксперименте можно было принять меры для недопущения фальсификаций. Тарг и Путхофф утверждали следующее: «Мы проводили опыты при достаточном надзоре, используя визуальные, слуховые и электрические преграды, которые перекрывали все обычные каналы чувственного восприятия. Мы постоянно принимали меры, чтобы не допустить утечку информации и обман, как умышленный, так и непреднамеренный» (Targ, Puthoff. 1974. P. 602).

13 опытов по дистанционному зрению были проведены с Ури Геллером. В первых десяти случаях либо Геллер, либо исследователь находился в отдельном помещении. В большинстве случаев Геллер находился в комнате со звуковой и визуальной изоляцией, двойными стальными стенами и двойными дверьми с замками. Исследователи выбирали, какие рисунки показать Геллеру, лишь после того, как он удалялся в предназначенное для него помещение. Геллер не знал ни исследователя, выбирающего рисунки, ни используемый им метод. В большинстве случаев рисунки выбирали ученые из Стенфордского исследовательского института, не входившие в исследовательскую группу. Рисунки находились в разных местах на расстоянии от 4 метров до 10 километров от испытуемого. У Геллера была ручка и бумага, и его просили воспроизвести рисунок. Он также мог перейти к следующему рисунку, если ничего не видел. Если же он рисовал увиденное, то отдавал свой рисунок до того, как ему показывали оригинал. В трех дополнительных опытах рисунки были созданы компьютером. В одном случае рисунок отображался на экране компьютера. Во втором случае рисунок хранился в компьютере, но не отображался в тот момент на экране. И в третьем случае рисунок отображался на экране, но контрастность монитора была настроена так, чтобы рисунок не был различим человеческим глазом. В ходе этих трех тестов Геллер находился в клетке Фарадея, ослабляющей электрические сигналы. Геллер отреагировал на 10 из 13 попыток. Для оценки схожести рисунков были выбраны два эксперта из Стенфордского исследовательского института, не входившие в группу исследователей. Их попросили сравнить рисунки Геллера с оригиналами. Тарг и Путхофф писали: «Оба эксперта признали безошибочное совпадение переданной и полученной информации. Для каждого из экспертов априорная вероятность такого совпадения при нуль‑гипотезе отсутствия информационного канала составляет (10!)–1 = 3 ( 10–7» (Targ, Puthoff. 1974. P. 604). Иными словами, Геллеру удалось выполнить поставленное задание в каждом случае, когда он представлял на рассмотрение рисунок или группу рисунков.

В другой серии опытов по дистанционному зрению ученый из Стенфордского исследовательского института изготовил сто рисунков и поместил их в двойные конверты с черной картонной вставкой. Каждый день для опыта отбирали по двадцать рисунков. Геллер снова должен был рисовать то, что видит. Опыт длился три дня. Тарг и Путхофф писали: «Рисунки, полученные в ходе этого опыта, незначительно отличаются от того, что может быть нарисовано случайно» (Targ, Puthoff. 1974. P. 604). В последней серии из 10 опытов Геллеру показывали закрытую металлическую коробку с игральной костью внутри. Перед этим коробка подвергалась сильному встряхиванию. В каждом опыте Геллер должен был написать, какой стороной вверх выпала игральная кость. В двух опытах Геллер не дал ответа. Тарг и Путхофф писали: «В тех 8 случаях, когда ответ был дан, он оказался правильным. Всего выпало две двойки, одна четверка, две пятерки и две шестерки. Вероятность случайности здесь составляла 1 к 106 note 29» (Targ, Puthoff. 1974. P. 604).

В еще одной серии опытов уже с другим испытуемым Тарг и Путхофф пытались понять, может ли экстрасенс Пат Прайс (бывший член городского совета и полицейский комиссар из Калифорнии) описать место, находящееся на расстоянии нескольких километров. Директор отделения Стенфордского исследовательского института по информатике и проектированию выбрал 12 разных мест, расположенных в получасе езды от института. Также была подготовлена информация о том, как до этих мест добраться. Выбранные места не были известны лицам, проводившим опыт. Для каждого опыта директор давал информацию об одном из мест группе из двух‑четырех человек, которые затем ехали туда. Прайс и еще один человек оставались в институте, и Прайс должен был описать место, причем описание записывалось на магнитофонную пленку. Прайс участвовал в 9 таких опытах. Тарг и Путхофф писали: «Несколько описаний содержали довольно точную информацию о выбранном месте… Способность Прайса описывать здания, дороги, сады и т. д., включая даже строительные материалы, цвет, окружающее пространство и то, что происходит в этом месте, часто в мельчайших подробностях, указывает на развитую способность к дистанционному зрению» (Targ, Puthoff. 1974. P. 605). Пять независимых экспертов из института приезжали на место и сверяли описание с реальностью. Тарг и Путхофф писали в отчете: «Большинством голосов шесть из девяти описаний были признаны верными» (Targ, Puthoff. 1974. P. 606). Достоверность результата составила 5,6 ( 10–4.

В последней серии опытов целью было выяснить, способен ли мозг получающих информацию испытуемых установить корреляцию с передающими информацию лицами, которые находятся на большом расстоянии и на которых направляли мигающий свет. В каждом опыте на передающее информацию лицо в течение 10 секунд направляли либо мигающий (с частотой 6 или 16 вспышек в секунду), либо немигающий свет. Получающее информацию лицо, находящееся в помещении с визуальной и электрической изоляцией, слышало сигнал о начале опыта. Оно не знало, какой режим освещения будет использоваться – мигающий или немигающий. Он выбирался случайно. Степень корреляции работы мозга этих двух лиц оценивалась по результатам измерения альфа‑волн в мозге получающего информацию лица. При нормальных условиях у человека под воздействием мигающего света амплитуда альфа‑волн уменьшается. То есть и у получающего информацию лица в этом случае она тоже должна была уменьшиться. У одного из испытуемых был обнаружен такой эффект – когда передающее информацию лицо подвергали воздействию мигающего света, у получающего информацию лица амплитуда альфа‑волн уменьшалась. Этот человек был отобран для дальнейших опытов, и полученный результат повторился. Средняя и максимальная сила альфа‑волн в мозге этого человека уменьшалась, когда передающее информацию лицо подвергали воздействию мигающего света с частотой 16 вспышек в секунду (Targ, Puthoff. 1974. P. 607).

Все эти опыты позволили Таргу и Путхоффу сделать следующий вывод: «Существует канал, по которому можно получать информацию об удаленном месте посредством еще неизвестного науке способа восприятия» (Targ, Puthoff. 1974. P. 607). Они также считали, что «способность удаленного восприятия встречается довольно часто, но поскольку обычно человек о ней не знает, она подавляется или же остается незамеченной». Наконец, они утверждали: «Наши наблюдения данного феномена позволяют утверждать, что опыты в области так называемых сверхъестественных явлений могут быть проведены научными методами. Мы надеемся, что и другие лаборатории будут проводить дальнейшие исследования, чтобы повторить полученные нами результаты».

В журнале «Nature» (1974. Pp. 559–560) вместе со статьей Тарга и Путхоффа была опубликована и редакционная статья. По мнению рецензентов, описание чистоты экспериментов, включая меры, принимаемые против случайной или преднамеренной утечки информации, было «невразумительным». Лично я так не считаю, однако пусть читатель судит об этом сам. Также рецензенты считали, что следует внимательнее подходить к процессу постановки цели. В данном случае я также считаю, что используемые исследователями методы были вполне адекватными. В пользу статьи, по словам редакции журнала «Nature», говорил факт, что ее авторами были «два компетентных ученых из крупного научно‑исследовательского учреждения». Редакция «Nature» решила, что данное явление достойно внимания, даже если большинство ученых относятся к нему скептически. Как говорилось в журнале: «Если экстрасенсорное восприятие является предметом обсуждений и споров ученых, то этот предмет явно должен быть изучен и описан». Редакторы «Nature» признали, что, отказавшись напечатать статью, они невольно способствовали бы распространению в ученом мире слухов о том, что Стенфордский исследовательский институт занимался крупномасштабными исследованиями в области парапсихологии и даже добился в этом выдающихся результатов». Редакторы считали, что «публикация этой статьи с ее сдержанными заявлениями, намеками на ограниченную программу исследований и скромными данными… позволит более объективно рассмотреть данную тему». В заключении говорилось: «Хотя журнал „Nature“ считается одним из самых уважаемых изданий в мире, нельзя, тем не менее, делать упор только на авторитетность публикаций. Мы уверены, что читатели иногда ожидают от нас и „авантюристических“ статей… Тот факт, что статья опубликована в журнале, еще не является знаком признания со стороны научных кругов; скорее, это означает, что в статье есть нечто заслуживающее их внимания» (Nature. 1974. P. 560).

Однако в Стенфордском исследовательском институте проводилось гораздо больше экспериментов, чем об этом рассказывалось в «Nature». Специалисты из Стенфордского института наряду с общими исследованиями, призванными продемонстрировать существование дистанционного зрения, также выполняли разведывательные миссии по заданию американского правительства и военных. Для участия в этих программах кандидаты проходили строгий отбор. По результатам тестирования большого числа кандидатов выяснилось, что всего лишь один процент из них действительно обладал выраженной способностью к дистанционному зрению (Radin. 1997. P. 101).

10 июля 1974 года физик, работавший на ЦРУ, приехал с заданием в Стенфордский исследовательский институт. Аналитиков из ЦРУ интересовали некоторые объекты в Советском Союзе. Физик дал Таргу координаты интересующего их места, которое находилось примерно в пятнадцати тысячах километров от института, расположенного в Мэнло Парк, штат Калифорния. Тарг и Пат Прайс, один из сотрудничавших с институтом специалистов по дистанционному зрению экстрасенсов, удалились в специальную комнату для опытов, защищенную от электрических помех. Прайс сосредоточился на координатах и начал описывать увиденное. Он увидел несколько зданий и подъемный кран, который двигался вперед и назад по монорельсовой дороге. Прайс сделал набросок зданий и крана, а потом сделал более подробный рисунок крана. Через несколько дней он добавил к нарисованному еще несколько деталей. «Мы были поражены, – писал Тарг, – когда note 30 узнали, что это была сверхсекретная советская лаборатория в Семипалатинске, где велась разработка атомных бомб и проводились испытания лучевого оружия… Я как физик никогда бы не поверил, что Прайс мог столь точно описать обстановку, если бы не присутствовал при этом сам» (Targ. 1996. Pp. 81–82. Цитируется по: Radin. 1997. P. 26).

Программа по изучению дистанционного зрения в Стенфордском исследовательском институте сначала контролировалась Стенфордским университетом, а в начале 1970‑х выделилась в самостоятельную организацию под названием «Stanford Research International» (SRI). Программу изучения дистанционного зрения разработал Гарольд Путхофф; вскоре к нему присоединился Тарг, а еще через несколько лет – физик Эдвин Мэй. В 1985 году Путхофф ушел из SRI, и ее возглавил Мэй. В 1990 году программа по изучению дистанционного зрения была передана в ведение компании «Science Applications International Corporation» (SAIC), крупного подрядчика министерства обороны. В 1994 году программа, просуществовав 24 года и получив 20 миллионов долларов на исследования от ЦРУ, Разведывательного управления министерства обороны США, военной разведки, морской разведки и НАСА, прекратила свое существование (по крайней мере, такова официальная верстия). Радин писал: «Эти организации изучали дистанционное зрение более 20 лет, потому что программы SRI и SAIC периодически предоставляли им ценные и очень подробные сведения» (Radin. 1997. P. 98).

В одном из опытов по получению разведовательных данных с помощью дистанционного зрения, испытуемому предоставили лишь самую общую информацию об объекте, сказав, что это было «техническое устройство где‑то в США». По словам Радина, на самом деле объектом был «высокоэнергетический микроволновый генератор на юго‑западе страны». Не зная об этом, испытуемый сделал рисунки и дал словесное описание объекта, по размеру и форме похожего на этот генератор. Испытуемый также сказал, что угол расхождения луча составляет 30 градусов, что соответствовало действительности (May. 1995. P. 204. Цитируется по: Radin. 1997. P. 99).

В другом опыте в конце 1970‑х годов испытуемому дали географические координаты одного объекта в США, и тот точно описал сверхсекретную военную базу в штате Вирджиния. Само ее существование держалось на тот момент в строгом секрете. Радин (Puthoff. 1996. Цитируется по: Radin. 1997. P. 99) отмечал, что испытуемый «смог точно описать, что и где находится на базе, и даже назвал кодовые слова на папках в закрытых картотеках». В 1977 году репортер, прочитавший отчет испытуемого, поехал в указанное место, чтобы убедиться в существовании базы. Увидев там лишь холмы и пасущихся овец, он решил, что отчет был ложным. Но база действительно находилась там, только под землей (Radin. 1997. P. 99).

В сентябре 1979 года Совет национальной безопасности США заинтересовало, что происходит в одном огромном здании на севере России. Сделанные спутниками‑шпионами снимки окрестностей этого здания указывали, что внутри ведется какое‑то масштабное строительство, но члены Совета хотели знать точно, что там строится. Выяснить это поручили старшему уорент‑офицеру вооруженных сил Джо МакМониглу , обладавшему способностью дистанционного зрения (McMoneagle. 1993; Schnabel. 1997. Цитируется по: Radin. 1997. Pp. 104–195). Руководители проекта сначала не показывали МакМониглу спутниковые снимки и не рассказывали об их содержании. Они дали ему только географические координаты места и попросили рассказать, что он там видит. МакМонигл начал описывать большие здания и дымовые трубы в холодном месте возле большого водоема. После такого верного ответа МакМониглу показали спутниковые снимки здания, представлявшего наибольший интерес, и попросили рассказать, что происходит внутри. МакМонигл сказал, что внутри строится подводная лодка. МакМонигл сделал набросок судна, размеры которого превышали размеры любой существующей подводной лодки, с длинной плоской палубой и 18 или 20 ракетными установками. У представителей Совета это вызвало сомнение. Лодка была слишком большой, к тому же здание находилось в ста метрах от воды. Кроме того, ни одна из разведывательных служб не получала сообщений о разработке подобной лодки в СССР. МакМонигл предсказал, что в течение четырех месяцев будет прорыт канал от здания к берегу, чтобы спустить лодку на воду. В январе 1980 года спутниковые снимки показали подводную лодку, самую большую в мире, которая шла по недавно выкопанному каналу от здания к пристани. У нее была плоская палуба и 20 ракетных установок. Это была первая подводная лодка класса «Тайфун». Радин писал: «Ученые, работавшие над этими секретными программами, в том числе и я сам, были весьма расстроены тем, что из первых рук получили доказательство подлинности психического феномена, но при этом не могли предъявить его скептикам. Не подлежало разглашению и то, что в американской армии служит целая группа специалистов по дистанционному зрению, которая участвовала более чем в сотне секретных миссий, что свыше десяти лет Разведывательное управление министерства обороны США, ЦРУ, таможенная служба, Администрация по контролю за применением законов о наркотиках, ФБР и контрразведка пользовались услугами этой группы и что иногда результаты были просто поразительными» (Radin. 1997. P. 195).

В 1988 году Эдвин Мэй, директор SRI, анализировал результаты всех опытов с психикой, проведенных в SRI в период с 1973 по 1988 год, куда вошли более 26 опытов, поставленных в ходе 154 экспериментов. Вероятность того, что высокий коэффициент попадания в этих опытах является результатом случайного угадывания, составляет 1020 к 1, то есть более миллиарда к одному (Radin. 1997. P. 101). В 1995 году Конгресс США предложил американским исследовательским институтам проверить результаты спонсированных ЦРУ исследований дистанционного зрения, которыми компания SAIC занималась с 1989 по 1993 год. Группу рецензентов возглавляли доктор Джессика Аттс, профессор статистики из университета штата Калифорния в Дэвисе, которая благосклонно относилась к исследованиям в области психики, и известный скептик доктор Рэй Хайман. Как отмечал Радин, SAIC проводила эксперименты при жестком контроле и под наблюдением специального комитета, куда входили эксперты разного профиля (Radin. 1997. P. 101). Среди них был нобелевский лауреат по физике, всемирно известные специалисты по статистике, психологии, неврологии и астрономии, а также отставной генерал‑майор американской армии, врач по образованию.

В своей рецензии Джессика Аттс писала: «Автору очевидно, что аномальные способности, в принципе, возможны, что и было продемонстрировано» (Utts. 1996. Цитируется по: Radin. 1997. P. 102). Аттс также отмечала: «Рассмотренные статистические результаты исследований значительно выходят за рамки того, что можно объяснить случайностью. Аргументы о том, что такие результаты могут быть вызваны недостатками методологии экспериментов, совершенно беспочвенны. Аналогичные результаты… были получены и другими лабораториями по всему миру. Такая последовательность не может объясняться ошибками или обманом» (Utts. 1996. P. 3. Цитируется по: Radin. 1997. Pp. 4–5).

Даже Рэй Хайман не нашел оснований для критики: «Я согласен с Джессикой Аттс в том, что результаты, полученные SAIC… нельзя проигнорировать как случайность. Маловероятно также, что их можно объяснить большим количеством опытов, сокрытием неподходящих результатов, неправильным проведением статистических испытаний или иными злоупотреблениями статистическими выводами. Поэтому я присоединяюсь к мнению профессора Аттс о том, что статистические результаты SAIC и других экспериментаторов в области парапсихологии „значительно выходят за рамки того, что можно объяснить случайностью“. Эксперименты, проведенные SAIC, организованы грамотно, и исследователи приложили все силы, чтобы устранить изъяны, присущие ранее проводимым парапсихологическим исследованиям. Кроме того, я даже не могу предположить, какие в этой методологии могут быть изъяны, если они вообще есть» (Hyman. 1996. P. 55. Цитируется по: Radin. 1997. P. 103). Тем не менее, Хайман не был готов признать, что упомянутые опыты подтверждают существование психических способностей. Он предположил, что изъяны все‑таки были, хотя так и не смог обнаружить их или хотя бы указать, где их следует искать. Хайман настаивал на более «независимом повторении» опытов, хотя за 20 лет это уже было сделано исследователями из SRI и других научных организаций.

Среди последних была Лаборатория аномальных исследований в Принстоне. Эксперименты с дистанционным зрением начались там в 1978 году. Опубликованный отчет рассматривает 334 опыта, проведенные с 1978 по 1987 год. «Окончательная достоверность результата, рассчитанная на основе всей базы данных Лаборатории, составила 100 миллиардов к 1», – писал Радин (1997. P. 105).

Метод «ганцфельд»

В минувшие годы исследователи психических явлений проводили эксперименты в области телепатии, используя метод «ганцфельд» (Radin. 1997. Pp. 69–72). В основе этого метода лежат эксперименты с телепатией во сне, которые проводили психиатр Монтегю Ульман и психолог Стэнли Крипнер в Маймонидском медицинском центре в Бруклине (Нью‑Йорк) с 1966 по 1972 год. Оказалось, что если бодрствующий человек посылает мысленный образ спящему, тот может увидеть этот образ во сне. Испытуемый спал в закрытой комнате, звуконепроницаемой и защищенной от посторонних электромагнитных волн. Электроэнцефалограф, контролирующий деятельность головного мозга спящего, сигнализировал о начале фазы БДГ (быстрого движения глаз), во время которой спящий начинает видеть сны. В это время второй участник эксперимента, находящийся в другом месте, пытался послать спящему мысленный образ картины, выбранной наугад из нескольких картин, как правило, из восьми. Контакт между участниками эксперимента был сведен к минимуму. «Отправитель» образа лишь слышал сигнал, указывающий, что спящий вошел в фазу БДГ, и по этому сигналу посылал ему образ выбранной картины. В конце фазы БДГ спящего будили и просили описать центральный образ в его сне. В некоторых случаях спящий снова засыпал и процесс повторялся. Затем независимые эксперты сравнивали описания сна со всем набором из восьми картин. Картины классифицировались по степени схожести с образом из сна. Если оказывалось, что картина, образ которой был послан спящему, входила в четверку наиболее подходящих под описание картин, то опыт считался успешным. Если предположить, что в описании сна не может содержаться ничего существенного, и учесть, что эксперты не знали, какой именно образ посылался спящему, то соответствие восьми картин образу из сна должно носить случайный характер. В таком случае следует ожидать, что искомая картина будет попадать в первую четверку в 50% случаев. Радин отмечал: «В статьях, опубликованных с 1966 по 1973 год, сообщалось о 450 подобных опытах… общий коэффициент попадания составляет около 63 %… вероятность успешного исхода в 63% случаев из 450 опытов с 50‑процентной вероятностью случайного попадания и низком (плюс‑минус 4%) доверительном интервале составляет 75 миллионов к 1» (Radin. 1997. P. 70).

Эксперименты со сном основывались на предпосылке, что психическое влияние на мозг спящего будет сильнее, если уменьшить объем поступающей сенсорной информации. Парапсихолог Чарльз Хонортон, который тоже участвовал в Маймонидских экспериментах со сном, хотел разработать метод погружения испытуемых в искусственное состояние, в котором, как и во сне, имела бы место сенсорная изоляция. Это позволило бы исследователям более эффективно контролировать ход эксперимента, поскольку не нужно было бы ждать, пока человек заснет и войдет в фазу БДГ. Уильям Брауд, психолог из Хьюстонского университета, и Адриан Паркер, психолог из университета Эдинбурга (Шотландия) присоединились к Хонортону, и в результате их совместной работы появился так называемый метод «ганцфельд».

На разработку этого метода ученых вдохновили случаи измененного состояния сознания, дошедшие до нас из древних традиций. Радин писал: Хонортон, Брауд и Паркер заметили, что в рассказах о мистических, медитативных и религиозных состояниях часто встречаются описания разных видов психического опыта, и что связь между успокоением ума и спонтанным проявлением психических способностей была замечена очень давно. О ней говорилось еще в священных книгах Индии, Ведах. Например, в „Йога‑сутрах“ Патанджали – одной из первых книг по йоге, написанной, как минимум, 3,5 тысячи лет назад, – принимается как данность тот факт, что длительная практика с глубокими медитациями позволяет обрести всевозможные сиддхи , или психические способности» (Radin. 1997. P. 73). Утверждения об этом часто встречаются в ведической литературе. В Шримад‑Бхагаватам (11.15.1) сказано: «Верховная Личность, Бог, сказал: „Мой дорогой Уддхава, достичь йогических мистических способностей может тот, кто обуздал чувства, привел в равновесие ум, овладел дыханием и сосредоточился на Мне“». В ведической традиции Бога называют Йогешварой, владыкой всех мистических сил, и считается, что йог, успокоивший ум через сосредоточение на Боге, обретает сиддхи . Одну из них Шримад‑Бхагаватам (11.15.6) называет дура‑шравана‑даршанам  – способностью видеть и слышать на расстоянии. Вся 15‑я глава Одиннадцатой песни Шримад‑Бхагаватам посвящена сиддхам и тому, как их можно обрести. Интересно, что сиддхи считаются препятствиями на пути духовного развития, поскольку люди, которые обретают сиддхи , склонны пользоваться ими в эгоистических целях.

В методе «ганцфельд» реципиент находился в звуконепроницаемой комнате на удобном кресле с откидной спинкой. Глаза реципиента закрыты половинками белого шарика для игры в настольный теннис. На них направляется свет, что создает гомогенное зрительное поле. В наушниках реципиент слышит белый шум. Реципиент также делает несколько релаксационных упражнений, чтобы снять внутреннее напряжение. Таким образом достигается эффект гомогенного состояния пониженного сенсорного восприятия, которое по‑немецки называется Ganzfeld, что означает «целостное поле».

Пока реципиент пребывал в этом состоянии, отправитель, находящийся в другом месте, произвольно выбирал одно из восьми изображений (фотографию или кадр на видеопленке) и мысленно посылал образ реципиенту. Передача длилась 30 минут, и в это время реципиент постоянно рассказывал обо всех возникающих в его сознании образах, эмоциях и мыслях. В конце сеанса реципиенту показывали четыре изображения и просили выбрать из них то, которое ему передавали. Он выбирал изображение, которое наиболее соответствовало образам в его потоке сознания. Случайное совпадение возможно в 25 % случаев, однако результаты показали, что реципиенты правильно называли изображение гораздо чаще. Психолог Д. Д. Бем из Корнельского университета писал в 1996 году: «На данный момент организовано более 60 экспериментов с использованием метода „ганцфельд“. Выполненный в 1985 году мета‑анализ 42 исследований по методу „ганцфельд“, проведенных на тот момент в 10 независимых лабораториях, показал, что коэффициент попадания реципиентов в среднем составляет 35 %. Такой результат нельзя получить случайно, поскольку вероятность этого меньше одной на миллиард. Дополнительные анализы показали, что этот общий результат не мог объясняться выборочным обнародованием успешных результатов или неправильно проведенными экспериментами, когда реципиент мог получить искомую информацию традиционным путем» (Bem. 1996. Pp. 163–164).

Мета‑анализ 1985 года, о котором говорит Бем, проводился Хонортоном (Honorton. 1985). Второе изучение тех же случаев проводилось скептически настроенным Рэем Хайманом (Hyman. 1985a; 1985b). Даже Хайман был вынужден признать, что эти результаты не связаны с некорректной работой со статистикой, утечкой информации или обманом (Radin. 1997. P. 82). Хайман предположил, что проблему следует искать в неправильной рандомизации, хотя Хонортон и опроверг это предположение. Радин отмечал: «В данном случае десять психологов и специалистов по статистике писали комментарии к дебатам Хонортона и Хаймана и все (включая Хонортона и Хаймана) соглашались с тем, что результаты метода «ганцфельд» получены не случайно, не из‑за выборочных сообщений о положительных результатах и не из‑за утечки информации. Все, кроме одного убежденного скептика (Хаймана), также соглашались и с тем, что результаты были получены отнюдь не благодаря неправильному использованию рандомизации» (Radin. 1997. P. 83). Тем не менее, Хонортон в совместном с Хайманом официальном сообщении согласился изменить протокол экспериментов с учетом пожеланий Хаймана (Hyman, Honorton. 1986. Цитируется по: Radin. 1997. P. 84). Это было на руку исследователям, поскольку лишало Хаймана возможности в будущем предъявлять подобные необоснованные обвинения в некорректности результатов.

Выяснилось, что Хонортон с 1983 года проводил опыты по методу «ганцфельд», которые полностью соответствовали строгим условиям Хаймана – когда выбор изображения осуществлялся не экспериментатором, а компьютером. Вся процедура записи информации была автоматизирована. Реципиент находился в еще большей изоляции, и весь порядок проведения эксперимента и ведения протокола был проверен двумя профессиональными фокусниками, которые подтвердили, что обман в данном случае невозможен (Radin. 1997. Pp. 85–86). С 1983 по 1989 год 240 человек приняли участие в 354 экспериментах, проводимых по новой автоматизированной методике «ганцфельд» (Honorton, Schechter. 1987; Honorton et al. 1990). Успешные результаты были достигнуты в 37 % случаев. Достоверность результата, таким образом, составляла 45 тысяч к 1 (Radin. 1997. P. 86).

Хайман, скептик из скептиков, потребовал независимого повторения экспериментов (Hyman. 1991). Опыты Хонортона повторили несколько исследователей: Кэти Дальтон и ее коллеги с Кестлеровского отделения парапсихологии Эдинбургского университета; профессор Дик Бирман с кафедры психологии университета Амстердама; профессор Дэрил Бем с кафедры психологии Корнельского университета; доктор Ричард Бротон и его коллеги из Рейнского исследовательского центра в Дареме (Северная Каролина); профессор Адриан Паркер и его коллеги из университета Гетеборга (Швеция) и докторант Ренс Везельман из Института парапсихологии в Утрехте (Голландия) (Radin. 1997. Pp. 87–88). Общее количество опытов, документированных в 1985 году с использованием мета‑анализа и проведенных в 1983–1989 годах под руководством Хонортона, составляет 2549. «Общий коэффициент попадания составляет 33,2 %, а достоверность результатов превышает миллион миллиардов к одному», – пишет Радин (Radin. 1997. P. 88).

Совсем недавно Бем в соавторстве с Хонортоном опубликовал важный отчет об исследовании телепатии по методу «ганцфельд». Вот что говорилось об этом отчете в «Science News»: «Новые факты, подтверждающие существование того, что обычно называют телепатией… отличаются от многих других тем, что получили положительную оценку экспертов и были опубликованы в известном журнале по психологии» (Bower. 1994). В статье для «Science News» Бем писал: «Раньше я относился к подобным сообщениям скептически, но в данном случае мы придерживались строгих принципов проведения исследований, и полученные нами результаты значимы с точки зрения статистики. Мы надеемся, что наши открытия вдохновят других повторить эти результаты». Сам отчет был опубликован в январе 1994 года в «Psychological Bulletin». Бем и Хонортон с помощью статистического мета‑анализа объединили результаты 11 экспериментов с 240 испытуемыми. Коэффициент попадания составлял 1 к 3, тогда как при случайном совпадении он составляет 1 к 4. А в одном из экспериментов, в котором в качестве испытуемых участвовали 29 студентов театральных, музыкальных и балетных учебных заведений, коэффициент попадания составил 1 к 2. Одним из рецензентов статьи в «Психологическом бюллетене» был Роберт Розенталь, психолог из Гарварда. Он писал: «Статья Бема и Хонортона изобилует статистическими данными, поэтому результаты их исследования нельзя проигнорировать» (Bower. 1994).

Однако и на этот раз не все поверили фактам. На лекции по парапсихологии в Королевском институте 5 февраля 2000 года, на которой мне довелось присутствовать, психолог Ричард Уайзмен из Хартфордширдского университета утверждал, что его собственный мета‑анализ проведенных после 1987 года опытов по методу «ганцфельд» дал общий коэффициент попадания 27%, что, по его словам, не превышает уровень случайного ожидания. При этом он признал результаты исследования, которое один из его коллег провел вскоре после того. В нем коэффициент попадания последних опытов от 1997–1999 годов составил 37 %. Подводя итог сказанному, можно предположить, что опыты по методу «ганцфельд» действительно подтверждают существование у испытуемых сверхъестественных способностей.

Современные исследования психокинеза

Теперь, когда мы рассмотрели некоторые из последних исследований в области дистанционного зрения и телепатии, стоит обратить внимание на еще один феномен – психокинез, который, по моему мнению, объясняется влиянием на материю такого тонкого элемента, как ум. В XIX и начале XXвека выдающиеся ученые сообщали о таких исключительных проявлениях макро‑психокинетического эффекта, как летающие столы. Позже исследователи сосредоточились на воспроизводимых микро‑психокинетических эффектах.

Одним из примеров таких исследований являются эксперименты с игральными костями, когда испытуемые пытались мысленно повлиять на результат. В 1989 году психологи Диана Феррари и Дин Радин, работавшие тогда в Принстоне, выполнили мета‑анализ всех подобных экспериментов, о которых сообщалось в опубликованных на тот момент англоязычных журналах (Radin, Ferrari. 1991). Они обнаружили 73 отчета 52 разных исследователей, опубликованные с 1935 по 1987 год. Всего эти отчеты охватывали 2,6 миллиона бросков игральной кости, выполненных 2 569 испытуемыми в рамках 148 экспериментов. В отчетах также содержались результаты контрольных исследований, когда испытуемые не пытались оказывать мысленное влияние на результат броска. Коэффициент попадания в случае контрольных исследований составил 50,02 %, тогда как коэффициент попадания в случае экспериментов составил 51,2 %. Радин писал: «Это не так много, но по статистическим данным достоверность результата составляет более миллиарда к одному» (Radin. 1997. P. 134).

Радин и Феррари подвергли статистические результаты тщательному критическому рассмотрению. Может быть, все дело в том, что большинство положительных результатов сконцентрировалось лишь в отдельных экспериментах из множества? После исключения из базы данных исследований с наиболее успешными результатами выяснилось, что все равно оставшиеся исследования позволяют говорить о положительном результате с достоверностью более 3 миллионов к 1. А может быть, это следует объяснить тем, что большинство положительных результатов сконцентрировалось в большом количестве исследований, проведенных отдельными исследователями? Радин и Феррари обнаружили, что, даже если исключить из базы данных тех исследователей, которыми была проведена основная масса исследований, то результаты все равно останутся положительными, причем их достоверность составит миллиард к 1. Тогда не объясняются ли положительные результаты замалчиванием неудачных экспериментов? Однако чтобы свести на нет положительные результаты, должно существовать 17 974 неопубликованных отчета о неудачных исследованиях. То есть на каждое опубликованное исследование должно приходиться 121 неопубликованное (Radin. 1997. Pp. 134–135).

Одной из проблем, существовавшей в первых экспериментах и признаваемой исследователями, была тенденция, в соответствии с которой большие цифры (в особенности «шестерка») выпадали чаще, чем маленькие. Дело в том, что сторона игральной кости с шестью точками легче, так как каждая точка находится в небольшом углублении. Это делает соответствующую сторону легче и повышает вероятность того, что выпадет именно она. Поэтому, если перед испытуемыми стоит задача попытаться сделать так, чтобы выпала «шестерка», то они чаще будут получать нужный результат, но не из‑за своих сверхъестественных способностей, а из‑за того, что «шестерка» естественным образом выпадает чаще. Тогда исследователи стали вести протоколы экспериментов, где учитывалось тщательно регламентированное изменение искомой цифры. Из 148 исследований в общей выборке, которую анализировали Радин и Феррари, в 69 исследованиях такие протоколы велись. Авторы писали, что и в этих исследованиях «все равно присутствовали убедительные свидетельства влияния ума на материю, а достоверность результата превышала триллион к одному» (Radin. 1997. P. 137).

0|1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|11|